Когда я встал на ноги, держа в одной руке фонарик, а другой придерживая оторванный лоскут рукава, сухо щелкнул выключатель и вспыхнул свет.

В комнате стоял Яков и держал в руке направленный на меня пистолет.

- Убери, это неприятно.

- Ну и вид, - сказал он, медленно пряча в карман пистолет. - Кто это тебя?

- Ящик с гвоздем.

- Ну, ну. Нашел?

- Нашел. А что ты делаешь в темноте?

- Я погасил свет, когда услышал, что ты сопишь и возишься за стеной. Ты меня удивил.

- Я и сам удивлен. Там ботинок лежит, на правую ногу, с пряжкой.

- Самохинский?

- Похоже, его. А перед первой дверью - чуть не полкоробка горелых спичек. Впечатление такое, что кто-то подготовил проход заранее.

- Дать бы тебе по мозгам за "инициативу", - высказался Яков. - Я тебе что говорил? Забыл?

- Победителей не судят, - отмахнулся я.

- Как знать, - проворчал он. - Еще одна такая победа, и мне придется отказаться от твоих услуг. Серьезно.

Яков включил настольную лампу и погасил верхний свет. Шторы на окнах были плотно задернуты.

Мы сели за столик и закурили.

- Значит, я был прав: стукнули Самохина в музее, и он бежал сюда. Знал, выходит, куда бежать. И знал отлично. Его кто-то преследовал, но не смог, как я понял, открыть дверь, где спички, так?

Я кивнул осматриваясь. Теперь трудно было найти, какую из дубовых панелей, покрывающих стены, я только что поворачивал. Она так точно стала на место, что все вертикальные доски слились в один ровный ряд.

- То-то я замечал, - сказал я, - сквозит здесь немного.

- Ну уж не ври, - остановил меня Яков. - Подогнано будь здоров.

Он откинулся на спинку кресла и потянулся.

- Подведем итоги. Самохин бежал из музея по подготовленному пути.

- А что он делал в музее? Ночью-то?

- И кто с ним был? Что он делал, это понятно.

- Как? - удивился я.

- Не совсем, конечно, - поправился Яков. - Не совсем. Ты обратил внимание на то, что ценные вещи были увязаны в узлы?

- Конечно. Кто-то подготовил их для реализации, если можно так выразиться. Но не успел.

- Ему помешали. Кто помешал? Самохин? Или Самохину? Здесь важно собрать воедино, связать логически три известных момента: попытка ограбить музей, убийство и поиски в кабинете - тогда многое станет ясным.

- А почему именно в этой последовательности? - поинтересовался я.

- Потому что не такие мы глупые, какими кажемся на первый взгляд, не захотел объяснить Яков.

- Но и не такие умные, какими хотим казаться, - уточнил я.

- Ко мне это не относится, - махнул рукой Яков. - А что касается кандидатуры на главную роль, у нас она теперь только одна.

- Кто же? - спросил я, вставая.

- Тот, кто бывает в музее после его закрытия, тот, кто всем Дубровникам известен своими похождениями, тот, кого выгораживает тетка Маня.

- Черновцов?

Утром я зашел к Староверцеву. Едва мы с ним расположились погонять чаи, во дворе залаял Малыш и кто-то сильно постучал в окно.

- Сергей! Ты здесь? Выйди на минуточку!

- Это следователь, - извинился я. - Мне надо идти.

- Слушай меня, - Яков сжал мне руку. - Черновцов пропал. Похоже, скрывается.

- Как?

- Вот так. Я говорил с его женой. Что-то знает, но вовсю темнит.

- Как я слышал, он порядочный забулдыга. То, что он пропал, еще ничего не значит.

- Значит, Сережка, значит! Он не ночевал дома в день убийства - это раз. С женой у него нелады - два...

- Ну и что нам с этих неладов?

- А вот что: она его частенько выставляет из дома, и он ночует знаешь где?

- В музее? Тетка Маня привечает?

- Это еще не все. Его видели вчера. Вся морда сплошь синяком заплыла. А костяшки пальцев правой руки Самохина, помнишь акт, были сбиты! Я тебя вот о чем хотел попросить. Ты человек здесь новый, журналист: походи поспрашивай. Потом сочтемся.

- Ну разве что, - вздохнул я.

Неужели этот вздор может

поколебать наше счастие?

