Леди Констанс вышла на веранду.

— Спасибо, Бет, что ты заняла дона Карло разговором, — сказала она. — Здравствуйте, отец мой. Бет, отыщи мне брата. Моего, я имею в виду.

Бет удалилась, всем своим видом демонстрируя независимость. Леди Констанс вызвала через сантор кухню и попросила подать чаю на веранду.

— Тяжело расставаться с вами, дукесса, — плетеный стул скрипнул под епископом. — Если дело в имперском суде закончится не в вашу пользу… Я не знаю, каково Мауи будет с Брюсом, но отчего-то уверен — хуже, чем с вами.

— Вы мне льстите.

— Ничуть. Боюсь, Палата Представителей слабо представляет себе, как много зависит от личности доминатора… или доминатрикс. Я ждал дня вашего отъезда как приговоренный вор на Ракшасе ждет дня отсечения правой руки.

— Ну, моя помощь была не настолько значительной…

— Дело не только в помощи, дело в вашей личности, сударыня. Дело в том, как вы разговариваете, принимаете решение и держите слово… Как вы различаете гемов в лицо и помните по именам, как вы ведете себя на советах Гильдий, как вы обращаетесь со слугами, с домочадцами… Наверное, вы с самого утра выслушиваете пожелания вернуться. Позвольте и мне присоединиться к этим просьбам. Возвращайтесь, Констанс. Я вижу по вашим глазам — вы полюбили Мауи, вам жаль покидать ее…

— Это правда, — служанка расставила на столе чайный прибор на три персоны. — Спасибо, Ата… — леди Констанс отпустила гем-серва и сама налила священнику чаю. — Знаете, мне было бы много труднее оставить Мауи, если бы я не знала, что оставляю ее на вас.

— Кассий Деландо будет хорошим наместником.

— Кассий думает в основном о делах Доминиона. Мауи и ее люди интересуют его лишь постольку, поскольку теперь это лен Ван Вальденов.

— А я думаю в основном о людях Мауи, которых поручил мне Господь. Вместе мы составим пару, которая будет справляться примерно как слепой и безногий — вы это имеете в виду?

— Гораздо лучше! Ваш предшественник был… — леди Констанс явно подбирала выражения, чтобы не злословить священнослужителя.

— Беспросветный дурак?

— Хм… — леди Констанс была слишком леди, чтобы поддержать епископа. — Что там насчет «рака» и «безумный»?

— Mea maxima culpa, — беспечно сказал епископ, тюкнув себя костлявым кулаком в грудь.

Но в душе леди Констанс не могла с ним не согласиться: предыдущий епископ Ика-а-Мауи главное зло видел в том, что гемы ходили в лава-лава, голыми до пояса, и мужчины, и женщины.

— А вот и наш вечный новиций, — отец Карло показал глазами в конец аллеи, где маячила длинная, нескладная фигура. Он с неодобрением относился к намерениям лорда Августина принять постриг, находя их способом увильнуть от исполнения обязанностей главы доминиона Мак-Интайра. Леди Констанс находила, что Гус, ее двоюродный брат, окажет Доминиону и всей империи неоценимую услугу, если и дальше не будет заниматься делами Доминиона, а будет заниматься тем, что Господь вложил ему в сердце — астрофизикой. В результате каждый имел то, что хотел: лорд Августин — уйму времени для ученых штудий, леди Констанс — единый Доминион, а общественное мнение — удовлетворительное объяснение тому, что лорд-наследник Дилана Мак-Интайра не исполняет своих обязанностей, в частности — не обеспечивает Доминион своим потомком, продлевая цепь лордов-доминаторов еще на одно звено. И всё это — благодаря маленькой, почти невинной лжи, которая для лорда Августина, наверное, и ложью-то не была: он совершенно искренне полагал, что вот уже восемнадцать лет готовится к поступлению в древнее братство Доминика, вот только каждый раз ему что-то мешает. Отец Вергилио, епископ Тир-нан-Ог, воспринимал его намерение слишком всерьез — видимо, поэтому лорд Августин и решил поменять глиноземы континента Авалон на океанские просторы Ика-а-Мауи. Хотя вряд ли отдавал себе в этом отчет. Вообще, кроме астрофизики, в мире было мало вещей, в которых Августин Мак-Интайр, восьмой лорд Тир-нан-Ог, отдавал себе отчет.

— Добрый день, ваше преосвященство, — лорд Августин опустился в стул, придвинув к себе чашку. — Знаете, мы ведь улетаем сегодня… Кстати, Констанс, куда упаковали мой сантор? Я без него как без рук.

