— Так вот, сэр, — продолжал Смит, жуя конец сигары. — Остров Тамбукту принадлежит Англии, потому что английские подданные первыми ступили на него.

— Ошибаетесь, сэр, — возразил я. — Остров Тамбукту принадлежит Болгарии.

— Что? — вытаращил глаза Смит и перестал жевать сигару.

— Да, он принадлежит Болгарии, потому что я первым ступил на него. Капитан подплыл к берегу после меня, а вы, мистер Смит, сошли на берег значительно позже.

Смит уставился на меня, открыв рот, пытаясь понять, шучу ли я или говорю серьезно, Потом он рассмеялся.

— Болгарии? Ха-ха! Вы комик, сэр! Вы просто меня уморите. На каком конце земного шара находится ваша Болгария? Давно я не разворачивал карты и забыл, хотя когда-то имел пять по географии. Насколько помню, вы граничите с каким-то болотом и даже имеете флот, не так ли? Какими морскими силами располагает ваша... гм... Болгария?

— Значит, все дело в силе, а не в том, кто первым ступил на остров. Выражайтесь точнее, сэр!

— Именно, раз вы так уж настаиваете на точности...

Стерн, редко вмешивавшийся в наши споры и избегавший становиться на чью-либо сторону, вдруг закричал:

— Смотрите! На подводной лодке поднимают японский флаг!

— Не может быть! — вздрогнул Смит и побледнел. — Японская подводная лодка в Индийском океане? Просто невероятно.

— Флаг японский, — повторил капитан. — Посмотрите и вы увидите изображение восходящего солнца.

Подводная лодка подошла настолько близко, что хорошо был виден развевавшийся на ней флаг. Не оставалось никакого сомнения — он был японский. Ясно были видны и маленькие японские матросы, которые сновали по палубе. Смит, онемев, смотрел на них. Англия воевала с Японией, и он не мог ожидать ничего хорошего от японцев. Это также касалось и капитана.

— Что же вы теперь будете делать? — спросил я обоих англичан. — Будете сражаться вместе с племенем против врагов Англии?

— Нет, — сказал капитан. — Никогда в жизни я не воевал. Все войны, которые вела Англия, я провел как капитан торговых судов.

— А вы, мистер Смит?

Смит сокрушенно вздохнул.

— Я? Я попрошу капитана лодки отвезти меня в Японию. У меня есть знакомые в Токио и Иокогаме. Видные промышленники, с которыми торговал. Я надеюсь, что они все же как-нибудь мне помогут... В худшем случае попаду в плен к самураям. В конце концов это не так уж страшно. Любой японский банк примет мои чеки. А деньги — большая сила, не так ли? Они смягчают самые черствые сердца. Но у меня есть и другая возможность... — Подумав, Смит вполголоса добавил: — Надеюсь, что капитан лодки согласится освободить меня в каком-нибудь порту. Например, в Джакарте. За такую услугу я бы ему заплатил хорошие деньги.

— Значит, вы думаете подкупить капитана? — спросил его Стерн.

— А почему бы и нет?

— И вы уверены, что это вам удастся?

— Я уверен только в одном, — сказал Смит, глядя на подводную лодку. — Лучше быть в плену у японцев, чем на свободе у этих дикарей. Вы согласны со мной, Стерн?

Капитан повернулся к нему спиной и не ответил.

Подводная лодка медленно входила в бухту. Сейчас еще виднее были и флаг, и маленькие японские матросы, которые сняли чехлы с двух орудий и навели их на берег.

Я предупредил Боамбо, что пакеги с большой пироги готовятся пускать «молнии» из своих «стрел». Вождь тут же обернулся к Смиту и велел выдать ружья, которые он отобрал у охотников под предлогом, что нет патронов. Смит прикинулся, что не понял его.

— Я требую стрелы, которые пускают молнии! — повторил Боамбо, и его голос прозвучал повелительно. — Не понимаешь, что ли? Дум-дум!

И он сделал жест руками, будто стрелял.

— На черта ему ружья? — встревоженно спросил меня плантатор. — Без патронов они не могут стрелять. Объясните ему, сэр...

Я объяснил, но вождь не поверил. Он еще настойчивее потребовал ружья. Смит должен сейчас же их выдать. Сию же минуту. Если нет, туземцы сами пойдут в хижину и возьмут. Найдут и патроны. В хижине Смита все есть...

