— Мрачно, — признался Марк, — Я, однако, тоже не банкир, а значит врядли пойму его образ мыслей. Что со вторым вариантом?

— О, он еще более банкирский, чем первый. Месть. Хладнокровная просчитанная и выверенная месть. Ее принято подавать холодной.

— Но только тогда, когда повар хорош… — задумчиво протянул Марк, — Иоганес хотел чтоб в его смерти обвинили сослуживцев?

— Почему бы и нет? Серв вне подозрений — милицианты еще не знают толком, что такое «Онис» на самом деле, а когда узнают — их залихорадит, уверяю. В самоубийство преуспевающего счетовода тоже мало кто поверит. А значит остаются лишь трое.

— Тогда он плохо подготовился — нет ни одной улики, указывающей на человека-отравителя. Что же это за месть, если все трое без проблем выпутываются из истории, да еще и уносят главное вещественное доказательство?

— А что если объектом мести был не кто-то из троих, а нечто большее?

— Кхм?

— Если Иоганес хотел свести счеты с Кредитным Товариществом «Макелла-Склир-Исавр»? Стойте, это ведь кабинет?

— Судя по всему. Если нам нужен секретер, я его вижу.

— Я же вижу письменный стол и кучу документов… Поможете?

— Разумеется. Полагаю, проще будет прихватить все с собой, чем пытаться что-то разобрать тут… Яне волнуйтесь, я взял сумку.

Луч фонарика, отразившись в зеркале, выхватил часть лица Марка. И угол большой улыбки.

— Вы ведь с самого начала знали, да? — спросила я, охваченная внезапной догадкой.

Уточнять не понадобилось.

— Я долго с вами работаю, Таис. Вы сами вызвались поехать со мной и участвовать в организованном взломе. Так неужели это было ради какой-то технической брошюры? Вы, юристы, обожаете засунуть нос в чужие документы.

— Будет вам… — пробормотала я, несколько уязвлено. Все-таки быть предсказуемой — тоже не лучший вариант, — Это поможет нам понять не только самого Иоганеса, но и все это Кредитное Товарищество, с которым, мне кажется, не все чисто.

— Беру на себя шкаф и сервант… Светите мне… И можете рассказывать дальше.

— Что, если бедняга Иоганес решил покончить с собственной конторой?

— К чему?

— Мало ли. Есть много причин, по которым организованная группа людей может обидеть одного человека. А если уж дело касается больших денег… Иоганес не мог уничтожить Товарищество физически, но удар по репутации иногда может быть смертельным.

— Общественный резонанс, понимаю.

— Ага. Посудите сами, четверо крупнейших банкиров ужинают вместе, после чего один из них лопается как переспевший плод, напичканный крысиным ядом. Ничего себе заметка для газет? Сторонний читатель, также не верящий в сервов-убийц, будет трактовать это однозначно — банкиры, ссорясь, травят друг друга почем зря. Возьмете ли после этого вы кредит в таком Товариществе? Выпьете ли у них в гостях чаю?..

— Однако они извернулись.

— Возможно, Иоганес их недооценивал, и они успели заткнуть рот газетам. Не имею удовольствия знать господ Склира и Исавра, но господин Макелла показался мне очень устремленным и практичным.

— Мне кажется, вы уже обзавелись основной версией, — пропыхтел Марк, вытаскивающий из шкафа целые кипы пыльных слежавшихся документов, — Не очень-то объективно. У нас нет ровно никаких оснований полагать, что это было самоубийство.

— Нет есть! Серв!

— Потише пожалуйста… И фонарик пониже. Благодарю. Что — серв?

— Он настроен на выполнение команд лишь своего хозяина, — напомнила я, — Никто из присутствующих не смог бы заставить его накормить Иоганеса отравой! А вот сам он — отлично. Серв беспрекословно слушается его, и он может обойти запрет на убийство. Ланселот глупо смотрится в качестве убийцы, но как инструмент он идеален. Что скажете?

— Самоубийство при помощи серва… Такое уже было, помните, в феврале? Какой-то сумасброд заставил домашнего серва поднять полуторатонный сейф, лег под него, а потом заставил его выпустить груз? Газеты пировали недели три. Конец прогрессивного девятнадцатого века — и на тебе, сложнейший механизм, вершина творчества имперских чародеев — по сути сложная петля для висельника!

