- Скажут, что на нашем дуэле

пролилась не кровь, а шампанское...

В. О д о е в с к и й

С у б б о т а

В этот день мы действительно, по выражению Якова, бежали под горку. Видимо, пришла тому хорошая пора, когда отпадают проверенные версии, когда перечеркнуты ложные следы, когда все детали постепенно начинают, сталкиваясь, смешиваясь, еще неохотно занимать свои места в общей картине, когда цель, еще не ставшая досягаемой, уже видна.

Войдя в нашу комнату, я остолбенел: Яков разве что вприсядку не прыгал. Как старый добрый дедушка, желающий порадовать любимого внука сюрпризом, он поманил меня пальцем и ткнул им в крышку стола.

- Угадай, что там?

- Убийца Самохина, - проворчал я, еще не заразившись его радостью. Не тесновато ему там?

- Еще две попытки.

- Сдаюсь.

- Ну вот, - по-детски обиделся Яков. - Всегда ты так: никогда не бьешься до конца. И мне такой фокус испоганил.

Он выдвинул ящик: в нем лежал нож.

- Он? - обрадовался я.

- Он, голубчик, прости господи.

- Откуда, что, как?

Яков жестом щедрого гуляки бросил на стол листок с заключением эксперта. Я даже не заметил, откуда он его выхватил, - в самом деле, уж не из рукава ли?

Пока я лихорадочно пробегал заключение, Яков рассказал мне, что нож принес Волков - нашел в своей машине, под сиденьем. Экспертиза подтвердила: этим ножом был убит Самохин. Правда, на лезвии и рукоятке были обнаружены следы рук только самого Самохина. Но это уже был хороший, четкий след встревоженного преступника.

А потом, когда Староверцев подобрал в запаснике дубликаты зеленого стенда, мы уже этот след потерять не могли. Дело в том, что на стенде не оказалось фотографии, где была заснята казнь подпольщиков.

- Кстати, имитацию ограбления музея ради похищения этой фотографии подтверждает, пусть и косвенно, тот факт, что нож подбросили именно Волкову, согласен? - сказал Яков и задумчиво добавил: - Но ведь ее нет... и не будет.

И тут я почувствовал, что он стал нервничать. Его волнение передалось и мне. Но Афанасий Иванович поспешил успокоить нас: и трофейный аппарат, и оригинал фотографии, с которой делали большую, для стенда, - все это осталось в музее. Можно снова ее переснять, чего проще.

- А где она? - спросил Яков.

- У меня в кабинете.

- Вы уверены? - встревожился Яков. - Ведь у вас тоже побывали.

- Уверен, уверен, товарищ Щипцов. Кому она нужна? Я сейчас принесу.

И Староверцев поднялся к себе.

- "Уверен, уверен", - передразнил его Яков. - А я вот не уверен.

Староверцев долго не возвращался.

- Пойдем к нему, - не выдержал Яков.

Мы вошли в кабинет. Афанасий Иванович рылся на полках. Он повернул к нам растерянное лицо.

- Ну что? - быстро спросил Яков.

- Вот, - Староверцев протянул фотоаппарат. - Вот тот самый аппарат. Цел и невредим.

- А фотография?

- Фотография? - неуверенно переспросил Афанасий Иванович. Фотографии я что-то не могу пока найти.

Мы переглянулись.

- Она лежала прямо на аппарате, вот здесь, завернутая в папиросную бумагу, надписанную карандашом. Вот здесь, в шкафу. Но что-то я ее не вижу.

- И не увидите, - вздохнул Яков. - Не найдете.

Он вытащил из-за шкафа скомканный лист папиросной бумаги с карандашной надписью.

Мы вышли на берег реки, медленно поднялись на вал и сели на скамейку, смахнув с нее мокрые листья. Яков, подняв воротник, рассеянно курил, ронял пепел на колени. Я чертил прутиком по земле, собирал им в кучку опавшие листья и по порядку вспоминал все, что знал об этой фотографии. В ушах у меня звучал Сашин голос: "Эту фотографию принес нам один красный следопыт вместе с целой горой имущества какого-то немца: фотоаппарат, бинокль, записные книжки, письма и даже Рыцарский крест с мечами, орден такой фашистский. Все это валялось в сарае его деда, в старом самоваре, и в общем-то неплохо сохранилось. А фотографии особо повезло: она пролежала все эти годы между чистыми страницами блокнота. Правда, немного поработать с ней пришлось: возили ее в Званск, в фотоателье, на ретушь. Там же ее пересняли и увеличили..." Ага!