— Его не паковали — он в твоей комнате на стеллаже.

— А, да, — лорд Августин плеснул в чай столько сахарного сиропа, что отец Карло в очередной раз удивился — как этот человек умудряется оставаться худым, как щепка при таком потреблении сладостей и главным образом сидячем образе жизни. — Пришли попрощаться? Мне тоже будет жалко покидать Мауи. Знаете… — он мощно отхлебнул, — а мне только вчера пришло в голову: здесь, на Мауи, новый крупный центр разработки блуждающих скоплений антиматерии — а я ни разу не поднимался на орбитальную станцию, ни разу не попытался попасть на борт левиафаннера, чтобы… Констанс, ты наступила мне на ногу…

— Извини, Гус.

— Так вот, мне пришла в голову прекрасная мысль: вместо того, чтобы лететь на «Леониде», сесть на левиафаннера…

— Думаю, у вас ничего не получилось бы, — покачал головой отец Карло.

— Но почему? — изумился лорд Августин.

— Во-первых, потому что ни один левиафаннер не опустится до того, чтобы взять пассажиров…

— Я думал об этом! — лорд Мак-Интайр сделал решительный жест рукой. — Констанс, ты мне вчера уже говорила, что это безумная затея. Но я настаиваю — ведь «Паломник» принадлежит тебе наполовину, и капитан Хару не смог бы отказать тебе хотя бы ради памяти наших родителей…

— А во-вторых, ни один левиафаннер, имея на борту леди Констанс — даже если допустить на миг, что он согласился бы взять ее на борт, — не посмел бы разворачивать охоту. Боюсь, вы с трудом представляете себе, Августин, насколько это опасное дело.

— Вздор, — лорд Августин снова решительно махнул рукой, как будто слова епископа были назойливыми слепнями. — Безопасных путешествий в космос вообще не бывает. Мало кто из обывателей, садясь на комфортабельный лайнер «Империал Спейслайнз» или «Ямадзакура», представляет себе, насколько все это смахивает на беготню по лезвию бритвы.

— Тем не менее, частота гибели левиафаннеров превышает частоту гибели торговых судов на порядок. Чаще гибнут только военные. Нет, ни один капитан не рискнул бы.

— Констанс могла бы сама отправиться на «Леониде», а мне позволить лететь на «Паломнике»! — сделал последнюю попытку заполучить союзника лорд Августин. — Я же не ребенок, в конце концов, и присмотр за мной не нужен…

По лицу леди Констанс было видно, что с меньшими опасениями она отпустила бы одного на «Паломнике» пятилетнего Джека.

— Думаю, лорд Августин, сейчас уже нет смысла настаивать на путешествии, — сказал он. — Кроме того, у вас с левиафаннерами полярные интересы: вы хотите изучать антизверя в его естественной среде, а левиафаннер желает как можно скорее загнать его в силовой капкан. Вы не найдете общего языка ни с одним из капитанов.

— Антизверь, — фыркнул лорд Августин. — Что за чудное название. А в остальном, пожалуй, вы правы, отец.

Он вздохнул, поднялся с кресла. Леди Констанс встала вместе с ним.

— То, что я буду молиться за вас — это само собой разумеется, — улыбнулся епископ. — Но береженого Бог бережет, леди Констанс. Берегите себя.

Вместе они спустились с веранды.

— И все-таки меня не оставляют дурные предчувствия, — вдруг сказал отец Карло. — Знаете, я не суеверен, да и по должности моей это не положено. Но сердце говорит мне, что отпускать вас нельзя…

— Вы боитесь войны?

— Войны? Нет, лорд Падма разумный человек, и лорд Деландо тоже. Но… вы помните этот стих — «Греция, взятая в плен, победителей диких пленила»?

— «В Лаций суровый искусство внеся», — закончила леди Констанс.

— Верно. Но не только искусство. Греческий образ мысли, греческий разврат — тоже. Вавилон слишком велик, чтобы мы могли переварить его, Констанс. Эта история повторялась на протяжении веков: победители из более бедных и воинственных стран захватывали государства богатые, с трудом державшиеся под тяжестью собственной сложности и роскоши, раздираемые внутренними противоречиями… Знакомились с образом жизни тамошней знати, пересматривали свои собственные жизненные стандарты… И возросшие потребности утоляли за счет своего народа… В такой ситуации очень важны люди, которые могут выдержать искушение роскошью и подать пример остальным.