Очень убедительно показывает это Шмальгаузен на примере оленей. Оленьи рога – характерный признак зрелого самца. Только у северных оленей рогами украшены также и самки. Это, несомненно, приобретение более поздних времен – результат вторичного переноса самцового признака на самку. Сохранилась где-то в Саянах первоначальная, исходная форма этого подвида, с безрогими самками. Каким же образом появляется у кротких олених это чисто мужское, горделивое украшение? Вот ответ. Рога оленей всегда развиваются под влиянием мужского полового гормона, который должен достичь ко времени полового созревания известной пороговой концентрации. Мужской половой гормон выделяется и самками, у северных оленей – не в более высоких пропорциях, чем у обычных. Но у них, у северных, изменилась норма реакции тканей на мужской половой гормон. Морфогенная реакция, выражающаяся в образовании рогов, наступает у них при более низкой концентрации гормона. Потому-то и оказывается достаточно обычного для всех оленьих уровня мужской гормональной активности.

У высших животных гормональные сдвиги не видоизменяют репродуктивную сферу. Сделать самку бесплодной гормоны еще могут, но до того, чтобы самец принес потомство, дело не доходит. А вот на более ранних этапах эволюции возможно и такое. У земноводных половые железы развиваются вначале как обоеполые, и действие половых гормонов может вызвать у них полное преобразование пола. Самки лягушек и квакш под влиянием тестостерона могут превратиться в заправских, сексуально активных самцов, вот только при спаривании их потомство состоит исключительно из самок. (Этот же эффект – отсутствие мужских особей в потомстве – может быть достигнут и за счет повышенной концентрации женского гормона – эстрона). А у тритонов под воздействием эстрона самцы превращаются в самок, способных к нормальным брачным отношениям, но с той опять же оговоркой, что на свет они производят одних лишь самцов.

И, наконец, еще одна поразительная закономерность, имеющая прямое отношение к принципу саморегуляции – одному из «китов», на которых основывается величие и бессмертие природы. Между вторичными половыми признаками и обусловившими их появление половыми железами существует обратная связь. Семенники у петуха функционируют активно – и все более ярким и роскошным становится его гребень. Но лишь до предела, четко обозначенного природой. На определенной стадии развития гребень начинает тормозить развитие семенников. Это полностью подтверждено многочисленными экспериментами. Задержка в развитии семенников прекращает рост гребня. Если половые железы удалить – гребень редуцируется. А если удалить гребень – усиливается рост желез. Такая форма связи, заключает Шмальгаузен, характерна для зрелого организма и ведет к поддержанию подвидного равновесия в системе.

Можем ли мы подставить в эту формулу такие признаки пола, тоже по-своему вторичные, как особенности психологии и социально-ролевых ориентаций? Думаю, что с известными оговорками это было бы правомерно. А значит, и между этой сложной «надстройкой» и биологической базой пола должны протягиваться цепочки обратной связи, тоже обслуживаемые в первую очередь гормонами. Не этот ли самый механизм, только другими словами, мы описываем, когда говорим, что активность на социальном поприще, успешное овладение социальными ролями, которые женщина еще не перестала считать для себя новыми, несомненно влияют на ее материнский инстинкт, делают его менее мощным и настоятельным?

Родив одного ребенка, мать считает себя вполне удовлетворенной. У нее нет потребности еще и еще раз пережить ни с чем не сравнимое душевное состояние, сопряженное с появлением новой жизни. От поколения к поколению растет число женщин, сознательно отказывающиеся от материнства ради самоутверждения на политическом, артистическом, научном попроще. Я не вдаюсь в обсуждение того, что это: мудрый расчет или трагическая ошибка. Хочу лишь подчеркнуть, что голос материнского инстинкта, инстинкта продолжения рода, не препятствует совершению таких сделок с судьбой.

