— Да, сэр.
— Хорошо?
— Как и по-английски. Ребенком десять лет жил во Флоренции.
— Как это случилось? — спросил он, с интересом взглянув на меня из-под кепи.
— Я родился во Флоренции. Мой отец был художником, не самым крупным, но достаточно известным. Когда мне было десять лет, умер его брат и оставил ему дом в Кармеле, штат Калифорния. Мы оставили Флоренцию и поселились в Кармеле, но итальянский я никогда не забывал!
Он кивнул:
— Хорошо знаете Флоренцию?
— Я жил там два года в тридцать четвертом. Изучал архитектуру. Да, пожалуй, я знаю ее достаточно хорошо.
— А как насчет Рима и Венеции?
— И там не потеряюсь. А в чем дело, лейтенант? Он щелчком сбросил сигарету в реку.
— Умеете водить машину?
— Да, я уже несколько лет вожу машину.
— Как вы думаете, вы смогли бы работать гидом? Вы сможете отвечать достаточно квалифицированно на самые разные вопросы, связанные с искусством и историей?
— Думаю, справился бы с этим, — ответил я, недоумевая, о каком задании он мне говорит. — Я наизусть знаю весь путеводитель по Италии и уверен, что гиду большего знать и не надо.
— Ну, пока все, — сказал, поднимаясь, Ролинс.
— Что я должен делать, лейтенант?
— Вам поручено сопровождать генерала Костэйна в его экскурсии по Флоренции, Риму и Венеции. Приступите завтра.
Я недоуменно уставился на него:
— А боями в этой стране генерал не интересуется?
Ролинс слегка улыбнулся:
— Он в отпуске по болезни. И лучше бы ему не слышать подобных разговоров. — Он покачал головой. — Сержант, это задание не покажется вам легким! Если бы это было в моей власти, я ни за что не отправил бы никого из моих людей, но приказ из штаб-квартиры, и генерал просил прислать именно вас.
— Что он за человек?
— Замечательный, я бы сказал, оригинальный чудак. Вы скоро сами в этом убедитесь! У него очень своеобразное представление о том, как солдату надлежит выглядеть и поступать. Я, конечно, выдам вам самую лучшую форму, но вы и сами должны постараться и быть безупречны; когда я говорю «безупречны», значит — безупречны. Он видит все, проверяет, насколько тщательно отполированы голенища ваших сапог и, если… спаси вас Бог!
— Скажите, лейтенант, я не сошел с ума? Вы ведь не предлагаете мне чашечку кофе? Ролинс усмехнулся:
— Нет, это не чашка кофе, а может быть, даже кое-что покрепче! Это тот случай в вашей жизни, — когда есть реальная возможность сделать карьеру военного. Посмотрите еще раз путеводитель, потому что если вы дадите генералу не правильный ответ, то получите представление об атомной бомбе, сброшенной на вашу голову.
— Вы говорите так, словно отправляете меня на каникулы!
— Когда вы вернетесь, я предоставлю вам небольшой отпуск: наверняка вы будете в нем нуждаться. Пойдемте, надо подготовить ваши бумаги. Вы обязаны доложиться в Болонье в десять ноль-ноль завтра утром. У вас не так уж много времени.
Штаб генерала Костэйна в Болонье находился на Виа Рома, рядом с железнодорожной станцией.
На следующее утро в десять ноль-ноль я представился майору с серым лицом. За время моей службы мне довелось побывать во многих штаб-квартирах, но такой чистоты и такой шикарной я никогда не видел.
В отполированных полах можно было увидеть свое отражение. Медные дверные ручки блестели, словно алмазные. Огромный, плечистый сержант открыл передо мной дверь, взявшись за отшлифованную дверную ручку листом белой бумаги, на мгновение прикрывшим ее блеск. Офицеры, сидевшие за письменными столами, выглядели так, будто с них только что сдернули целлофановую обертку. Никто не сидел развалясь: все держались прямо, как всадники на конях во время парада.
Серолицый майор изучал мои документы так тщательно, словно его жизнь зависела от того, найдет ли он в них ошибку. Потом он поднял на меня утомленные глаза и оглядел всего дюйм за дюймом, словно под микроскопом отыскивал невидимых микробов.
— Повернитесь, — приказал он.
Я сделал поворот, прямо-таки чувствуя, как его пристальный взгляд ощупывает дюйм за дюймом мою спину.
