В одном из окон она увидела профиль худощавого молодого человека, говорящего с кем-то. Этот кто-то был небольшого роста, со светлыми волосами.

«Так и есть, – подумала Ольга. – Это белобрысая голова Питера. Значит, вот кому он передал письмо Цебеша... Интересно, что общего у этого голодного студента с горящим от возбуждения взором с моим „дядей“?

Письмо пришло в трактир. То есть они с Цебешем заранее условились... Он наверняка алхимик или еще какой-нибудь оккультист, иначе не понял бы ничего из письма.

Неужели яйцо?.. Он привез Цебешу яйцо, и теперь... Или это один из сообщников, которые будут помогать ему в ритуале?»

Тем временем Питер уже выскочил из двери и вприпрыжку побежал по улице, даже не оглянувшись на Ольгу.

– Ну что? – Она догнала его и схватила под руку.

– А?.. – Мальчик вздрогнул. – Все в порядке. Он написал ответ и заплатил мне за доставку... Что печать сломана, даже не заметил.

– Давай письмо. Мне нужно знать, о чем они договорились.

– Он запечатал свиток. Ваш-то дядя точно заметит, если вы вскроете.

– Не заметит.

– Если заметит, он голову мне оторвет!

– Не оторвет. Он... добрый. А ты получишь два талера. Итого у тебя будет шесть. И еще мелочь, которую они тебе платили. Ты только представь себе, что на эти деньги сможешь купить.

– Четыре. И пусть тогда пан отрывает мне голову.

– Три. В этом письме, скорее всего, тоже какие-то каракули. Но мне нужно убедиться... Или неси его так.

– Ладно, – сдался Питер, – три.

В одном из переулков, по дороге в трактир, монеты перекочевали ему в ладонь, и Ольга вскрыла письмо.

– Так и есть. Каракули... Малая Кожевенная, это где?

– Да мы по ней шли. Вон, – показал он рукой. – Значит, какая-то польза есть?.. Зачем вы следите за ним? Думаете, он любовницу тут завел?

– Нет. Думаю, он спутался с дурной компанией, – нашлась Ольга. – Я хочу его оградить, но дядя очень упрям. Он совсем не советуется со мной. Не говори ему, что это я вскрывала письма. Ни за что не говори... Если вдруг он обнаружит, скажи, что сам вскрыл, просто из любопытства.

– Если он обнаружит и побьет меня, с вас еще два талера, пани Мария.

Ольга пыталась обдумать то, что ей удалось прочитать: «Значит, Малая Кожевенная. Завтра в полдень. Интересно, что могли означать эти цифры: двенадцать тысяч и лев. Это цена? Или вес товара в граммах? Надо будет за ним проследить. Если я буду просто сидеть сложа руки, то как смогу помешать ему? Не дожидаться же мне, пока он вырастит своего василиска... Господи, где же Ахмет? Неужели он меня совсем потерял? Неужели никаких следов не осталось?»

– А вот и трактир. Отдохнем, перекусим и через час двинем дальше. – Уно натянул поводья. Телега остановилась у самых дверей.

– Стойте! Стойте, именем Господа нашего! – Зеленые кокарды на широкополых шляпах. – Полиция Христа! Не прикасаться к оружию. Сойти с телеги и отвечать на наши вопросы. – Всадники, выскочившие неожиданно из узкой улочки и окружившие телегу, имели вооружение конных аркебузиров: легкие пищали, шпаги и кирасы.

– Не трогайте оружие, ребятки, и сидите спокойно, – ровным голосом, по-немецки сказал Уно. – Что вам угодно, господа, и кто из вас главный?

– Лейтенант полиции Христа, Ульбрехт Бибер, – представился один из аркебузиров. – Имею предписание осматривать всех подозрительных на этой дороге. Предъявите свои документы.

– Документы?.. Вот. – Уно достал откуда-то из-за пазухи пакет и протянул его лейтенанту.

– Хорошо. Слезьте все-таки с телеги.

– И не подумаю, – улыбнулся Уно, – я имперский офицер, нахожусь при исполнении и не собираюсь делать вещи, противные моему достоинству. Вы вправе потребовать документы, удостоверяющие наши личности. Но подвергать нас обыску или аресту не смеете. Нападение на людей, действующих от имени императора, а значит, и на самого императора вряд ли входит в вашу компетенцию, мой друг.

– Вы и есть лейтенант Умберто Пертичи? – осведомился Ульбрехт, бегло осмотрев документы.

