Как бы то ни было, легенда об Александровых подвигах на р. Танаисе держалась прочно, и отражение ее находим еще в "Александровых алтарях", помещаемых Птоломеем у устья р. Танаиса.[6] Аммиан Марцеллин упоминает также об Александровых алтарях на р. Борисфене; свидетельство это имеет под собой, однако, гораздо более реальные основания, чем данные Птолемея, и его необходимо связать с одиночным, но весьма любопытным свидетельством Макробия[7] о том, что наместник и полководец Александра Зопирион в своем походе против европейских скифов, предпринятом в бытность Александра в Азии,[8] дошел до ворот Ольвии, но был отражен и погиб во время этой кампании.

О том, однако, насколько было трудно сделать необходимые выводы из новых географических данных, ярче всего свидетельствует тот факт, что, несмотря на поход вдоль р. Инда к его устью и плавание вдоль южных берегов Азии, Александр готов был в Индии искать истоки р. Нила. Он будто бы усматривал подтверждение этой, основанной на легендарных данных, ионийской точки зрения в том, что в р. Гидаспе водились крокодилы, а у р. Акесина росли египетские бобы. Будто бы и свой флот Александр снаряжал первоначально с намерением плыть на нем прямо в Египет.[9] Подобные свидетельства цепкости традиционных географических представлений и стойкости перед, казалось бы, уничтожающими их новыми фактами могут быть почерпнуты и из самих сочинений величайшего ученого того времени, а равно и всей древности - Аристотеля.

Несмотря на то, что Аристотель убежден в шарообразности. Земли и во вращении вокруг нее небесной сферы и светил, он, все же не считает потерявшим значение учение древних ионийцев о северных горах, скрывающих на ночное время Солнце.[10] Доказывая, что горы вообще являются местами концентрации влаги, он устанавливает, подобно древним ионийцам, происхождение рек из высоких гор. При этом Аристотель указывает, что величайшие и длиннейшие в мире реки вытекают из северных гор, которые в свою очередь являются высочайшими горами. Если Геродот, отрицая существование Рипейских гор, не мог все же, как мы видели, обойтись без них в своем изложении и упоминал о них, не называя по имени, то Аристотель прямо повторяет древнеионийскую версию о Рипеях на дальнем севере, выше крайних пределов Скифии, с которых берут начало многочисленные и большие реки, кроме Истра, истоки которого он знает в другом месте; И лишь сообщения ионийцев о высоте этих гор он склонен считать баснословными.

В подтверждение подобных, с глубокой древности известных, но оспаривавшихся в греческой литературе, вещей Аристотель приводит новинку: указание на открытые Александром Македонским в Азии высочайшие горы, именуемые им Парнассом, с которых также текут великие азиатские реки, в частности Бактр, Хоасп и Араке (т. е. разумея, очевидно, под последним, вслед за Геродотом и более древними авторами, Окс). С этих же гор Аристотель готов вывести и Танаис, как это делали многие другие географы поры Александра Македонского. Отдавая дань модной в эпоху эллинизма теории бифуркации рек, он заставляет Танаис в качестве рукава Аракса (Окса), текущего в Каспийское море, впадать в Меотиду.[11]

В отношении Каспийского моря Аристотель стоит на прежней, свойственной ионийцам и Геродоту, позиции: Каспийское море является замкнутым бассейном. Но следуя своей гидрографической осведомленности и точности, не допускавшей, чтобы столь интенсивно пополнявшийся за счет больших рек бассейн не имел выхода, он заставляет его на основании ли собственных соображений или каких-либо неизвестных нам ближе данных изливаться посредством подземного протока в Черное море. Соединение этих морей имело место у так называемых "Пучин Понта" (βαθέα τού Πόντου) - пункт его наибольшей глубины.

Судя содержащемуся в "Метеорологии"[12] указанию на то, что от этих "Пучин" видны кавказские вершины и что место это находится близ страны племени кораксов, речь идет о прибрежных водах близ Диоскуриады (Сухуми), откуда действительно бывают видны снежные вершины Кавказа.[13] Замкнутость каспийского бассейна Аристотель подчеркивает еще раз в другом месте "Метеорологии",[14] указывая при этом, что таким же замкнутым водоемом является в сущности и Эритрейское (Красное) море, имеющее, по-видимому, лишь небольшое (хата jux-pov) сообщение с тем морем, которое находится за Геракловыми столпами, т. е. с Атлантическим океаном - его Аристотель, подобно убежденному в этом достаточно твердо Геродоту, считал соединяющимся с Индийским океаном.

Что же касается до подземного слияния Черного и Каспийского морей, то при всей одиночности этого сообщения Аристотеля нельзя не обратить внимание на тот факт, что подобный же способ соединения он позволяет подозревать и в отношении Черного моря и Адриатики, в своем рассказе о рыбах трихиях,[15] которых ловят на пути из Пропонтиды в Понт, но никогда на обратном пути, который они совершают по Дунаю. Передавая этот же рассказ, Плиний уже совершенно определенно говорит о подземном рукаве, соединяющем оба моря.[16]

Совершенно определенно опять-таки о подземном соединении названных морей повествует и Теопомп, о чем имеется краткое указание у Страбона.[17] Теопомп при этом приводит в доказательство опять-таки совершенно рационалистическое соображение, а именно находки фасосской и хиосской керамики у Нароны, на адриатическом побережье. Если и эти домыслы в действительности восходят к Аристотелю, то мы вправе были бы говорить об определенной аристотелевой теории, в силу которой замкнутые или имеющие лишь незначительное сообщение с другими бассейнами моря соединялись с ними посредством подземных протоков.

Наряду с этим Аристотелю, быть может, была уже известна также и версия о наземной бифуркации Истра, изливающегося одним рукавом в Понт, а другим в Адриатическое море, равно как и соответствующая версия Аргонавтики, которая, как мы показали выше, обязана своим происхождением освоению и колонизации адриатических берегов и могла возникнуть вряд ли ранее IV столетия до н. э.[18]

Судя по тому, что границей Ливии и Азии Аристотель считает не Нил, а Суэцкий перешеек, следует полагать, что и границу между Азией и Европой он проводил не по Танаису, а по Кавказскому перешейку и р. Фасису. В этом предположении нас подкрепляет тот факт, что из одного пассажа, касающегося характеристики местожительства скифов и савроматов, следует,[19] будто разделенные Танаисом племена находятся все же оба на европейской территории, ибо оба населяют холодную (европейскую) область. Возможно, таким образом, что упоминаемое Эратосфеном[20] деление материков по перешейкам восходит в конечном счете к Аристотелю.[21]

Если в отношении восточных стран Аристотель уже располагает фактами, добытыми македонским завоеванием, хотя и использует их еще весьма ограниченно, то в отношении северо-западных стран он также свидетельствует о некотором увеличении фактических знаний по сравнению с Геродотом, не всегда при этом известного и понятного происхождения. Ясно только, что этот великий коллекционер фактов использовал все те новые материалы, которые открылись благодаря дальнейшему освоению греками италийских и Лигурийских берегов. Если для Геродота загадочная Пирена, откуда берет начало р. Истр, была именем города, то Аристотель уже прилагает это наименование к соответствующему горному хребту, помещаемому им на юге Кельтики,[22] с которого течет не только Истр, но и р. Тартесс.