— Хорошо. Спокойнее, сержант. Я повернулся, в соответствии с уставом шаркнул подошвой и застыл, глядя поверх его головы.
— Вы знаете ваши обязанности?
— Да, сэр.
— Что?
— В одиннадцать ноль-ноль я должен сопровождать генерала Костэйна во Флоренцию в «Гранд-отель». Мы пробудем во Флоренции четыре дня, потом отправимся в Рим, остановимся на двое суток в Сиене в отеле «Континенталь», потом на трое — в Риме в отеле «Флора». Из Рима я сопровождаю генерала в Венецию по маршруту: Терни — Фано — Равенна — Феррара — Падуя. В Венеции мы остановимся на четверо суток в отеле «Лондра», а потом вернемся в Болонью. Прибытие восьмого мая.
Майор почесал свой длинный нос и кивнул.
— Все правильно, сержант. Генерал скажет вам, что он хочет увидеть во Флоренции.
— Да, сэр.
— За штабом во дворе вы найдете машину генерала. Шофер Хеннеси как раз ею занимается, поэтому сейчас пойдите и осмотрите автомобиль и поговорите с Хеннеси. Он введет вас в курс дела и расскажет вам все, что надлежит знать. Вернетесь сюда и доложите в десять пятьдесят пять.
— Да, сэр.
Я отдал честь, развернулся и вышел строевым шагом. По дороге к выходу я поймал взгляды офицеров, сидевших за столами, они смотрели на меня с таким, трагическим видом, будто я умирал от оспы.
Я нашел машину Хеннеси во дворе штаба, где он укладывал вещи в багажник громадного «кадиллака». Хеннеси был высоким, поджарым мужчиной с абсолютно невозмутимым лицом и глазами жесткими, как кремень.
— Вы водитель? — спросил он, тоже подвергнув меня тщательному осмотру сверху донизу.
— Да.
— Вы полюбите ее, — сказал он. — Взгляните теперь на это. — Он приподнял темную кожаную сумку, и на ее полированной поверхности отчетливо, как в зеркале, я разглядел свое лицо. — Ручная полировка. — Хеннеси подошел и с ненавистью, которая заставила меня содрогнуться, произнес:
— Пять таких штуковин. Два часа в день требуется, чтобы содержать их в таком виде. Я знаю, сам полировал. Но генерал хочет, чтобы все было именно так, и для того, чтобы они сохраняли такой вид, их нужно полировать каждый день до потери пульса.
— Вы хотите сказать, что в мои обязанности входит полировка сумки и чемоданов? — Подобная перспектива вызвала во мне злость.
— Будете полировать, если хотите жить! — Хеннеси повернулся и положил сумку в багажник так осторожно, точно это была яичная скорлупа. — Следить за машиной — вторая ваша обязанность, которую вы должны выполнять с особой тщательностью, пользуясь для полировки только полиролью. Каждый раз, когда вы будете останавливаться, чтобы генерал поел или облегчился, вы должны полировать машину. Понятно? Он не выносит грязных машин и все время следит за этим! Сколько раз мне приходилось одной рукой есть, а второй полировать этого сукина сына. Не забывайте о пепельницах. Если генерал, влезая в машину, почует хотя бы запах в пепельницах, то сделает запись в своей маленькой книжечке.
— Какой книжечке?
Хеннеси аккуратно сплюнул на бетон, потом тщательно растер плевок.
— Вам следует знать об этой книжке: обо всем, что происходит, генерал записывает в свою книжку. Все, что вы упустили, — грязные пятна, любая небрежность, любая ошибка — заносится в эту маленькую книжечку. Потом он с соответствующими указаниями передает ее майору Кею, и вы получаете наказание. Я схватил три дня ареста за эти пепельницы.
Я обозревал огромное блистающее поле моей будущей деятельности, и мое сердце замерло.
— Вы бываете в увольнении? — спросил я.
— Я? — Холодное, гранитное лицо Хеннеси на какое-то мгновение расплылось в подобии улыбки. — Это мой первый отпуск за четыре месяца службы у генерала, и я собираюсь насладиться им в полную силу. Теперь это все ваше, сержант, и надеюсь, что вы будете наслаждаться так же, как собираюсь наслаждаться я. Не знаю, как и что у вас получится, но у меня наслаждение будет.