Поняв намерения вождя, Смит начал протестовать. Как себе позволяет этот дикарь вторгаться в его жилище? Смит уже сын племени! Его жилище священно и неприкосновенно! Вождь не имеет права входить в него и тем более рыться в его ящиках...

— Заступитесь за меня, сэр, — попросил меня Смит. — Объясните вождю, что такой поступок обиден. Он равносилен грабежу... — И, посмотрев на меня в упор, он прибавил: — А может быть, и вы на его стороне?

Я промолчал. В эту минуту меня терзали самые противоречивые мысли. Японцы постараются оккупировать остров и превратить его в военно-морскую базу, а жителей — в рабов — в этом не было никакого сомнения. Нельзя же допустить, что они прибыли сюда, за тридевять земель, из Японии на прогулку. Что же мне делать? Сражаться вместе с туземцами против захватчиков, или оставаться нейтральным, как Стерн. Один голос мне шептал, что мое место среди защитников острова. Но другой противился и принуждал меня задуматься. Вспомнились маленькая деревушка в горах, старый домик с оклеенными бумагой окнами, ветвистый грецкий орех... По мощенному булыжником двору проходит пожилая женщина... Она в черной косынке, глаза сухие и скорбные — много, много слез пролили они по изгнаннику сыну... Представился мне и отец, но не скорбный, потому что я никогда не видел его унылым. На несчастья он смотрел философски, зная цену жизни. По натуре веселый и остроумный, отец встречал удары судьбы с усмешкой и никогда не опускал головы. Вспомнились и товарищи, и большой город у подножия Витоши[26], и Черный Верх, с которого открывается вид на всю Софийскую равнину, а за нею, на север и юг, на восток и запад — высокие горы и чудные долины, зимой покрытые глубокими сугробами, а летом — буйной растительностью... Вспомнил и подумал: «Эта подводная лодка — частица твоего мира. Она тебя отвезет в какой-нибудь порт, из которого ты сможешь вернуться на родину. Едва ли выпадет другой подобный случай...» Но другой голос противился: «Эта подводная лодка принадлежит колонизаторам. Они ее послали сеять смерть. Самураи превратят цветущий остров в сущий ад. Они поработят племя и через несколько десятков лет от него и следа не останется. С кем ты, сын храброго и свободолюбивого болгарского народа? С колонизаторами или свободолюбивыми туземцами? С поработителями или борцами против рабства? Ведь ты потомок Ботева и Левского — подумай хорошо!»

Смит прервал мои размышления.

— Чего вы молчите? — спросил он. — Неужели вы допустите абсолютно бессмысленное избиение дикарей? Если они окажут сопротивление, японцы их сметут за каких-нибудь два часа! Правда, Стерн? — обернулся он к капитану. — Нельзя допустить сопротивления японцам. Надо их встретить как наших спасителей. Чего вы молчите, Стерн? Или и сейчас скажете, что вы нейтрален?

Стерн, до сих пор задумчиво молчавший, вдруг решительно тряхнул головой и сказал:

— Сейчас я не могу оставаться нейтральным! Япония — враг Англии — этим все сказано. Я англичанин и буду сражаться, пока у меня голова на плечах. Да, буду драться! — твердо сказал старый морской волк, и глаза у него загорелись. — Иду за ружьями. Ведь патроны в зеленом ящике, а? Дайте мне ключ, сэр!

Сейчас он был неузнаваем. Лицо покраснело от волнения, голубые глаза сверкали.

Смит с изумлением смотрел на него. Он ждал от капитана поддержки и сочувствия, а тут перед ним стоял полный решимости человек, который требовал от него ружей и ключ от ящика с патронами. Плантатор не ожидал такого преображения. Даже меня решение Стерна привело в изумление. Раньше он, во время наших частых споров со Смитом, всегда отделывался нейтралитетом и спокойно курил трубку, в то время как мы горячились. А теперь вдруг он решил вмешаться. И против кого? Против японцев, от которых Смит ждал спасения...

— Вы ли это говорите, Стерн? — глухим голосом промолвил плантатор.

— Я!

— Значит, вы будете сражаться на стороне этих дикарей?