Я хлопнул Якова по плечу. Он едва успел подхватить очки и недовольно посмотрел на меня.

- Все в порядке, Яша! Фотографию переснимали в Званске, оригинал - я имею в виду. Его переснимали в званском фотоателье, чтобы увеличить. Там мог сохраниться негатив.

- Они обязаны их хранить, а если нет, то хотя бы контрольки, подхватил Яков. - Прекрасно! Дуй сейчас же в Званск, к фотографу, и, если, конечно, пленка цела, закажи ему один отпечаток того же формата, что был на стенде, понял? И забери у него негативный кадр с этим снимком. Сделаешь?

Фотограф - старенький, дружелюбный и разговорчивый - чуть ли не обиделся на мой осторожный вопрос, как долго он хранит негативы.

- С тех пор, как я работаю здесь. А тому уже двадцать лет миновало. Вот смотрите, - он направился к самодельному, во всю стену, шкафу со множеством ящичков. На их крышки были наклеены таблички с буквами латинскими и русскими и цифрами - римскими и арабскими.

- Моя собственная система каталога, - с гордостью отметил он. - Так сказать, двойная шахматная. Она позволяет при необходимости отыскать негатив любой давности в течение тридцати секунд.

- Не может быть, - очень естественно усомнился я. - Ничего подобного не видел.

- Сейчас увидите, - пообещал фотограф, доставая из ящика стола толстую тетрадь. - Загадывайте.

Я подумал и "загадал".

Старичок сунул нос в тетрадь, черкнул карандашом, поднял глазки к потолку, пошевелил губами и ткнул пальцем в один из ящиков.

- Десять секунд, - отметил я.

Он быстро выдвинул ящик, пробежал по конвертам сухими ловкими пальцами, вытянул один и показал мне.

- Ну как?

- Изумительно, - прошептал я, подходя к свету. - Просто невероятно.

Фотограф смущенно мял руки.

- А нельзя ли с него сделать отпечаток? Форматом что-нибудь тридцать на сорок?

- Э! - пригрозил мне пальцем догадливый старичок. - Вот к чему все это было нужно! Вы такой же корреспондент, как я сотрудник уголовного розыска. - Он засмеялся, очень довольный своей шуткой. - Но - понимаю и молчу. И сделаю сейчас же.

- У меня будет еще одна просьба. Нельзя ли получить этот негатив на пару дней?

- Только с отдачей! Непременно с отдачей! Иначе из моей системы выпадет целое звено. А ведь вы убедились, что ей цены нет?

Он взял негатив и скрылся в комнатке за тяжелой шторой, откуда продолжал громко говорить. Я уселся поплотнее, положил на колени старый номер "Советского фото" и прослушал увлеченный рассказ фотографа о его необыкновенном щегле, который справлял свои делишки только в старую чернильницу, для чего научился сталкивать с нее клювом крышку. Поддерживать разговор мне не удавалось, да я и не делал попыток.

- Вот, пожалуйста. - Он протянул мне еще чуть влажный снимок.

Я нетерпеливо схватил его. Так и есть! Теперь этот снимок не вызывал, как раньше, неосознанного раздражения какой-то неясной деталью, напротив: я уже точно знал, что привлекало в нем мое внимание. Лицо полицая, который натягивал веревку. Оно казалось мне странно знакомым. Где я мог его видеть? В каком фильме?

- Спасибо! Большое спасибо. Вы очень помогли нам. - Я горячо поблагодарил старика.

- Ну что вы! Не стоит благодарности. Подождите, вы же хотели взять негатив. Да нет же, не в карман. Вот конверт - вложите в него. Аккуратнее, ради бога!

Щитцов говорил по телефону. Увидев меня, он бросил трубку, не окончив фразу. Я показал ему снимок.

- Подожди. Я сейчас.

Яков сорвался с места и бойким воробьем порхнул за дверь.

- Я тут кое-что предпринял, - сообщил он, вернувшись.

- Что именно?

- Об этом потом. Много будешь знать - плохо будешь спать.

- Я теперь и так плохо сплю.

- Тем более, - разговаривая со мной, Яков шарил в ящиках стола, и его лысая голова то появлялась, то исчезала за краем крышки. - Сергей, у меня есть мыслишка.