Таким образом, зародившись на Балканах, распространяется по всей Восточной Европе своеобразный тип культурного и общественного деятеля — исихасты шли «в мир». Это были монахи, прошедшие суровую выучку у опытных «старцев», знающие цену культуре, неплохо образованные. Они сочиняли богословско-полемические трактаты, гимны и молитвы, писали иконы, переводили с греческого на славянский священные книги. Исихасты становились во главе монашеских общежитий, церковных общин городов.

Киприан разделял мировоззрение исихастов и активно участвовал в общественно-политической деятельности, претворяя идеи учения в жизнь. Интересны социально-этические взгляды исихастов. Они никогда не стремились к власти ради самой власти. Власть для них была лишь средством самозащиты. Так, Филофей стал патриархом, чтобы остановить репрессии против исихастов. Он стремился воссоединить православные государства вокруг своей кафедры, чтобы защитить православие от нарастающего натиска католицизма и мусульманства. Исихасты не посягали на чужое — не вели миссионерской деятельности, не насаждали силой своего понимания мира. Насилие, как средство идеологической борьбы, было для них неприемлемо. Они делали ставку на пропаганду, на убедительность своих доводов в ходе открытой полемики. Видимо, именно эту систему ценностей и воспринял Киприан, который вскоре после прибытия в Константинополь был замечен патриархом и вскоре стал его доверенным помощником. Идея Филофея об объединении православных государств стала для Киприана руководством к действию. Эту мечту он будет воплощать всю свою жизнь.

В конце 1372 года Киприан по поручению патриарха Филофея прибыл в Великое княжество Литовское, где сблизился с Литовским князем и с членами великокняжеского совета — «рады». С ними Киприан вступил в «тесный союз». Видимо, наслушавшись, как литовские князья характеризуют митрополита Алексия, Киприан не решился поехать к нему в Москву. Вместо этого он поехал в Тверь к князю Михаилу Александровичу и находился там до весны 1374 года.

Тверь в это время находилась в тесном союзе с Литвой и не прекращала военных действий против московского князя. Так, под 1373 годом Московская летопись сообщает, что «князь Михайло Тверской подвел рать Литовскую в тайне, князя Кейстута с сыном Витовтом, князя Андрея Полоцкого, князя Дмитрия Друцкого и иных князей литовских, а с ними Литва, Ляхи, Жемоть. И пришли изгоном, без вести… к граду Переяславлю-Залесскому, и посад около города и церкви и села пожгли, города же не взяли, а бояр и людей множество полонили, а иных побили, а имения пограбили и отошли с великой корыстью».

Однако уже к осени 1373 года между враждующими сторонами устанавливается мир. Возможно, тогда же московский и литовский князья договорились о совместных действиях против Мамая.

Видимо, полученное до того Алексием неофициальное послание патриарха содержало не только увещевания, но и угрозы, которые вынудили митрополита предпринять ряд мер. Алексий снял с князя Михаила Тверского наложенное ранее отлучение от церкви, и тверской князь, как и литовские, с Алексием примирился. В конце зимы 1374 года, в Великий пост, Алексий поставил «епископом Суздалю и Новгороду Нижнему и Городцу» (владения князя Дмитрия Константиновича Нижегородского) «архимандрита Печерского монастыря именем Дионисия». Только после этого митрополит выехал из Москвы в Тверь, где его уже ждал Киприан. 9 марта в Твери Алексий тоже поставил нового епископа — Евфимия.

И Евфимий и Дионисий — сторонники той политической линии, проводником которой был Киприан. Таким образом, Алексий продемонстрировал свое подчинение указаниям патриарха о примирении. А затем Алексий с Киприаном вместе поехали из Твери в Переяславль-Залесский — город московского великого князя Дмитрия Ивановича. В Переяславле Киприан познакомился с игуменами Сергием Радонежским и его племянником Феодором Симоновским, и, судя по всему, они оказались единомышленниками. В дальнейшем между Сергием Радонежским, Феодором Симоновским и Киприаном завязывается дружеская переписка.

В 1373 году «князю великому Дмитрию Московскому было розмирие с татарами и с Мамаем». Дмитрий прекратил выплату Мамаю ордынской дани.

В «розмирие» с татарами вступила не только Москва, но и Литва. Осенью 1373 года Литва предприняла поход на татар: «ходили Литва на татар, на Темеря, и был между ними бой».

