— Вам очень повезло, — тихо сказал он, наклоняясь, чтобы прикрепить петли узды его лошади к задней части кареты.

— Я знаю, — ответила я, поднимаясь обратно наверх, чтобы сесть рядом с ним. — Во многом благодаря Вам.

Он покачал головой.

— Я не знаю, никого, кто додумался бы залезать на крышу.

Я пожала плечами.

— Я не могла просто там сидеть.

— Нет, я не думаю, что Вы могли бы.

Звезды растирались над нами, и сверчки пели в высокой траве. Туман висел между ветвями, как дым. Его волосы были взъерошены от погони, его шейный платок развевался по ветру. Мы, возможно, были одни в мире, за исключением мягких звуков ночных животных и цветущих ночью цветов. Я думаю, что он мог меня поцеловать, но я полностью разрешила момент.

— Кучер! — внезапно воскликнула я.

Он отстранился и мне нравилось думать, что он был немного разочарован.

— Так Вы действительно были одни.

— Да, — вздрогнула я. — Я увидела его, когда лошади побежали, он был в куче со стороны дороги. Я надеюсь, что он не поврежден серьезно. — я попыталась взять вожжи от него. — Действительно поспешим.

Он не стал бы отказываться от контроля кареты, но он призвал лошадей в прогулку, ослабляя их от бега и вывел в переулок. На свету были ужасные заросли травы.

— Я думаю, что Вы должны будете рассказать мне об этой шутке, — сказал он строго.

— Это — неважно, — настаивала я.

— Розалинда.

— Что?

— Вы понимаете, что, если Ваш кучер был сбит с места, то это был преднамеренное действие?

— Возможно, его ограбили. — «Возможно».

Он не казался убежденным.

— Или это, возможно, было направленно на Вас. Вы когда-нибудь задумывались, что произойдет с важной персоной, скачущий без защиты?

Я прищурилась к нему.

— Нет никакой причины думать об этом, — сказала я.

Несмотря на то, что есть все основания думать, что это так.

В самом деле, я была ужасно убеждена, что мы остановимся около особняка Хонеучарч и услышим крик сторожа с колокольни. Возможно, убийца просто хотел убить меня, чтобы закончить свои гнусные планы. Конечно, я не могла сказать Данте об этом; он, ведь джентльмен и не имеет представления о таких вещах. Худшим, о чем он мог беспокоиться — воры, не говоря уже о тех существах, про которых нам рассказывали.

Я рада сообщить, что особняк был ярко освещен и наполнен музыкой и смехом, очень небольшой подозрительной деятельностью, чтобы рекомендовать его. В этом, по крайне мере, я не потерпела неудачу.

Даже кучер выглядел хорошо, только с больной головой и вспыльчивым характером. Он согласился с Данте, что это, должно быть, был вор, который воровал монеты, но он не помнил ясно. Он думал, что, возможно, это был один человек и хорошо одетый. Он, должно быть, должен был иметь сверхъестественную скорость, чтобы обогнать других кучеров на дороге.

Вы простите меня, что я перейду к самому концу.

Понятно, вампир. И, возможно, тот из Воксхолла! Я не думаю, что это невозможно.

Я дала кучеру дополнительную монету, но он по-прежнему отказывался везти меня домой. Он пробормотал, что-то о течение прямо по первой улице, которое он мог встретить за пределами Мейфэр. Я не думаю, что он скоро выйдет на улицу. Данте очень галантно предложил проводить меня до дома, хотя у него был конь. Я приняла его руку в перчатке и села на седло перед ним. Он очень нежно прижал меня к груди, поездка домой была слишком короткой. Солнце только начало освещать слабым светом небо над зданиями и деревьями, когда Данте поспешил своего коня.

— Это не будет для Вас, незамеченным, — пояснил он, подталкивая меня к тису (ПРИМ.ПЕРЕВОД. Тис — растение (тисовое дерево) на краю нашей дороги. Птицы начали петь с вершины дымохода. Скоро один из слуг будет бодрствовать, и доставки начнут достигать заднего хода. — Вы можете проникнуть внутрь, ну разбудив слуг? — спросил он меня.

— Конечно, — усмехнулась я. Если он действительно представлял, что я обиралась сделать.

— Это не еще не конец, — пообещал он мне тихо. — Я имею в виду, что узнаю Ваши секреты, Розалинда.

Я дрожала немного, даже при том, что было тепло, летний воздушный ветерок. Он преодолел разрыв между нами и прильнул своими губами к моим. Я помяла часть его пиджака в своих руках, целуя его. Я клянусь, что, возможно, так и стояла бы там, пока снег не падал с его губ на мои, засунув свои руки в мои волосы, прижав свою грудь ко мне.

Это было прекрасно. И слишком быстро. К тому времени солнце бросало свои первые лучи света, а он уже ехал не спеша вниз по дороге и скрылся из виду.

Как Вы думаете, это означает, что теперь он за мной ухаживает? Должна ли я называть его своим кавалером? Я не хочу его спрашивать, но любопытство невыносимо.

Приезжайте домой поскорее, Эви.

Я чувствую, что отчаянно нуждаюсь в Вас.

Ваша,

Розалинда.

Июнь 17, 1815

Дорогая Эванджелина,

Я никогда не чувствовала себя так.

