Бет перед закодированной дверью нетерпеливо перетаптывалась с ноги на ногу, вертя в руках диск с сохэйскими песнями. Она знала, что он здесь и искала встречи с ним наедине, иначе передала бы диск в каюте, при Майлзе.

«В твоих глазах страшнее мне опасность, чем в двадцати мечах…»

Дик нажал на кнопку, открывающую двери, и Бет вошла. Она исчезла с экрана, а через мгновение появилась за прозрачным окошком в двери и помахала ему рукой. Он открыл ей дверь.

— Тебе нельзя здесь быть, — сказал он. — Запрещено!

— Ага, знаю. Джек скучает по тебе. Когда этот амбал тебя сменит — приходи к нам в каюту.

Она положила диск на пульт.

— Понравилось? — спросил Дик.

Бет положила пальцы ему на губы.

— Знаешь, — серьезно сказала она. — Нет.

На этот раз их разделяли только два слоя ткани: хлопок грубой вязки и трико в обтяжку. Волосы Бет были одного цвета с ее туникой: гранатово-красного. Гемам и фемам окрашивают волосы в неестественные цвета: естественные — привилегия естественнорожденных людей. Но этот цвет был сейчас как драгоценность. Дик коснулся ладонью волос девушки, провел по ним, замирая от восторга. Ее кожа, особенно там, где вырез туники открывал ключицы, на вид казалась сухой и матовой, как самый лучший шелк, и ему почти мучительно хотелось проверить, какая она на самом деле. Бет прижалась к нему и он перевел это на свой язык как «можно», склонился к мочке ее уха и осторожно провел под ней губами.

Он понял, почему мужчины идут ради этого на подвиг, на грех, на безумство и преступление. Понял, почему Дзихэй предал жену, а Макбет — короля. Почему Бласко Рид с левиафаннера «Сегредо» застрелил Хью Эдмундссона с «Ран» в баре «Кахуна» из-за девки по имени Джемма. Почему Ромео, увидев Джульетту мертвой, выпил яд. Почему в Библии это называется «познать»…

Он умирал от нежности, забывая обо всем на свете, когда касался ладонями кожи Бет там, где большой вырез топа приоткрывал плечи, чувствуя ее грудь на своей груди. Если бы его сейчас оттащили, он бы, наверное, закричал. Он знал до сих пор лишь сдержанную мужскую ласку: пожатие руки или плеча, короткое и крепкое объятие, братский хлопок по спине… Мистресс Хару была суровой дамой, да и возраст, в котором его взяли на корабль, уже не располагал ее к нежностям. Его сердце плавилось и кипело от мучительного чувства, в котором смешались тоска и радость. В нем одновременно рождался порывистый, чувственный мужчина и умирал недоласканный ребенок, и чей голос звучал громче — он не пытался понять.

— Ты весь твердый какой-то, — сказала Бет, просовывая руку под его свитер. — Где не кости, там мускулы.

Он был твердым и там, где не было ни костей, ни мускулов.

— Сюда придут, — прошептал Дик. — Тебе нельзя здесь быть.

— Открой мне дверь на лестницу.

Они вышли из пультовой, и сквозь смотровое окошко Дик увидел, что пришел лифт.

— Быстрее! — они опрометью бросились за угол, пробежали по коридору и Дик открыл девушке дверь наверх.

— Ты где шлялся? — рыкнул Вальдер, когда он вернулся. Хотя антиграв был двигателем стабильным, оставлять его без присмотра все равно не рекомендовалось.

— Отлить ходил, — соврал Дик.

— Пять минут потерпеть не мог?

— Не мог.

— Вали отсюда.

Легкость, с которой из Дика выскочило вранье, испугала его — но не настолько, чтобы испортить все впечатления. Однако время шло, и они угасали, а ложь не забывалась.

Утром Жирного Вторника «Паломник» снова отключил двигатели и лег в дрейф. Теперь корабль, потерпевший бедствие, был виден на экранах отчетливо: носитель стандартного транспортника, той же конфигурации, что у «Паломника», только массивнее, и в том месте, где на «Паломнике» были закреплены вельботы, на разбитом корабле были контейнеры для перевозки скота.

— Майлз, — поинтересовался Болтон, которому предстоял строгий пост перед выходом в открытый космос, — а не окажется ли так, что мы все затеяли ради какой-нибудь миннегагской буренки?

— Там шэйин, — качнул головой Майлз[21].

— Твоя уверенность меня радует, — усмехнулся Джез. — А то ведь одному Суне поститься в кайф, он все равно монахом будет, а мне, хоть и Пепельная среда, к вечеру будет жрать хотеться. Так хотелось бы эту жертву принести ради чего-то стоящего.

Дело было во время завтрака — первого, к которому вышел переболевший Джек и последнего для тех, кто участвовал в спасательной высадке — до ее окончания.

— А почему? — небрежно поинтересовалась Бет. — Я думала, комической болезни у вас не бывает.

— Ее у нас не бывает, фрей, — вздохнул Джез. — Но на разбитых кораблях другой раз такое видишь, что потом скафандр долго можно отчищать. Так мы с Суной лучше перестрахуемся.

Спасательную партию составили Джез, Дик и Майлз в качестве пилота на вельботе. Капитан Хару должен был контролировать ход дела с мостика, а Вальдер — занять место во втором вельботе и быть готовым в любой момент лететь на помощь.

Капитан показал за завтраком распечатку изображения с экрана. Даже несведущему в космическом деле причина гибели корабля была очевидна: ходовая часть была оторвана от гондолы с мясом.

— Первичные повреждения, скорее всего, были нанесены одним из малых астероидов, — сказал лорд Августин. — Выходя из дискретной зоны, корабль не успел сманеврировать в направлении параллельном плоскости эклиптики астероидного пояса. Туманность помешала ему верно оценить степень опасности, малый астероид ударил платформу, и кавитационный резонанс вышел из-под контроля.

— Ваша правда, милорд, — согласился капитан Хару. — По кораблю должна была пройти ударная волна. На самых нижних палубах не мог уцелеть никто.

— Ужас, — сказала Бет.

— Так что о миннегагских буренках ты можешь не беспокоиться, Болтон, — прокомментировал со своей стороны Морита. — В этих контейнерах тоже все погибло. Впрочем, если тебя устроит говядина высокочастотной варки…

— Моро, заткни хлебало, — сказал Вальдер.

Из-за его грубости шутливая реплика Джезекии: «В Пост? Говядину?» — пропала даром. Моро встал из-за стола и ушел на кухню.

— Вальдемар, — сказала холодным голосом леди Констанс. — Я думаю, вам имеет смысл извиниться перед мастером Моритой. Ваша грубость была неоправданна.

— Пусть не потешается над тем, что не смешно, — Вальдер тоже встал и вышел из-за стола.

— А ну вернись! — крикнул капитан. Вальдер остановился на пороге и нехотя повернулся.

— Извинись пойди.

— Благодарю покорно, капитан, — Моро появился в окошке раздачи и очень, очень осторожно поставил на стойку поднос с ледяным чаем. — Я не нуждаюсь в извинениях, вырванных командным методом у человека, по-видимому, считающего себя правым.

— Так ведь он не прав, — сказал капитан. — Пока мы все вместе на моем корабле, мы будем учтивы, особенно сегодня и завтра. Так что я прошу у вас прощения за этого грубияна, мастер Морита, — капитан поклонился. Его примеру последовали Майлз и Дик.

Вавилонянин сжал губы, а потом сказал:

— Я принимаю ваши извинения, мастер Хару. В свою очередь признаю, что был неправ. Я говорил слишком неосторожно и не думал, что кто-то может это принять на свой счет.

— Ладно, — процедил Вальдемар, немного помявшись. — Может, и я погорячился, и принял на свой счет то, чего не должен был принимать. Прошу прощения. Мир?

Моро пожал плечами.

— Мир, мастер Аникст. Как там у вас — всем людям доброй воли?

— Аминь, — буркнул Джез. — Так мне Жирного Вторника еще никто не портил…

Вид через экраны корабля был крайне неважный — фиолетовый свет преобразованного рентгеновского излучения резал глаза, но иначе было нельзя: капитан Хару следил за дрейфующими астероидами. В ближайшее время ни один из них не грозил столкнуться с разбитым звездолетом, но, по словам капитана, обстановка в Пыльном Мешке могла измениться в течение каких-то пяти минут.