В ноябре 1374 года собирался общекняжеский съезд в Переяславле-Залесском. «Был съезд велик в Переяславле, отовсюду съехались князья и бояре и была радость великая во граде Переяславле». Поводом для созыва князей послужило рождение 26 ноября 1374 года второго сына московского князя, Юрия. Мало сведений сообщается в летописи о представительстве съезда. Известно, что приехал князь Дмитрий Нижегородский «с своею братией и со княгинею и с детьми, и с бояре, и с слугами», а также митрополит Алексий и игумен Сергий Радонежский. Отсутствовал на съезде тверской князь.

Неизвестно, где в это время находился сам Киприан. Возможно, в это время он был в Литве. Примечательно, что крестил новорожденного княжеского сына Юрия Сергий Радонежский, впоследствии проявивший себя как единомышленник Киприана.

Во время съезда «новгородцы Нижнего Новгорода побили послов Мамаевых, а с ними татар с тысячу, а старейшину их именем Сарайку руками яша и приведоша их в Новгород Нижний и с его дружиною». Таким образом, созданный усилиями патриарха и Киприана антиордынский союз православных князей начал действовать.

В 1373 году резко обострились отношения рязанского князя с Мамаем: «Пришли татары ратью из Орды от Мамая на Рязань, на великого князя Олега Ивановича, и грады его пожгли и людей многое множество избили и пленили, и со многим полоном отошли восвояси».

Интересно, что узнав о набеге Мамая на Рязань, московский князь Дмитрий Иванович со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем двинули рати к Оке, но не на помощь рязанцам, а для защиты собственных земель. Похоже, Дмитрию Ивановичу было чего опасаться. Ведь к 1373 году московский князь прекратил платить дань Мамаю. Олег Иванович тоже не заплатил татарам. Может быть, какие-то известия об очередной смене власти, пришедшие из Сарая, подтолкнули рязанского князя на этот опрометчивый шаг. По свидетельствам летописей в 1372–1373 годах «в Орде замятня была, и многие князья Ордынские между собою избиены были, а татар бесчисленно паде».

Но если Олег Рязанский и договаривался с Дмитрием Московским совместно не платить дань, то помощи от московского князя во время набега татар не дождался. Отношения Москва — Рязань оставались напряженными. Так или иначе, но после 1374 года в конфликт с Мамаем вступили почти все русские великие князья.

В марте 1375 года состоялся новый съезд князей уже в несколько ином составе. Князя Михаила Тверского на нем снова не было. Пока князья совещались в Переяславле, 5 марта из Москвы в Тверь бежали Некомат Сурожанин и Иван Васильевич Вельяминов. Они о чем-то беседовали с князем Михаилом Александровичем и поехали из Твери в Мамаеву Орду. Сам тверской князь после этого срочно уехал в Литву, к своему родственнику великому князю литовскому Ольгерду.

31 марта князь Василий Дмитриевич Кирдяпа, старший сын Дмитрия Константиновича Нижегородского, послал в Нижний Новгород «воинов своих и повелел Сарайку и его дружину розно развести». В более поздней летописи о том же сказано откровеннее: князь послал воинов «убить Сарайку и дружину его». Понятно, что Василий Дмитриевич выполнял общее решение князей, принятое на съезде.

Рассмотрим подробнее ситуацию с Сарайкой. На Русь едет посольство из Орды. Только недавно, в 1371 году, великий князь Московский и Владимирский Дмитрий Иванович считал Мамаева ставленника в Орде законным государем и ездил к нему, за огромные деньги перекупая ярлык на великокняжеский стол. Значит, это не что иное, как нападение на представителей законной власти. Далее, дружину посла берут в плен. Видимо, на почетных условиях, с сохранением оружия (даже не отняли луки!). Татар не развели врозь, и жили они в черте города, под небольшой охраной. Только этим попустительством можно объяснить, почему пленные татары оказали столь активное сопротивление: Сарайка «взбежал на владычен двор со своею дружиною, и зажег двор и начал стрелять в людей, и многих уязвил людей стрелами, а иных смерти предал, и захотел еще и владыку застрелить и пустил на него стрелу. И прошла стрела, коснувшись оперением только края подола мантии епископа. Это захотел окаянный и поганый того ради, дабы не одному ему умирать; но Бог заступился за епископа… Сами же татары тут все были убиты, и ни один из них не уцелел».