Я всегда закатывала глаза на тех девушек, которые вздыхают и трепещут, и не могут перестать говорить о шейном платке своего кавалера или о длине их бакенбард. Не бойтесь, я не собираюсь трепетать, но я боюсь, что действительно должна поговорить с Вами о Данте, или иначе я разорвусь. В интересах не нахождения самых важных вещей Вашего самого дорогого друга на протяжении всего этого времени, я буду Вам клясться. Полагаю, я могла бы поговорить с Элионорой, она, конечно, знает обо всех этих вещах, но это было бы невыносимо. Кроме того, это — Ваша обязанность, как истинного друга. И как, Вы видите, Вы должны просто это вытерпеть.

Сегодня утром, коридор был заполнен цветами. По крайне мере, была три дюжины роз и все от Перси, бедняги. Это как сравнивать молоко с виски. А также были тюльпаны, от какого- то парня, который больше заинтересован в моем приданом. В этом сезоне у охотников за приданом определенно отсутствует тонкость. Он почти спросил, сколько в особняке отца можно держать овец.

Все эти цветы, возможно, могли быть сделаны из бумаги рядом с подарком Данте. Я признаю, что сначала я думала, что китайский фарфоровый горшок странная безделушка. Более странный еще тот факт, что, была веточка, торчащая из него, ни капли не зацветет и, казалось, что найти можно где угодно. Однако, при более внимательном наблюдении на кончике ветки висел бледно-зеленый зародыш. В записке он объяснил, что это редко фиолетовая орхидея, начнет цвести в ближайшее время. После чего отцветет, и станет снова веткой. Но, если после я буду держать его в оранжерее и искренне поливать, мне обещали, что она будет цвести много лет и несколько раз в год. Разве это не восхитительно? Я едва могу дождаться, чтобы увидеть это. Я поставила его на подоконник у моей кровати.

Я надеялась, что он придет днем, но он никогда этого не делал. Перси, конечно, был совершенно пунктуален и вежлив, — он и мать были радостны друг с другом, — я решительно смотрела на них из окна. Особенно, когда мать пообещала ему мой первый танец на семейном балу.

Я искала Данте в Гайд-парке, пока не началась судорога в шее, и Беатрис спросила меня, не рассматривала ли я присоединение к цирку — акробатом. Также, он не был на ужине Тейлора, который был бесконечно долгим и унылым, с парадом омаров с приправой карри и желе телят, и языком ягнят. Главным образом, я съела пудинг.

Также, он не был в театре, и я использовала свой театральный бинокль, чтобы рассмотреть каждого члена весьма значительной аудитории. (На этой ноте, мы должны рассмотреть вдовствующую Дьюбери в наши ряды. Она имеет сверхъестественные способности, когда дело доходит до сплетен. Кроме того, леди Мейфорд вполне может быть вампиром. Или же она должна говорить со своей горничной и сверх применении пудры. Это требует дальнейшего расследования.)

Ночь не была легкой. Лорд Уинтерсон был при исполнении служебных обязанностей, и я могла видеть, кто приходил и уходил из глубины леса, но увы никаких подозреваемых на данный момент. Я должна буду стараться. Я чувствовала себя немного разочарованной, когда ночные развлечения закончились, и я стояла в своем ночном белье, восхищаясь своей замечательной орхидеей — пока сверчки не сделали паузу в своем ритуальном оркестре достаточно резко, чтобы я выглянула в сад.

Данте.

Он стоял на каменных плитах, как вам угодно, смело ухмыляясь мне. Лунный свет коснулся его белого шейного платка и рубашки, как будто он светился. Он был всем светом и движущейся тенью.

Я открыла свое окно и высунулась.

— Вы действительно ненормальный? — громко прошептала я.

Он экстравагантно поклонился, глубоко, его темные взъерошенный волосы упали на лоб.

— Это поэзия, моя леди.

— Тише! Мои родители могут услышать Вас.

Он выпрямился все еще усмехаясь.

— Все окна, кажутся темными.

Я наклонилась дальше, выворачивая шею, чтобы взглянуть на себя. Удовлетворенная, я повернулась к нему.» Ждите там», позвала я. Я даже не подумал о тапочках или свечах, вместо этого я помчалась вниз, скатываясь с перил и вошла в сад босой. К счастью, камни были все еще теплыми от солнца и воздух был летним. Я нигде его не увидела. Я пошла по тропинке вокруг рощи витой орешником и розовых кустов. Он отделился из объятий старого дуба, с таким преднамеренным изяществом, я едва видела, что он двинулся. Я только знала, что меня внезапно потащили в тень, из-за кружевного трепетания лент. Он держал меня в клетке против мшистого ствола, его руки прикоснулись к моему рту, заставляя меня замолчать, его глаза ужасно зеленые, более зеленый цвет, чем листья дуба.

Мне пришлось очень сильно постараться, чтобы не поддаться ему и ударить его. Флирт труднее, чем кажется.

— Прости, — пробормотал он, так близко, что я могла чувствовать запах вишневого ликера на его дыхании. Он ослабить руку. — Я не хотел, чтобы Вы были поражены, и вскрикнули, выдавая нас.

— Я сделана из прочного материала, чем это, — издевалась я.

— Да, я забыл. вы любите цепляться за крыши, безудержно несущихся карет, — дразнил он. — У девушки должно быть хобби, в конце концов.