Спустя несколько минут невеста вновь была на танцплощадке, на этот раз пригласив своего деда, который приколол к ее вуали стодолларовую банкноту, наслаждаясь музыкой. Пришло время «денежного танца». С невестой по очереди должны были танцевать все мужчины, присутствовавшие на вечере, и во время танца они были обязаны положить в наиболее доступные места ее одежды денежные купюры. Такова была традиция. Обычно деньги прикалывались булавками к вуали. Тетушка Тин объяснила, что это поможет молодоженам веселее провести их медовый месяц.

После приема новобрачные должны были отправиться в плантационную усадьбу Тецкуко, превращенную в постоялый двор, где не живут, а лишь ночуют. Они проведут там первую брачную ночь, а оттуда на неделю отправятся путешествовать по побережью Флориды. После своего возвращения, как полагала Джулия, они смогут начать взрослую жизнь, будут иметь детей, пойдут работать и, в конце концов, умрут, так за всю жизнь и не увидев ничего далее нескольких миль от их любимой викторианской церквушки, где состоялось их бракосочетание. Невеста станет женой и матерью, тетушкой и крестной, будет нянчить внучатых племянников и внуков. Все это предполагалось как нечто неизбежное, обязательное. Она не будет жаловаться на свою судьбу. Даже, наверное, наоборот — будет счастлива.

Подумав об этом и представив себе все это, Джулия зажмурилась, как бы пытаясь избавиться от наваждения. Как просто, как идиллично!..

Нет, это не для нее.

Четверо детей, два мальчика и две девочки…

Нет, это не для нее. Ее мечты недостижимы. Они слишком возвышенны и грандиозны, а жизнь проще, короче…

— Потанцуем?

Рей оказался перед ней с протянутой для приглашения рукой прежде, чем музыканты грянули очередной каджунский вальс. Джулия вложила свою руку в его. Она поднялась со своего места и пошла за ним на галерею, а затем вниз по ступенькам, во двор.

Она долго наблюдала за тем, как другие танцуют этот танец, и ей казалось, что она переняла основную манеру. Вскоре она уже кружилась с Реем по кирпичному полу, он раскручивал ее то на одной, то на другой руке, она поворачивалась в такт и ритм музыке, а он не отпускал свою руку с ее спины. В ней бурлила радость, нежная и пугающая.

Ее трудно было сдержать, но она обязана была это сделать. Эта радость должна была продолжаться вечно, но Джулия знала, что она скоро закончится и угаснет. Поэтому она ловила каждый миг этого танца, чтобы сохранить его в своей памяти и в своем сердце. Она черпала жизненную силу из этого танца, силу, которая будет поддерживать ее еще долгое время.

— Так ты решила вставить в картину сцены каджунской свадьбы? — спросил он, не спуская с нее мягкого взгляда своих темных глаз. Он улыбался.

— Да, похоже, что вставлю. Все равно ведь нужно будет показывать некоторые детали жизни Жан-Пьера, эмоционального развития его дочери Алисии. Лучше свадьбы ничего и придумать нельзя.

— Тетушка Тин будет счастлива.

— Да?

— Она будет очень рада, что сумела сделать свой вклад.

— Ее вклад очень ценен, — сказала Джулия. — Из разговоров с ней я узнала очень много интересных подробностей.

Она была признательна ему за то, что он сам избрал нейтральную тему для разговора. Она задала себе мимолетный вопрос: почему он это сделал? Из вежливости? Из-за того, что ему так удобнее? Или из-за того, что он заботился о ее чувствах? Так или иначе, а она была рада возможности поделиться своими мыслями и эмоциями, которые едва удавалось сдерживать. Чувствовать себя снова в его объятиях… Это было очень волнующе…

— Как твое плечо? — спросила она и тут же испугалась своего вопроса. Не дай Бог, если он догадается о ее чувствах и переживаниях!..

— Побаливает, — ответил он. — Но для медицины случай небезнадежный.

Он неожиданно притянул ее к себе ближе и закрутил в целом каскаде невообразимых поворотов и движений. Их тела плотно соприкасались одно с другим, от груди до бедер. У нее захватило дух, она вцепилась в него. В этот момент он вернул ее в прежнее положение, на расстояние полувытянутой руки от себя. Она боялась взглянуть в его глаза.

Ясно, что он все понял. Он все понял и поэтому не боялся дать ей об этом знать. Если бы он в ту минуту сказал ей: «Пойдем со мной», она пошла бы. Он не сказал. И Джулия не сомневалась, что у него были на это свои причины. Она могла бы о них, пожалуй, догадаться, если б напряглась… Но не хотела.

Ей будет недоставать его, недоставать смешинок в его взгляде, теплой глубины его голоса. Ей будет недоставать того понимания, которое она часто чувствовала с его стороны. Он понимал ее бескорыстно, не претендуя на ответное понимание. Ей будет недоставать общения с ним, его изобретательных ласк, его воли, его силы, как физической, так и духовной. Осознав последнее, ей стало особенно грустно.

Невеста бросила букет цветов, а жених подвязку. Над молодым человеком и девушкой, случайно поймавшими эти предметы, много и долго подшучивали. Потом их осыпали птичьим кормом и попурри и пожелали счастья.

Музыканты, свернув инструменты, ушли, гости стали расходиться по своим машинам. Булл и Рей ушли вместе, не сказав куда, хотя Рей сообщил своей тетушке, чтобы она не ждала его, поцеловал ее в щеку и пожелал спокойной ночи. Булл все равно остановится в том мотеле, где жила вся съемочная бригада. Это означало, что он увидит Джулию завтра на съемочной площадке.

Джулия с тетушкой Тин стали помогать матери невесты, ее друзьям и родственникам убрать оставшуюся еду со стола, хотя окончательную уборку должны были провести работники ресторана. Джулия осталась до самого конца вечера, в этом было что-то расслабляющее и даже удовлетворяющее.

Тетушка Тин настояла на том, чтобы после приема Джулия сразу отправилась домой, так как она-де слишком много выпила за вечер шампанского. Приехав домой, они еще немного посидели на галерее и поговорили о свадьбе, о приглашенных, о том, что могло быть на уме у Булла и Рея на ночь глядя. Впрочем, было еще не так поздно — шел двенадцатый час.

Несмотря на это, Джулия вскоре начала зевать. Ее озабоченность съемками, драмой на реке, всевозможными вопросами и страхами, начинала сказываться. Она нуждалась в отдыхе. За последние три ночи ей так и не удалось ни разу выспаться. Джулия часто просыпалась и потом долго не могла вновь заснуть, она просто лежала на постели и смотрела в темноту, размышляя, бесконечно размышляя. Джулия очень надеялась на то, что эта ночь не превратится для нее в, подобную пытку.

Но все повторилось. Она подремала не больше часа и проснулась резко, как от толчка, как от звонка тревоги. Вздохнув, она повернулась на живот, приподнялась на локтях и поправила волосы. Затем она протянула руку за часами, нажала сбоку кнопку, чтобы высветился циферблат, и посмотрела время. Час ночи.

Она положила часы и снова легла, на этот раз обхватив руками подушку и уткнувшись в нее лицом. Она попыталась отогнать от себя наседавшие и уже знакомые вопросы, но у нее ничего не получилось.

Оттеснив все прочие мысли на задний план, перед ней встал самый главный вопрос, который тревожил ее больше других: имеет ли несчастный случай на реке какое-нибудь отношение к смерти Пола Лислета? На первый взгляд это казалось невероятным, но слишком уж они были похожи. Вроде бы разные съемочные трюки, а конец один. Если бы Рей не заметил движений Саммер, это была бы уже вторая смерть. И эту вторую смерть — смерть беспомощного ребенка, который никак не должен был оказаться во время съемок трюка на катере, — было бы очень трудно объяснить.

А еще труднее было бы жить с ее осознанием. Именно эта мысль и заставляла Джулию каждую ночь просыпаться с испариной на лбу и ужасом в сердце. Если бы Саммер погибла, Джулия не была уверена, что смогла бы жить под тяжестью самообвинений.

Но во всем этом можно было выделить еще один момент. Джулия обязана была задать себе этот вопрос: не была ли Саммер всего лишь одним пунктиком некоего зловещего плана, который был направлен против Джулии и ее картины? Ведь была еще змея! Ее хотели испугать или причинить физический вред? А может, это было предупреждение? Знак о том, что кое-кто не хочет, чтобы она продолжала оставаться режиссером «Болотного царства», чтобы она закончила этот фильм?