Что-то он напишет?!

Все шло своим чередом.

В обычные сроки будущий Величайший начинал агукать, гулить, обзаводиться первым зубом, учился сидеть и ползать. И вот он выговорил Слово…

Событие было зафиксировано. Вскоре родителей пригласили на СВУП — Совет Выдающихся Умов Планеты.

Председатель СВУПа, моложавый академик ста семи лет, чемпион африканского региона по фигурному дельтапланеризму, начал свою речь без вступлений: время каждого из присутствующих в зале и сидящих у видеофонов было одной из величайших ценностей Планеты.

— Зачитываю анкету БЭАМа, серия тысяча сто пятнадцать, номер триста пятьдесят, призвание — поэзия, возможный уровень достижений наи-наи-наи… — Усмехнувшись, академик объяснил: — Операторы решили, что машину заело, но техник сказал, что все в порядке. После проверки еще десять «наи» и потом уже «высший». Сами понимаете, результат небывалый, в виде исключения, прогноз был продублирован, БЭАМ повторил его без отклонений!

Академик сделал паузу и, словно взяв разбег, продолжал:

— Всем ясно: высочайший уровень достижений всего лишь возможность. История знает гениев, не раскрывшихся вполне и вовсе не явленных миру. Такое случалось в прошлом, у нас не должно! И наша задача — создать режим, оптимально благоприятный для того, чтобы великая возможность, дарованная природой, осуществилась на уровне совершенства. Как этого добиться? Какие методы воспитания и обучения должны применяться?

На пульте вспыхнула зеленая искра, Председатель нажал кнопку, осветился экран видеофона — появилось лицо Профессора.

Человек этот, фанатично преданный литературе, пренебрегал ради нее даже спортом и в свои шестьдесят пять выглядел уже немолодым: контактные линзы поблескивали на его глазах, шевелюра на висках отступила.

Он тоже говорил кратко:

— Не может быть двух мнений: будущему гению лирики должно дать дисциплинирующее воспитание, чтобы ввести разлив его эмоций в русло и гармонизировать музыку души; образование, естественно, сугубо литературное. С детских лет погрузим его в океан Поэзии! Сонеты гениев былого — его колыбельная. В играх ни шагу без мелодического, рифмой окрыленного слова!

Таково мое мнение и, надеюсь, многих единомышленников.

Новое сверкание зеленой искорки. Встал Главный Психолог Северного полушария:

— Только не мое! Должен предупредить: при таком индексе восприимчивости, какой отметил БЭАМ у Сергея Петрова, все это чужое может быть принято и осознано как свое! И мы вместо гениального Создателя вырастим Интерпретатора! Вместо нового, неслыханного Слова прозвучит еще один вариант классических образцов. Я предупредил!

— Нет, нет и нет!

Это выкрикнул, не прося слова, порывистый и кипучий Поэт, Лауреат обоих полушарий. Не обращая внимания на предостерегающий жест Председателя, он продолжал запальчиво, словно ставя восклицательный знак после каждого слова:

— Было, знаем! Обрушатся… всей громадой… тысячелетия! Гений за гением! И ты — вечный ученик! А вернее — копиист! Подражатель, вольный или невольный! А потом еще напичкают теорией — законы, правила! Три единства! Ружье, висящее в первом акте, должно выстрелить в третьем! Разъяснят, дожуют до полной потери вкуса! И получается — у литературно образованных не свое, цельное, а лоскутное одеяло из обрывков чужого! Из расхожих образов и затрепанных слов!

Председатель нажал кнопку, раздался мелодичный звон. Поэт хмуро замолк.

— Что вы предлагаете, конкретно? — спросил Председатель.

Оратор снова оживился:

— Хватит с нас литературы — от литературы! Не нужно ему никакого стиховедческого образования! Пусть останется взвихренным и угловатым! Пусть в ритмах его стихов отзовутся валы моря и порывы ветра! И мы услышим первозданное слово Поэта — кристалл жизни!

