Прежде всего реальная почва и практический смысл подобного предприятия для массалиотов, ведших торговлю с северо-европейскими племенами, представляются совершенно несомненными. Поиски собственных путей к британскому олову и балтийскому янтарю имели чисто практическое значение и сулили огромные выгоды. Поэтому на осуществление подобного предприятия массалиотами могли быть отпущены достаточные средства, и предприятие Питея могло осуществляться не как личная затея некоего бедняка - подобным образом не прочь изобразить его Полибий у Страбона,[1] - а как государственное и коммерчески важное начинание одного из крупнейших колониальных центров древнегреческого Запада. К тому же то, что хотя и очень отрывочно известно о Питее, характеризует его как одного из наиболее выдающихся ученых своего времени, впервые с помощью гномона определившего широту своего родного города, астрономическими измерениями которого впоследствии воспользовался Гиппарх[2] для проведения параллели через Массалию и Византии. Произведенные им вычисления поражают при этом своей относительной точностью.

Из слов того же Полибия и Страбона явствует, кроме того, что такие крупные авторитеты древней науки, как Эратосфен и Гиппарх, доверяли Питею и широко использовали его сообщения и астрономические измерения. Точно так же поступают в конце концов и другие писатели, в том числе и сами Полибий и Страбон.

Следует полагать, что почти все известия о Британии и других североевропейских местностях, относящиеся ко времени, предшествующему походам Цезаря, восходят так или иначе к Питею, суммировавшему свои впечатления и наблюдения в книге "Об океане", написанной им по возвращении из путешествия, от которой сохранились лишь весьма незначительные фрагменты, содержащие в себе к тому же вполне вероятные искажения, причиненные желанием цитировавших Питея авторов представить его данные в возможно более фантастическом свете. Все это необходимо принять в расчет при рассмотрении приписываемых Питею маршрутов и произведенных им при посещении северных стран наблюдений.

Первое затруднение, с которым приходится сталкиваться при изучении данных о путешествии Питея, заключается в необходимости решения вопроса о его пути к северным берегам Атлантики. Судя по отдельным замечаниям Страбона, ссылающегося на Полибия,[3] Питей в своей книге, написанной, видимо, по образцу периплов, описывал Гадес, иберийское побережье Атлантического океана и берега Бискайского залива. В этом случае, однако, пришлось бы предположить, как это и делают некоторые современные исследователи, что Питей совершил свое плавание в качестве пассажира на карфагенском судне. Это представляется, однако, маловероятным ввиду весьма сложных и своеобразных задач, которые он перед собой ставил и для исполнения которых недостаточно было быть простым пассажиром. Кроме того, цель такого предприятия вряд ли могла быть сохранена в тайне, и Питеева разведка по части олова и янтаря могла быть совершена лишь к невыгоде и против карфагенских интересов.

Разумеется, нельзя и претендовать на окончательное решение этого вопроса ввиду той сложной политической обстановки, которая имела место в испанских водах в IV столетии-до н. э., однако заманчивым и не лишенным реальной почвы представляется другое предположение, а именно, что Питей добрался до берегов Атлантики не по морю, а по рекам Роне и Луаре. На возможность подобного пути для массалиотов указывает в своем перипле Авиен.[4] Что же касается путешествия к Гадесу и вдоль испанского побережья, то, во-первых, оно могло быть совершено вне связи с северным плаванием Питея, с другой же стороны, он мог воспользоваться для своих описаний и литературными источниками, имея под рукой перипл Гимилькона или сочинения своего соотечественника Эвтимена. Противоречит предположению о плавании Питея по рекам через Кельтику главным образом лишь то, что в его книге, видимо, не содержалось об этом сколько-нибудь подробных упоминаний, и во всяком случае путешествие, якобы им предпринятое, не увеличило ничуть познаний греков о внутренних областях Галлии в доцезареву эпоху.

К Питею, впрочем, должно быть возведено свидетельство, заимствуемое Страбоном у Полибия (со ссылкой на Питея) о торговом городе Корбилоне, стоявшем на берегу р. Лигера (Лауры), близ ее устья. Но об этом городе уже ничего не мог узнать Сципион, собиравший среди массалиотов сведения о Британии, и другие авторы о нем не упоминают.[5] Несомненно, со значительно большими подробностями Питей сообщал об области племени остимиев, которых Страбон вслед за Цезарем называет осисмиями, населявших современную Бретань. Западную оконечность ее Страбон, со слов Питея, называет мысом Кабайон (Габайон у Птолемея).[6] Эти остимии - кельтское племя, должны быть, по-видимому, сопоставлены с эстримниками, которых Авиен помещает на северо-западе Пиренейского полуострова. Имя это имеет несомненную связь с европейскими древними местонахождениями олова и послужило основанием для наименования легендарных Эстримнидских островов, о которых у нас выше была речь.

В качестве одного из этих Эстримнидских (или Касситеридских) островов может быть принят упомянутый Страбоном, опять-таки со слов Питея, остров Уксисама (современный Уэссан, до которого Питей плыл, или считал потребным плыть) от берегов Кельтики три дня.[7] Следует думать, что Питей побывал на острове Уксисама лично ввиду его интереса к добыче олова, равно как побывал он и в Британии, описание которой, сделанное им впоследствии, легло в основу данных, предложенных Эратосфеном, представлявшим себе Британию в качестве треугольника с обращенной к северо-востоку вершиной, основание которого было параллельно берегу Кельтики и имело протяжение, равное семи с половиной тысячам стадий. Углы основания этого треугольника образуют два мыса - Кантион на востоке и Белерион на западе, у вершины же его располагается мыс Орка, или Оркан, удаленный от мыса Белериона на огромное расстояние, равное двадцати тысячам стадий. Страбон инкриминирует Питею, в особенности преувеличение размеров Британии, передавая в то же время маловероятное сообщение, основанное, быть может, на искаженном чтении, будто Питей исходил всю Британию пешком (II, 1, 1). Трудно сказать, чем вызваны такие ошибки в определении размеров острова, принятых Эратосфеном со слов Питея. Быть может, эти размеры определялись на основании расчетов каботажного плавания с учетом длины всего берегового рельефа. А быть может, Питей и действительно представлял себе остров значительно большим, чем на самом деле, полагаясь на сообщения местных жителей, добытые через переводчиков.[8]

Питей, видимо, не ограничился одними этими географическими сообщениями. Скорей всего именно из его описания Британии заимствовал Диодор Сицилийский свои данные о добыче олова бриттами недалеко от мыса Белерион, в юго-западной части острова, о мирном и дружелюбном характере туземцев, связанных с заморскими торговцами металлом тесной и многовековой связью.[9] В шести днях плавания к северу от мыса Оркан Питей помещал остров Туле, который являлся, по его словам, северным пределом Вселенной, так как на расстоянии еще одного дня плавания к северу кончается реальный и доступный человеческому восприятию мир - там нет уже ни воды, ни земли, ни воздуха, а некая смесь всех этих стихий, напоминающая "морское легкое", где невозможно ни ходить пешком, ни плыть на корабле.[10]