Старик покачал головой.

— Сегодня я молчу. Считайте меня судьей, арбитром или кем-то в этом роде.

— Хорошо… — Макелла помедлил, — Полагаю, это и неважно. Но разъясните мне суть происходящего. Я заключаю договор с вашим Обществом. Плачу деньги, жду результата. Прошу заметить, результата в вашем деле, который имеет огромную ценность. Что же в итоге? Два дня вы занимаетесь непонятно чем, вызываете моих подчиненных на какие-то странные беседы…

— После которых некоторые подчиненные отчего-то спешат принять яд, — сказала я.

И хотя говорила я негромко, Макелла запнулся, точно у него кончился запасенный на всю тираду воздух. Некоторое время он молчал, крутя в руках трость. Набалдашник танцевал в его ладони, а сама трость вычерчивала какие-то странные несимметричные узоры на пыльном полу. Когда Макелла заговорил, его голос зазвенел как потревоженная сталь — как сабля, которую умелая рука быстро извлекла из ножен.

— Сегодня, при весьма странных обстоятельствах, погиб еще один мой товарищ и сослуживец, Флавий Диадох. И я не удивлен тем, что вам это известно.

— В его случае подозрение тоже падает на серва?

— Он не держал сервов в доме. Не любил зачарованных слуг, — сказал Михаил Евгеник, — Но если вы намекаете на Ланселота, шутка весьма дурного рода.

— Никаких намеков. Вы читали предсмертную записку Диадоха?

— Да, — сказал Макелла, — Читал.

— И что вы думаете по этому поводу? Диадох покончил с собой из-за мук совести — после того как отравил Иоганеса?

Макелла заколебался. Трость в руке дрогнула.

— Не знаю, — сказал он, совсем другим голосом, уже не напоминавшим сталь, — Я… Не знаю. Это возможно. Я допускаю это, — он внезапно посмотрел мне прямо в лицо и я подавила желание спрятаться за стул Христофора — глаза эти, несмотря на то, что их обладатель сидел в освещенной комнате, все равно казались почти черными, — Мне непросто решить. Я знал Диадоха много лет. Но иногда… Не будем об этом. Скажем так — моя уверенность в том, что убийца — Ланселот, несколько ослабла. Вы ведь это хотите услышать? Но я все равно не понимаю, к чему затеян весь этот разговор, к чему шантаж и…

— Вы убийца, — сказала я, чувствуя как грудь сжимает ледяными обручами и понимая, что назад дороги нет, — Только поэтому.

— Ну знаете! — Евгеник вскочил. Лицо его покраснело, а глаза сузились. Он уже ничем не походил на того добродушного, несколько ленивого господина, который когда-то восседал в нашем кабинете и охотно отвечал на вопросы, — Извольте объясниться! Если таким образом в этом доме принято шутить…

— Тише, — Макелла поднял ладонь и Евгеник, тяжело задышав, оправил воротник и вновь сел, — Господа, я имею с вами дело без малого три дня. Все это время вы не устаете меня удивлять. Однако же есть вещи, которые простираются за пределы моего удивление. Есть вещи, которые я слышать не хочу.

Все-таки он был чертовски самоуверен. Даже сейчас на его лице не дернулся ни один мускул, каждое слово он произносил осторожно и мягко, с безразличным выражением глядя или перед собой, или на свою трость. Жюль-Верновский капитан. Лорд Гленарван. Настоящий джентльмен до мозга гостей, властный и уверенный в себе.

Макелла вытащил из жилетного кармана крохотную раковину аурикулофона, из другого — массивный серебряный хронометр.

— Я не знаю, какого рода спектакль вы тут затеяли и с какой целью меня шантажируете, поэтому сделаем так, — он щелчком открыл крышку хронометра, — У вас есть пять минут, госпожа Таис. Это триста секунд. Время, достаточное для того чтобы сообщить суть ваших размышлений. Если через пять минут вы не удосужитесь сообщить мне нечто важное, продолжая порочить мое имя и делать угрожающие намеки, прямо отсюда я телевоксирую в префектуру. Мое терпение к вашим услугами, но все же испытывать его бесконечно я вам не рекомендую. Начинайте. Время уже идет.

Спокойно, Таис. Все продумано. Никаких больше песчаных замков, никаких ошибок. Ты знаешь, что тебе говорить, как знаешь и то, что сейчас все зависит от тебя. Волнение зудело в кончиках пальцев и горчило на языке, но я чувствовала в себе достаточно сил. И все же мне потребовалось секунд пять или шесть из небогатого, отпущенного Макеллой, запаса чтобы сосредоточиться и унять дыхание.