Из дневника профессора педокорреляции (ППК)
Запись первая

Ура, ура и еще раз ура! Никак не могу опомниться — за что такая честь? Именно я назначен Воспитателем Величайшего! Разумеется, все многообразие педокоррелятивной работы не сведется к основным принципам, выработанным СВУПом в результате двухнедельной дискуссии. Кстати, вот они:

а) источник поэтических впечатлений для Величайшего — природа, как можно более первозданная;

б) источник языка — все сокровища литературы, за исключением поэзии как таковой;

в) круг общения: Воспитатель, родители, учителя, библиотекари, фольклористы, сверстники (по особому отбору);

г) главный запрет — ни одной поэтической строки, произнесенной в присутствии Величайшего.

Я со своей стороны внес уже некоторые дополнения и уточнения: никаких колыбельных, потешек и прибауток со стороны матери. Что касается сверстников, то, видимо, из двенадцати миллиардов, населяющих планеты Солнечного Ареала, можно будет найти десятка два ребятишек, абсолютно лишенных поэтического слуха, которые никак не сумеют не то что сочинить запомнить хоть четыре рифмованных строки.

И еще, учитывая пока не изжитые у некоторых забывчивость и непоследовательность, я попросил специалистов по психотехнике подкрепить запрет на поэтическое слово в присутствии будущего Величайшего мерами технического порядка. И они обещали полный контроль.

Нас поместили в заповеднике «Лесная школа». Только здесь стало понятно, как мало я видел в жизни природы!

Здесь есть река, не заключенная в трубу, не обрамленная набережными. Ее извивам нельзя найти геометрических соответствий. Эта зеркальная лента повторяет все краски земли и неба, дарит им переливчатый блеск, она тихо зыблет отражения деревьев.

Вечерами по реке льется расплавленное золото заката.

Стоп, Профессор! Вы только что чуть не процитировали запретное…

Запись вторая

Все идет без осложнений. Я пишу в отчетах: «Аппетит в норме. Аппетит выше нормы. Игровая деятельность активизируется».

По общим отзывам, растет нормальный, здоровый ребенок. Бегает, кричит, падает — как все. И говорит…

С каким трепетом я отмечаю эту уверенную властность в овладении чудом родной речи! Владыка суффиксов и флексий, он вносит в нее порядок и симметрию. Заяц — зайчиха? Значит, «поросенок и поросиха». «Кончилась темнота, теперь светлота». «Петя — толстяк, а я тоняк!» «Окно можно занавесить и разнавесить…»

Запряжет любую морфему, если надо выразить чувство: «От машины пахло бензином-пребензином! А ракетоплан пролетал низочко. Мамы не было — я ее везде-вездешенько искал!»

Или вот такая сравнительная характеристика, выданная мне и самому себе: «Я много говорю и тихо ем, а вы многотихный и быстроемный!»

Запись третья

Здесь есть лес — не парк, а настоящий, без тропок.

Пробираемся меж деревьев. Ели загораживают дорогу обвисшими широкими рукавами. Молодые елята тычут зелеными пальчиками: «Люди, люди!»

Выходим на луг. Березы на взгорке словно струятся и текут под ветром зеленая река, вознесенная в небо…

Сережа…

Он свой и в лесу, и в стрекочущем таинстве луга. Для него все вокруг живое, как мы. «Дуб задрал свои черные руки. Ветер подул, озеро затанцевало. У дождя ноги длинные: от неба до земли».

Первобытный антропоморфизм сродни поэтическому одухотворению природы.

Да, он Поэт. Будущий…

Запись четвертая

Жадно читает. «Я хочу триста миллионов толстых книг».

Населяет мир образами книг, искусства. Листья в луже — «золотые рыбки». Дивный свет зари, окрасившей утро в тона непостижимой нежности, — «как будто вошла принцесса в розовом платье». Вентилятор сравнил с лопоухой мышью из голографического мультфильма.

Неужели вторичности не избежать? Сократить круг чтения? Но ведь это значит — обеднить мир чувств.

Запись пятая

Взглянул на почки тополя: «Листья прорезаются!» Какая точность слова!

У кого из классиков — попытка выразить смутное состояние души, полугрезу, полувоспоминанье: «Все это уж было когда-то, но только не помню когда…»?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: