Она выглядела бы совершенно нормально, если бы не ее лицо. У нее были совершенно безумные глаза, раскрытые так широко, что вокруг зрачков виднелся белок. У них был немигающий пустой взгляд; когда девушка переводила глаза с предмета на предмет, то, казалось, слышался какой-то скрип — настолько затрудненным было их движение. Ее губы в уголках рта были плотно сжаты, но посередине верхняя губа медленно вздергивалась вверх, открывая зубы, — как будто к ней была привязана ниточка и кто-то тянул за нее. Губа вздергивалась неестественно высоко, потом по нижней части лица девушки медленно проходила судорога, после чего губа возвращалась на место и рот плотно сжимался, а через некоторое время это движение начиналось снова. Вдобавок ко всему у нее было что-то с шеей: голова девушки медленно поворачивалась влево градусов на сорок пять и останавливалась, затем ее шея конвульсивно дергалась и голова возвращалась в прежнее положение. Эти повторяющиеся движения в сочетании с полной неподвижностью Мерле, судорожно сжатыми на коленях руками и остановившимся взглядом могли до смерти перепугать любого человека.

На секретере за шахматным столиком стояла коробка табаку. Я достал из кармана трубку и подошел к секретеру. Встал у противоположной стороны столика, на краю которого лежала сумка. Девушка чуть подпрыгнула, но позы не изменила. И даже попыталась улыбнуться.

Набив трубку, я чиркнул спичкой, прикурил и встал напротив девушки, держа в руке уже погасшую спичку.

— Вы без очков сегодня, — сказал я.

Она заговорила. Ее голос был спокоен и сдержан.

— О, я ношу их только дома или когда читаю. Они в сумке.

— Вы сейчас дома, — сказал я. — Вам надо бы надеть их.

Я небрежно взял ее сумку. Мерле не шевельнулась и не посмотрела на мои руки. Она не отрывала взгляда от моего лица. Открывая сумку, я немного повернулся в сторону. Выудив из сумки футляр, я подтолкнул его через стол к девушке.

— Наденьте.

— О да, я надену, — сказала она. — Но я, наверное, должна снять шляпу…

— Конечно, снимите шляпу, — согласился я.

Она сняла шляпу и положила ее на колени. Потом она вспомнила про очки и забыла про шляпу: та упала на пол, когда девушка потянулась за очками. Она их надела. Они несколько скрасили ее вид.

Пока она занималась всем этим, я вынул из ее сумки пистолет и незаметно сунул его в задний карман. Она вроде ничего не заметила. Это был все тот же автоматический кольт двадцать пятого калибра с ореховой ручкой, который я видел в верхнем правом ящике ее стола.

Я прошел к дивану, опустился на него и сказал:

— Ну, вот и порядок. Чем мы займемся теперь? Вы голодны?

— Я была дома у мистера Ваньера, — сообщила она мне.

— О.

— Он живет в Шерман-Оакс. В самом конце Эскамилло-драйв.

— Ага, может быть, — тупо сказал я и попытался выпустить дым колечком — но безуспешно. У меня на щеке мелко забилась какая-то жилка. Мне это совсем не понравилось.

— Да, — спокойно сказала она, тогда как ее верхняя губа продолжала медленно вздергиваться и опускаться и подбородок описывал дугу к левому плечу и возвращался обратно. — Там очень тихо. Мистер Ваньер живет там уже три года. Прежде он жил в Голливуде, на Даймонд-стрит, с каким-то другим человеком. Но мистер Ваньер говорит, что они не смогли ужиться.

— Могу понять, — сказал я. — Как давно вы знакомы с Ваньером?

— Восемь лет. Мы не близкие знакомые. Я должна была время от времени доставлять ему… разные посылочки. Ему нравилось, когда их приносила именно я.

Я предпринял еще одну попытку выпустить дым колечком. Никак.

— Конечно, он никогда мне не нравился, — продолжала она. — Я боялась, что он… я боялась…

— Но он этого не сделал, — сказал я.

На ее лице впервые появилось нормальное человеческое выражение — Мерле как будто удивилась.

— Да, — согласилась она. — Не сделал. Фактически не сделал. Но он был в пижаме.

— Отнеситесь к этому проще, — посоветовал я. — Поваляться вечерком на диване в пижаме — некоторые могут себе это позволить, почему бы и нет?

— Я хочу вам еще кое-что сообщить, — серьезно сказала она. — Знаете, что заставляет одного человека платить деньги другому?.. Миссис Мердок вела себя очень достойно по отношению ко мне, правда?

— Безусловно, — согласился я. — А сколько вы отвезли ему сегодня?

— Только пятьсот. Миссис Мердок сказала, что это все, что она может дать, но в действительности она не может дать даже этого. Она сказала, что это должно кончиться. Это не может дальше продолжаться. Мистер Ваньер обещал оставить ее в покое, но не делает этого.

— Они всегда так, — сказал я.

— Так что остался только один выход — я это знаю очень давно. Я во всем виновата, а миссис Мердок была всегда так мила со мной. Это уже не могло сделать меня хуже, чем я была, правда ведь?

Я сильно потер ладонью щеку, чтобы утихомирить мелко дергавшийся нерв. Она не заметила, что я не ответил, и продолжала:

— Так что я это сделала. Он был в пижаме, а рядом с ним стоял стакан. Он смотрел как-то искоса и скалился. И даже не встал, чтобы впустить меня. Но во входной двери торчал ключ. Кто-то оставил там ключ. Это… это…

— Это был ключ во входной двери, — подсказал я. — Так что вы смогли войти в дом.

— Да, — Мерле кивнула и попыталась улыбнуться. — И ничего особенного, правда. Я даже не помню никакого шума. Хотя шум, конечно, был. И очень громкий.

— Полагаю.

— Я подошла к нему очень близко, так, чтобы не промахнуться.

— А что сделал мистер Ваньер?

— Просто сидел и скалился. Я не хотела возвращаться домой, чтобы не доставлять дополнительных неприятностей миссис Мердок и Лесли. — Голос Мерле сорвался и замер на этом имени, и мелкая дрожь прошла по ее телу. — Поэтому я пришла сюда. И когда на звонок никто не ответил, я нашла офис и попросила управляющего впустить меня в вашу квартиру, чтобы подождать вас. Я знала, что вы посоветуете мне, что делать.

— Вы дотрагивались до чего-нибудь, пока находились в доме Ваньера? — спросил я. — Может быть, вспомните что-нибудь? То есть кроме входной двери. Или вы просто вошли в комнату и вышли, ни до чего не дотрагиваясь?

Мерле задумалась, и лицо ее застыло.

— О, я помню одно, — наконец сказала она. — Я выключила свет. Перед уходом. Лампу. Знаете, такая большая лампа с очень большими лампочками, которая светит вверх. Я ее выключила.

Я кивнул и ободряюще улыбнулся ей. Ну же, Марлоу, еще одна улыбка — и повеселей.

— Значит, так, — сказал я. — Езды сюда полчаса, здесь вы находитесь около часа. Значит, из дома Ваньера вы вышли около половины шестого. И выключили свет.

— Именно, — она снова кивнула, почти радостно. Довольная тем, что вспомнила. — Я выключила свет.

— Выпить не хотите?

— О нет, — Мерле энергично потрясла головой. — Я никогда не пью.

— Не возражаете, если я выпью?

— Конечно, нет. Почему я должна возражать?

Я встал и изучающе посмотрел на нее. Ее губа все так же опускалась и поднималась, и голова мерно поворачивалась влево и возвращалась в нормальное положение. Но мне показалось, амплитуда движений уже постепенно затухала.

Трудно было сказать, сколько это могло продолжаться. Наверное, чем больше девушка говорит, тем лучше. Никто не знает, сколько времени требуется человеку, чтобы оправиться от шока.

— Где ваш дом? — спросил я.

— Как же… я живу с миссис Мердок. В Пасадене.

— Я имею в виду настоящий дом. Где ваши родители?

— Они живут в Вичите, — сказала она. — Но я не ездила туда… никогда. Изредка я пишу им, но не виделась с ними очень давно.

— Чем занимается ваш отец?

— У него госпиталь для собак и кошек. Он ветеринар. Надеюсь, они ничего не узнают. О том случае они не узнали. Миссис Мердок никому не говорила.

— Может, и не узнают, — согласился я. — Пойду, налью себе.

Я прошел на кухню и сделал себе коктейль, и это был коктейль что надо. Я выпил его залпом, потом вытащил из кармана пистолет и увидел, что предохранитель поднят. Я понюхал дуло и вытащил обойму. В стволе оставался один патрон, но это был пистолет того типа, который не стреляет, если обойма вынута. Я поднес пистолет к глазам и заглянул в казенную часть. Оставшийся там патрон, весь искореженный и смятый затвором, был явно не двадцать пятого калибра. На вид как будто тридцать второго. Патроны же в обойме были нормального калибра — двадцать пятого. Я собрал пистолет и вернулся в гостиную.