Больше никаких ошибок.

Отныне и впредь.

— Я постараюсь уложиться в это время. Или, по крайней мере, рассказать достаточно чтобы вам вновь стало интересно, — улыбка получилась неискренняя, — Поэтому обойдусь без предисловий. Когда вы, господин Макелла, стали главой филиала Кредитного Товарищества в Трапезунде, это позволило вам сосредоточить в своих руках большие полномочия. Ваши компаньоны находятся далеко и, по всей видимости, вам безгранично доверяют, не так ли? Отличный повод для человека, умеющего обращаться с деньгами. Когда через твоих руки проходят тысячи и тысячи солидов, всегда есть возможность отщипнуть несколько крошек. И, судя по всему, крошки эти были достаточно изобильны. Я не знаю, каким образом вы доставали деньги, принадлежащие вашим компаньонам. Может, ценные бумаги или векселя… Если какие-либо свидетельства об этом и хранились у покойного Диадоха или покойного же Иоганеса, у вас было и время и возможность их заполучить или уничтожить, чем вы, конечно, и воспользовались. Но я постараюсь излагать по порядку. Ваш сослуживец, которого вы знали много лет и которого сами устроили на ответственную работу, господин Иоганес, не был в курсе ваших махинаций. Он тщательно проверял бумаги, вел учет, выполнял свою работу, но все же он был человеком, а значит, его можно было обмануть — особенно тому человеку, от которого обмана он не ждал. Может, вы рассчитывали на вашу дружбу, полагая, что в случае чего он не станет закладывать вас. Если так, видимо этот расчет был неудачен. Иоганес что-то нашел. И поплатился за это жизнью.

Марк, сидевший на другом конце комнаты, пользуясь тем, что все взгляды устремлены на меня, кивнул, точно желая приободрить. Он не ошибся, сейчас мне это требовалось. Христофор с сосредоточенным видом восседал в прежней позе. Кир болтал ногами, глядя в пол. В этом безумном спектакле главную роль предстояло сыграть именно мне, но все же их присутствие меня поддерживало. Не хватало лишь Буца с Ясоном, но эти двое были в подвале — ремонт до конца еще не был доведен.

— Обнаружив пропажу средств Товарищества, Иоганес не собирался молчать. Возможно, он был готов поставить в известность ваших компаньонов, или же обратиться к милициантам. А может, напротив, собирался вас шантажировать. Узнать этого мы не можем, но в этом и нет нужды. Я даже допускаю, что вы решили устранить его просто потому, что он стал вам опасен. Есть вещи, которые не доверишь даже близкому товарищу. Конечно, вы не стали стрелять в него, вы человек, привыкший думать на несколько ходов вперед, чувствующий обстановку, умеющий действовать аккуратно, но вместе с тем решительно. Вы выбрали яд. Иоганес должен был молчать — и молчать гарантированно.

Макелла бросил взгляд на хронометр, лежащий на столе.

— Две минуты миновали.

— Спасибо. Значит, еще три остались в моем распоряжении. Постараюсь воспользоваться ими разумно… Отравить человека во время застолья — отличная идея. Подозрение падает сразу на всех, не так ли? Однако было одно «но». Подсыпать яд за столом практически невозможно — слишком много глаз. Можно отлучиться из-за стола, но на кухне хозяйничает серв, от которого это тоже не укроется. Надо подсыпать яд незаметно, но как это сделать? Ответ достаточно прост — найти сообщника. Нет, вы не стали искать сообщника среди людей. Вы стараетесь не доверять людям, предпочитая работать в одиночку. Так надежнее. Посвяти вы кого-то в свои планы, что если он продолжит дело Иоганеса? Вы же не могли довериться людям. И вам пришлось довериться серву. Ланселот!

— Он не придет, — сказал Евгеник, — Он не выполняет приказов.

— Но это был не приказ, просто оклик. А Ланселот достаточно умен.

Серв явился через несколько секунд. Медленно вошел в комнату, повел головой, похожей на шлем рыцаря с глухим забралом. Шлем рыцаря в белых доспехах. Скрывающий гораздо больше, чем мы предполагали. Что ж, способность мыслить не всегда дается нам одновременно с болтливостью. А Ланселот при всех своих достоинствах предпочитал всегда хранить молчание.