— Тише… Ничего не слышите?

Марк замер.

— Нет. Звук?

— Показалось.

Круг света, в котором Марк возился со шкафом, несколько раз мелко дрогнул — и причина тут была не в зачарованном фонаре. Я с отвращением заметила, что у меня дрожат руки. Страх, все время круживший где-то в вышине черной птицей, стал спускаться, топорща острые крылья.

«Прекрати, — сказала я самой себе, концентрируясь на том, чтоб заставить руки повиноваться, — В этой истории, скорее всего, тебе нечего боятся. Если здесь и замешан очередной безумный серв, он находится на расстоянии в несколько километров от тебя».

— Мне нравится ваша теория, — говорил тем временем Марк, не заметивший моего внезапного приступа страха, — Она, как и все прочие ваши теории, смела, не боится самым решительным образом трактовать обстоятельства и все такое. Но если я еще выполняю роль прокурора, мое слово — серв.

— Уверены в виновности Ланселота?

— Да. Не доверяю железу, которое становится слишком умным. Помните историю про браконьера?

— Не очень. Какого-то беднягу разорвало на части зачарованным ружьем вроде бы…

— А знаете, отчего? Он метил в зайца, а на зайцев был не сезон. Чары в его новеньком ружье, встретив такой парадокс, вышли из под контроля. От горе-охотника остались лишь сапоги да шапка. Кажется, чародеев в итоге даже оправдали, не помню…

Мне опять почудился звук — точно недалеко от нас кто-то царапнул когтем по паркету. Металлическим таким холодным острым когтем. Этот звук отозвался где-то внутри меня дрожанием какой-то крошечной жилки. Чтобы руки не начали опять дрожать, я заговорила:

— Значит, у каждого из нас есть свой подозреваемый, у меня — Иоганес, у вас — серв Ланселот. Однако не стоит забыть об еще трех — Макелле, Евгенике и Диадохе.

— Банальное отравление?

— Почему бы нет? Деньги — отличный соус для крысиной отравы. Там, где Кредитное общество — там много денег. Много поводов свести друг с другом счеты, а наш покойник был не просто каким-нибудь секретарем, в его руках была отчетность Товарищества, а это кое-что да значит.

— Он мог найти что-то, что не понравилось его сослуживцам, да?

— Именно поэтому мы и собираем документы, Марк.

— Да уж понимаю. Но если отравой его угостил кто-то из своих, то кто? Евгеник и Диодох — мелкие мушки. Один глава наблюдательного совета, другой — и вовсе секретарь. Конечно, я плохо знаком с кредитным делом, но мне кажется, что в этих должностях значительными аферами заниматься сложно.

— Это заметные должности, пусть и не связанные с деньгами непосредственно, — возразила я, — Каждый из них мог контролировать какие-то суммы. Уж точно не мелкие мушки, как вы выразились. А вот Макелла врядли тут завязан. Нет, должность у него как раз самая подходящая, тут другое… Если бы он даже нашел способ подсыпать Иоганесу яд, к чему было после его смерти обращаться к нам? Прошло две недели, шумиху удалось замять, милицианты тоже спустили дело на тормозах, к чему ворошить прошлое? Убийцы так себя не ведут. Я бы сказала, Макелла и в самом деле хочет найти…

Закончить не удалось. Совсем рядом что-то коротко звякнуло и, хотя звук сам по себе не был зловещим, я вздрогнула — слишком уж не вязался этот звук с пустотой большого кабинета, в котором мы с Марком были вдвоем.

— Слышали? — тихо спросила я, опять борясь с собственными пальцами.

На этот раз он слышал. Марк медленно разогнулся, отстранился от шкафа. Я не видела его лица, но когда он повернул голову к двери, но меня поразило то, как вдруг окаменели его плечи и спина. Точно секунду назад дышавший человек вдруг обратился в камень или ледяную глыбу. И, хоть массивный стол скрывал от меня то место, куда смотрел Марк, мне вдруг впервые за сегодня стало по-настоящему страшно.

— Марк!

— Тс-с-сс.

— Марк!

— Тише, Таис.

Когда я увидела его шевелящиеся губы и услышала голос, стало немного легче, но его поза, его взгляд — все это было дико и странно. Очень медленно повернув голову, он сказал мне: