Схватки с наивными поселянами Сигмонд проводил как показательные выступления, просто спектакль разыгрывал. Не требовалось ему много времени, и Гильда помня побоище, ученненное им в трактире, знала это, победить своего неумелого соперника. Но там, в трактире, были враги, а на ринге просто любители помахать кулаками, и Сигмонд, шоу есть шоу, старался развлечь публику, не причинив особого вреда сопернику.

Иное дело ставленники лордов. Это были, по здешним меркам, профессиональные бойцы, жестокие и коварные. Увидел Сигмонд, как сражаются они с балаганными борцами, и как, если им улыбнется удача, бьют без жалости смертным боем во славу своего господина. С ними витязь посчитал ненужным церемониться.

Раньше Сигмонда привелось выйти на ринг запыхавшемуся Олвину против гридня одного из самых знатных, из собравшихся здесь лордов. Не долго продолжалась эта встреча. Свежий боец, не встречая особого сопротивления, жестоко побил усталого Олвина, пинал его бессильно лежащего, а под конец обидно плюнул на избитое тело. Зрители смеялись. Хохотал довольный лорд.

Ох не понравилось это Сигмонду. Каков бы ни был Олвин, а выступают они с ним в одной команде, и надо восстановить честь фирмы.

Презрительно усмехаясь, встретил его гридень, но долго смеяться ему не пришлось. Сейчас Сигмонд был настроен решительно и никакого шоу устраивать не собирался. Не собирался и давать поблажек наглому сопернику. Сделал обманное движение, а тот и поверил, бросился туда, где ожидал найти витязя. Того однако там не оказалось. Вернее оказался не весь Сигмонд, а только его железный кулак. И так он вошел глубоко под ребра, что от такого приветствия согнулся гридень пополам. А Сигмонд мощным хуком слевой развернул того к себе тылом и что есть мочи, дал пинка в подставленное место. Полетел гридень кубарем, упал за ристалищем вверхтормашки, головой вниз, задом кверху, задрался кильт, срамное оголяя. Сигмонд не приминул туда плюнуть.

Ну и потешались зрители, видя такое. Ох уж издевались над лордом, что неумелого такого бойца у себя держит, не стыдится на люди показать.

Теперь уже лордам стало обидно, теперь уже они играли одной командой. И выставил Грауденхольдский властелин против Сигмонда своего человека. Ропот пошел по рядам, когда уведели, что за чудовище на площадку выходит. Испугался Мунгрен и Гильда испугалась. Был это гориллоподобный детина с бочкообразной грудью и несоразмерно длинными толстыми руками в узлах мускулов. Его хищный взгляд маленьких глаз светился тупой злобой, жаждой скорой всесокрушающей победы. Он по крабьи надвигался на Сигмонда, намереваясь победить если не могучим ударом, то обхватив своими загребущими лапами, давить, раздавливать ребра, ломать хребет. Тактика его была ясна и искушенный витязь не стал уклоняться от встречи, первым бросился на противника. Гориллоподобный на радостях обхватил было Сигмонда, но тот резко ударил его головой в лицо, коленом между ног, резко присел разводя руки, освобождаясь от захвата и ударил в широкую грудь. Зашатался, ловя ртом ускользающий воздух боец, пытался на ногах устоять, но сокрушителен был новый удар и свалился, безвольной глыбой, бочкотелый. Приподнялся, и окончательно лишившись сил, упал навзничь, разметав крестом свои уже не страшные руки.

Нахмурился оскорбленно лорд Грауденхольдский, от такого бесчестия прилюдно ему нанесенного балаганным шутом. Постыдно проиграл его боец, опозорил весь клан на глазах многих людей, тешатся теперь недруги.

Уж тешились. Стоящий рядом Скорена весело хохотал, хозяина по плечу хлопал, обидно насмехался: — У тебя, дескать, дружинники годны только с бабами в постели сражаться, да и то неизвестно как. — Обидно такое было слышать Грауденхольдцам, да что поделаешь, проиграл вчистую их ставленник, осрамился. А Скорена бахвалится своими людьми. Вот, мол сейчас мой боец покажет, как бить балаганных холопов надо. И выставил своего человека.

Опять в народе ропот пошел. Еще страшней прежнего вышла образина. Росту почти Сигмондового, но шириной невообразимой. — Вот откормили мужика. — Говорили люди. — Такого куда там побить, такой сам кого хочет побъет. Довольно выглядел лорд Скорена, но Сигмонд имел свои планы.