В. О д о е в с к и й

П я т н и ц а

Я отправился на розыски Черновцова, предварительно поставив Якову условие: с теткой Маней он должен говорить сам. Яков поморщился, но деваться ему было некуда. Позже он передал мне содержание этого разговора, и я привожу его здесь.

Тетка Маня, снова оказавшись в центре внимания, с готовностью отставила швабру и открыла было рот, но Яков опередил ее:

- Почему ваш сын ночует в музее?

- Дознались? - ахнула она и заплакала. - Дура я старая, бесом попутанная... - Она плакала тоненько, монотонно и деловито, поглядывая птичьим глазком на Якова.

Он терпеливо ждал.

- Так как же?

Тетка Маня, причитая, добралась наконец до сути: "бесталанному" Черновцову жена-злодейка "не дает дома головушки приклонить бедовой, гонит его и в дождь и в ветер", и потому он заливает горе "зеленым вином".

- Подождите-ка, - приостановил ее Яков. - Что-то я не пойму: гонит она его за то, что он пьет, или он пьет, потому что она его гонит?

- Знамо!

- Что знамо-то? Он пьет - она бьет? Эта схема?

- Наоборот, - тетка Маня прерывисто всхлипнула.

- Ерунда какая-то. Что у них за нелады, можете мне толком объяснить?

Тетка Маня осторожно оглянулась и лихо подмигнула Якову всей щекой.

- Тет-на-тет?

- На-тет, - уверил ее Яков.

Она снова оглянулась и шепнула так, что, верно, на улице было слышно:

- Гуляет он.

- То есть как? - удивился Яков.

- От жены гуляет.

Яков неосторожно выразил сомнение. Тетка Маня искренне возмутилась:

- Ты не смотри, что он сморчок на вид, - гордо сказала она. - По нем все дубровнические бабы сохнут, даже библиотекарша с образованием у него есть. - Она снова взяла швабру и стала похожа на сурового воина с копьем. Якову показалось: под носом у нее появились и круто поднялись гвардейские усы. - Вот Нинка-то и зверует. А я уж его, сиротинку, привечаю.

- А во вторник сиротинка тоже в музее ночевал? Тет-на-тет.

Тетка Маня едва не хватила его шваброй.

- Ишь куда клонит! Хитер Вася - дуру нашел!

- Да какой я еще, к черту, Вася?

- Все вы не Васи, как до дела дойдет! Не ночевал он здесь! Я последняя ушла и никого здесь не оставила. Клянуся! - И она стукнула шваброй в пол.

- Где он сейчас?

Тетка Маня не ответила, сурово поджав губы, молчала.

- А синяк? С кем он сцепился?

- Это ты уж у Нинки пытай. Ей лучше знать, с кем ее мужик цапается.

Дома Черновцова, конечно, я не застал, да на это и не рассчитывал. Его жена, миловидная женщина, худенькая и решительная, встретила меня сурово.

- Чего вам надо?

- Я, собственно, не к вам...

- Тогда и говорить нечего! - И она повернулась ко мне спиной.

Я сказал ей, что я из газеты.

- Батюшки! - всплеснула она руками. - Достукался, паразит! Что ж теперь будет-то? На всю Россию ведь опозорится, нигде теперь не скроется.

- Это точно, - сказал я. - Как бы мне повидать его? Поговорить. Может, еще и обойдется.

Она испуганно взглянула на меня.

- А ты его не обидишь? Нет? Тогда иди к свекрови. Он у нее в сараюшке от людей прячется. Не совсем еще стыд пропил.

Почему он прячется, у меня было другое мнение, но выражать его я, естественно, не стал.

- А где же эта самая сараюшка?

- У реки, за кладбищем, где огороды.

Ну что мне было делать? Якова искать?

За кладбищем, в редкой рощице, прятались серенькие домики с палисадниками, полными золотых шаров. Здесь пахло печным дымом, лаяли собаки и горласто перекликались петухи.

Ближе к реке, по берегу, выстроились тесным рядком сараюшки. У справного мужичка в синей в горох рубахе, который с удовольствием колол осиновые чурки, я спросил, где сарай тетки Мани. Он воткнул топор в пенек, засыпанный влажной щепой, и, достав сложенный книжечкой обрывок газеты, стал вертеть самокрутку.

- Черновцова никак ищете? - спросил он, покусывая край листка.