– Он самый, – кивнул Уно. – А это Антонио Дураццо и Марио Тэцини, мои помощники. Мы второй год служим в императорской армии, а до этого выполняли весьма важные поручения для многих высокопоставленных особ... Надеюсь, мы можем ехать?

– Почему вы находитесь вне места дислокации вашего полка? Дезертиры?

– Еще одно слово, лейтенант, и я буду вынужден вызвать вас на поединок! – вскинулся Уно. – Вполне уместно потребовать с нас объяснений, но весьма оскорбительно подозревать нас в дезертирстве. Пока существует наш полк и пока император платит нам жалованье, мы будем честно служить и никому не позволим...

– Ладно, ладно... Так почему же вы сейчас не там, где ваш полк?

– Отправлены со специальным поручением.

– Сопроводительные бумаги есть?

– Это специальное, секретное поручение, – медленно и внятно, словно глухому, повторил Уно. – Идет война, если вы вдруг, сударь, не знаете. Мы по поручению полковника отправлены в Линц и, если понадобится, далее, для совершения ряда действий, о которых я не собираюсь ставить в известность каждого встречного... Что вас настораживает, я не пойму? Вы всех проезжих так проверяете или только к нам решили придраться? Кажется, полиция Христа ловит еретиков? Так мы не протестанты, уж будьте спокойны.

– Вы все итальянцы?

– А разве не видно? – Уно широко и доброжелательно улыбнулся и перешел на итальянский. – Вы понимаете по-нашему, сеньор? Уберите своих солдат с дороги, нам пора ехать.

– Что нам сделать, Умберто, чтобы нас отпустили? Мне уже надоело любоваться на этих аркебузиров, – по-итальянски произнес Ду.

– Прекратите переговариваться! Раз вы задержаны в Германии, извольте говорить на немецком языке! – вспылил лейтенант.

– А? Я не специально, сеньор. Мы всегда между собой на итальянском говорим, – перешел Ду на немецкий. – Я просто хотел сказать, – он косо глянул на Тэрцо, – не только вам этот парень кажется слишком черным. Но если вы решили, что он турок, то... Понимаете, его матушка – коренная неаполитанка и...

– Ты хотел сказать, что моя матушка согрешила с турком?! – по-немецки заорал Тэрцо, хватая Ду за ворот и изливая на его голову поток немецко-испано-итальянских ругательств.

– Да я выгородить тебя пытаюсь, с твоим носом! – по-итальянски взвыл Ду, уворачиваясь от кулака Тэрцо и лупя его самого локтем в плечо.

Однако Тэрцо это не остановило. Он, схватив за ногу, сбросил Ду с телеги и прыгнул на него сверху с криком:

– Вот я сейчас тебе самому нос поправлю! – на что Ду незамедлительно ответил витиеватыми ругательствами и пинками.

– Прекратить! – возмущенно завопил лейтенант полиции Христа.

– Нет, ты мне ответишь за нос, каналья!

– А ты мне за нос и за мамочку, сын собаки!

– Попробуй только коснуться моего носа, и я размозжу тебе череп, засранец...

На вопли и драку уже собралась поглазеть изрядная толпа, начавшая даже теснить аркебузиров. Да и сами они смотрели теперь на троицу задержанных не как на потенциальных еретиков, а как на сумасшедших итальянцев, ни с того ни с сего устроивших у них перед носом скандал.

– Прекратить, я вам говорю!.. Умберто, что вы смотрите, они же поубивают друг друга! – И лейтенант инквизиции, спрыгнув с коня, бросился их разнимать.

– Синьор лейтенант! Дайте им выпустить пар, они же... А ведь я говорил! – Лейтенант уже полетел на землю, получив удар в живот от Тэрцо, которого он пытался ухватить за руки.

– О мама миа! – Уно соскочил с телеги и бросился на помощь Ульбрехту. – Антонио, Марио! Баста, синьоре! – И когда Ду еще раз уронил на землю подвернувшегося под руку лейтенанта, Уно саданул его кулаком в нос. Затем он, ловко подловив Тэрцо за руку, опрокинул его в грязь. – Все. Баста! Еще одна драка сегодня, и я по приезде в полк отправлю вас на гауптвахту! – прорычал он по-немецки.

Ду, утирая кровь из разбитого носа, а Тэрцо, прихрамывая, отступили к телеге. Уно склонился над лейтенантом Ульбрехтом, помогая ему подняться.