Как барс двигался он по рингу, разжигая ярость в сопернике, что вот и близко и вроде уже ударил, да пролетел пудовый кулак мимо, не достал. Взревел бугаем Скореновец и кинулся в слепой злости на Сигмонда. Это была самая худшая тактика в поединке с таким опытным бойцом. Сигмонд скользнул вбок, перехватил вражеский кулак, поддернул и отправил тушу на землю, еще и ногой наподдал, чтоб легче тому кувыркнуться было. И сразу-же, не выпуская кулака, прыгнул следом, закинул ноги на противника и принялся со всей силы спины, тянуть, гнуть в локте его руку. Благим матом заорал Скореновский кланщик. Сигмонд его отпустил, кувыркнулся через голову назад и встал в стойке. Ругал лорд Скорена своего бойца, посылал дальше биться. Тот опять сломя голову на Сигмонда накинулся. Спокойно встретил его витязь. Легко отбил удар и сам ударил с правой, с левой, а потом ногой в голову заехал, крутанулся и еще раз, так, для надежности. В глубоком накауте рухнул громила, и никакие крики и ругань Скорены не могла поднять его снова.

Теперь уже смеялся лорд Граунденхольдский и все люди его, а Скорена злобился, краснел и грязной руганью осквернял слух присутствующих. В гневе повелел он выступить против удивительного бойца своему самому лучшему гридню. И еще повелел, чтобы бились они не кулаками, и палицами. Не было такого в обычаях, значило это, бой смертный, как не велось на балаганных турнирах. Убоялся Мунгрем за судьбу своего витязя, пошел к Скорене спорить, на древнии обычая ссылаться. Да не хотел слушать его обозленный лорд, велел своим гридням в три шеи гнать старого. А Гильда знала и Скорену, и Сигмонда. Знала, что тот не уступит, своему супротивнику тыла не покажет. Потому, лишнего времени не теряя, сбегала к возу и принесла приготовленный витязем из упругого ясеня боевой шест. Иногда витязь с ним занимался, свои ката делал. Вот теперь и пригодится палка для серьезного занятия.

Пока Гильда к возу бегала, приготовился и Скоренов ставленник. Он пренебрежительно отверг поданные ему палицы и велел принести оглоблю. Быстро кланщики принесли заказанное оружие, боец легко взял деревяху, к руке примерил. Вышел на арену и разминаясь, противника пугая, крутанул вокруг себя, двинулся вправо, влево, прыгнул, присел, нагнулся, все время вращая тяжелое оружие. Грозен видом был этот рыжеволосый, широкоплечий боец. По его звериной грации и суровости обличья, Сигмонд понял, что перед ним противник серьезный, не чета всем предъидущим. И Гильда сказала: — Осторожнее, витязь. Этот наемник Скоренин из варягов, боец неуемный. Видать здорово многим насолил в своих краях, что должен был покинуть лодьи-драгоны и посупить на службу в чужом королевстве.

Сигмонд и сам, за шест взявшись, повертел его вокруг себя, но не так, как делал противник, а тонко, перебрасывая из руки в руку, вокруг тела. Замысловатые узоры рисовал. Заметил, что не остался равнодушен варяг к его мастерству, нахмурился.

Закружили бойцы по ристалищу, примерялись, не спешили. Круг, другой, начал Сигмонд потихоньку наступать на варяга. Ничего тому не оставалось делать, как либо отступать за край арены, либо атаковать. И тот, воин суровый, выбрал атаку. Гигантсим прыжком надвинулся на витязя и ударил огромной дубиной. Но Сигмонд, ожидая этого, отбил своим шестом оглоблю. Тяжелое оружие покинув правильную траекторию, ткнулось в землю. Потерял варяг равновесие, пошатнуля, раскрылся. А Сигмондов шест, в постоянном движении взметнулся вверх и обрушился на незащищенную голову. Рухнул тот на землю, лицо кровью залилось.

На арену выскочил старший лорд Скорена, разьяренный, что против ожидания так бесславно, не нанеся ни одного удара, проиграл его ставленник. От ярости и выпитого вина его щеки побагровели, обычно злая его физиономия приобрела совсем уж звериное подобье. Из перекошенного рта брызгала слюна, и неслись такие хулительные проклятия, что видавшие виды зрители осеняли себя знаком тригона. Скорена пинал ногой безжизненное тело, плевал на него и грозил кулаком в небеса. Пытались было близкие ему люди увести лорда со двора в замковые палаты, чтобы тот, выпив вина, успокоился, подобрел. Но тот, взбешенный, только с проклятьями оттолкнул их от себя прочь, и те отступились, зная нрав его необузданный, боялись еще более разгневать.