Я низко опускаю голову, и Кэт поглаживает меня по спине, пока я рассказываю Пэтти всю правду.

― Мы купались нагишом, и мы были... ну ты понимаешь, ― говорю я, надеясь, что она догадалась.

― Нет, Уилл, я не знаю, я не могу предположить. Ты должен рассказать мне все, пожалуйста.

Я вздыхаю.

― Мы занимались любовью в пруду, и мы были голые.

― Что вы делали? ― кричит она сквозь линию передачи, ― и в общественном месте? Уилл, дорогуша, ну же, ведь у вас обоих больше здравого смысла, не так ли?

Я сглатываю и выдыхаю.

― Предполагалось, что это будет уединенно, и я не понимаю, как кто-то узнал, что мы были здесь. Мы приехали отдельно, как ты и сказала нам. Я приехал сам, а Кэт взяла такси, ― объясняю я, пытаясь почувствовать себя лучше, но это не срабатывает.

Пэтти громко вздыхает в телефон.

― Я посмотрю, что можно сделать, но Уилл, если ваши фото опубликуют, то не уверена, что многое можно будет изменить, ― говорит она, ― вы оба должны лучше понимать ситуацию. Теперь вы публичные люди. Вы являетесь суперзвездами, и за свою популярность необходимо платить. Когда вы шли на это, то все знали. Не могу сказать, что счастлива от вашего поведения. Собственно говоря, я такая злая, чертовски злая, и разочарована в вас обоих.

― Пэтти, я все понимаю. И спасибо за то, что ты сможешь сделать, ― говорю я и кладу трубку.

Кэт смотрит на меня пристально.

― Так что она сказала?

― Ну, она не очень довольна нами. Это совершенно точно.

Я плюхаюсь обратно на кровать. Кэт подходит и прижимается ко мне. Я обнимаю ее и целую в макушку. Я чертовски уверен, что не собираюсь повторять слова Пэтти, Кэт и так уже достаточно уязвима во всей этой ситуации.

― Что, если у них есть твои фотографии, когда ты голый выходишь из пруда? ― спрашивает она меня тихонько.

― Меня это не волнует. Все нормально до тех пор, пока у них не появятся твои фотографии.

Я не вынесу, если еще хоть кто-то один увидит ее обнаженной, а что говорить, если чертов целый мир.

Она моя, и только я имею право видеть ее красивое нагое тело.

Черт, я сойду с ума, если они получат ее фотографии.

Некоторое время мы лежим в обнимку, затем Кэт садится.

― Я хочу есть, ― говорит она, как ни в чем не бывало.

― Ну, тогда давай накормим тебя.

Мы встаем и идем на кухню. Я достаю несколько отбивных из холодильника, и, сообща, мы готовим ужин. Я решаю обжарить стейки на сковороде, чтобы не рисковать своим появлением на улице для приготовления их на гриле, на случай, если там еще какие-нибудь незваные гости. Кэт занимается картошкой. Уж не знаю, что она там делает, но запах идет изумительный. Вижу, как она кладет немного меда в уже отваренную морковь и перемешивает все вместе. Морковь карамелизуется. Кэт стоит рядом со мной, помешивая морковь в меду, и рукой задевает меня, посылая искру, какая обычно возникает между нами. Она поворачивается ко мне. И от сияющего блеска ее зеленых глаз я улыбаюсь. Я невольно облизываю губы и наклоняюсь поцеловать эту прекрасную девушку. Она страстно целует меня в ответ, и, прежде, чем я что-либо осознаю, роняю щипцы из рук и прижимаю ее к чертову холодильнику. Я закидываю ее правую ногу себе на талию, направляя свой уже очень твердый член к ее бедрам. Кэт стонет, наши языки переплетаются в поцелуе. Она перебирает мои волосы, пока я трусь своими бедрами о ее. Низкий рык вырывается у меня. Внезапно нас отбрасывает друг от друга визжащий таймер духовки. Кэт смеется и опускает ногу на пол.

Блин!

Я трясу головой, пытаясь переключить себя. Мои штаны вдруг резко стали мне узкими.

― Неужели нам так тяжело контролировать себя? ― спрашивает она, что заставляет меня хихикать.

― Я вообще не могу контролировать себя, когда дело касается тебя, ― отвечаю я честно. Она наклоняется и достает лоток из духовки. Вот дерьмо, только посмотри на этот абсолютно охрененный кусочек задницы прямо передо мной.