А материнская холодность, ставшая уже бесспорно массовым психологическим феноменом и в таких же широчайших масштабах подрывающая в потомстве способность полноценно вписаться в жизнь общества? Абсолютный полюс холода мы отмечаем, когда мать уходит из родильного дома одна, бросив ребенка на произвол судьбы. Общество отказывается санкционировать такое поведение. Зато оно вполне индифферентно реагирует на холодность к ребенку, замаскированную внешней респектабельностью. Ребенок обеспечен всем необходимым, за ним, как у нас говорят, хорошо смотрят, беспокоятся о его здоровье, принимают меры, чтобы дать ему хорошее образование. Но психологически орбиты его и материнской жизни не пересекаются ни в одной точке. Матери не интересны его чувства, его зарождающиеся мысли, у нее нет доступа к его глубинным переживаниям, страхам. Мои коллеги, работающие с асоциальными подростками – малолетними преступниками, наркоманами, проститутками – видят у них в прошлом одну и ту же картину: одиночество, заброшенность, бесприютность. И сейчас все чаще они говорят об этой постепенной атрофии материнского инстинкта как о родовом признаке, поскольку детство самих матерей проходило в таких же точно условиях…

К концу XIX века, как мы помним, в массовом сознании скопился колоссальный энергетический заряд протеста против неравенства полов. Его хватило на то, чтобы задать работу на все предстоящее столетие – переписать конституции и законы, перекроить социальную стратификацию общества, заново пересмотреть обычаи, нравы, традиции. Уже к середине века в странах европейской цивилизации исчезли все основания считать женский пол слабым – последние штрихи наложило увлечение женщин мужскими видами спорта, культуризмом, восточными единоборствами.

Каковы же итоги, с какими настроениями мы готовимся вступить в XXI век?

Какого-то единого мощного порыва, подобного оставшемуся в истории стремлению к эмансипации, мы, пожалуй, не наблюдаем. Пафос борьбы, преодоления ослаб. Желания и мечты как бы расслоились – пол перестал быть главным консолидирующим фактором. Женскую тему, если судить хотя бы по художественной и научной литературе, ведет многоголосый хор с достаточно обособленными отдельными партиями. Я бы не взялся предрекать, какая из них станет в дальнейшем основной, вбирающей в себя все прочие – или в этой сфере, как и во многих других, утвердился принцип широкой вариативности, многообразия.

Если же суждено все-таки нашему миру пережить еще одну вспышку острого конфликта между полами, то перспективным в этом смысле может оказаться настроение женщин, причастных к политике, где они пока что остаются хоть и не угнетенным, но, по численности и степени влияния на ход принятия решения, явно слабым меньшинством.

Принцип равноправия полов предполагает, что и при занятии выборных должностей, и при назначении на высокие посты в государственных и частнопредпринимательских структурах аспект половой принадлежности должен сниматься. В конкуренцию вступают интеллекты, деловые качества, репутации. Кто по всем этим признакам больше соответствует предстоящей деятельности, тот и получает право ею заниматься, а мужчина это или женщина – никакой роли не играет.

Сейчас все чаще эта логика отвергается как насквозь фальшивая. Нет никакой свободной конкуренции! Сами представления о деловых качествах, об индивидуальных предпосылках для занятий крупномасштабной деятельностью сложились в эпоху мужского доминирования и потому возводят в эталон мужские характеристики в мышлении, в реагировании, в способах решения проблем. Да и кто выступает в роли арбитров, кто из двух претендентов определяет победителя и вручает ему приз? Опять же мужчины! Или женщины (например, избирательницы), находящиеся под гипнозом мужских взглядов на мир, мужских предпочтений и оттого не верящих в собственную силу.

Гражданское, юридическое, экономическое, какое угодно другое равноправие лишь подорвало абсолютный мужской диктат, сделало ситуацию более терпимой, но все равно за мужчиной сохраняются позиции старшего партнера, владельца контрольного пакета акций. Именно поэтому мир остается таким неуютным. Продолжаются войны (мужчинам свойственно делать ставки на силу, на грубый нахрап при разрешении сложных, запутанных противоречий). Процветание даже в экономически развитых странах обрывается на каких-то социальных слоях, дальше следуют обойденные цивилизацией низы с нищетой, невежеством, неустроенностью (мужчины черствы, им не хватает чуткости и добросердечности). Стабильное развитие сплошь и рядом прерывают кризисы, отбрасывающие общество назад (мужчины чрезмерно рационалистичны, у них слабо развита интуиция)…