Да, верно, мои штаны так сильно растянулись, что стали похожи на чертов флагшток.

― Так, это готовится. Когда стейки будут готовы? ― спрашивает она, помешивая морковь еще раз.

Дерьмо, лучше вернуться мыслями обратно к мясу.

― Думаю, они готовы.

Я перекладываю их нам на тарелки, Кэт добавляет картофель и морковь. Мы накрываем стол. Я достаю бутылку ее любимого шампанского Bollinger La Grande Année Rose Brut. Беру фужеры, подхожу к столу, сажусь рядом и наполняю бокалы. Мы поднимаем тост.

― Тост... за успешную серию «Ночного странника» и за нас, ведь мы так идеально подходим друг другу, ― говорю я, и мы чокаемся бокалами.

― За это стоит выпить, ― отвечает Кэт и делает глоток прохладного освежающего напитка.

В моей голове крутится мысль, будет ли нам всегда так чертовски хорошо вместе?

Я делаю еще один глоток шампанского и слышу, как хлопнула дверца машины. Я смотрю на Кэт, услышала ли она этот звук тоже.

― Мы кого-то ждем? ― спрашивает она.

Я качаю головой. Мой пульс слегка учащается при мысли, что там кто-то есть. Я встаю и иду к кухонному окну, отдергиваю штору и вглядываюсь. Естественно, там стоит черный фургон и двое журналистов на крыльце.

Дерьмо!

― Кто это?

Я смотрю на Кэт, и по моему взгляду она понимает, что новости не очень приятные.

― Лучше я позвоню Пэтти. Она снова…. расстроится, ― говорю я и иду за телефоном. Мне совершенно не хочется делать этот телефонный звонок. Услышав, что у нас на пороге сидят папарацци, она приходит в бешенство.

― Уилл, опять? Лучше бы тебе не быть в беде, ― отвечает Пэтти.

Я делаю глубокий выдох.

― Уилл, что случилось, дорогой?

― Пэтти, здесь двое мужчин расположились с камерами перед нашей входной дверью. Шторы закрыты, двери и окна тоже заперты. Но, независимо от того, что произойдет, если они не уйдут до завтра, тогда точно увидят нас, покидающими коттедж вместе, и тогда я ни черта не могу с этим поделать.

Я слышу, как Пэтти снова вздыхает.

― Господи, дай мне сил. Вы оба ― самые худшие «просто друзья», вы знаете, ― говорит она в шутку. ― Дайте подумать, что сделать, я вам перезвоню. Что бы вы ни делали, не выходите на улицу, не открывайте двери или окна. Просто ведите себя сдержанно и не привлекайте внимания. Можете сделать это для меня, пожалуйста?

Уилл кладет трубку и смотрит на меня.

― Она перезвонит позже, но сейчас мы должны держаться, ― говорит он с сокрушенным взглядом. ― Извини меня, я ни за что не хотел, чтобы наш маленький отдых был разрушен этими мудаками снаружи. Я хотел, чтобы проведенное вместе время было особенным и беззаботным.

― Я знаю. Не терзай себя. На данный момент мы немного популярны, а значит, ограничены тем, что нас будут преследовать, куда бы мы ни пошли. Нам следовало отнестись к этому более серьезно. Так что это не твоя вина.

Могу с уверенностью сказать, что он винит себя, и не знаю, какие слова подобрать, чтобы заставить его почувствовать себя лучше. Здесь нет ничьей вины. Мы должны были быть более осторожными. Одно точно, в следующий раз будем знать лучше.

― Хорошо, ― говорю я, встаю и отношу тарелки в раковину.

― Пойдем со мной.

Я тащу его наверх в кровать.

― Давай уютно устроимся в постели и посмотрим телевизор.

Уилл ложится на кровать и кладет телефон на приставной столик. Я беру пульт, забираюсь под одеяло, крепко прижимаюсь к нему и передаю управление телевизором Уиллу. Он останавливается на развлекательной программе, а я практически отключаюсь, обнимая своего любимого мужчину.

На улице хлопает еще несколько автомобильных дверей, и я слышу общую болтовню внизу. Уилл сильнее прижимает меня к себе, я чувствую, как его тело напрягается. Он вздыхает, наклоняется и, глядя в телевизор, делает звук громче.