«Рендж Ровер» забрался на холм как хорошо подкованная рабочая лошадка, пыхтел в наклоне, непоколебимый перед лицом колеи и льда. Когда они поднялись на небольшую высоту, Иви изогнулась, окидывая взглядом протянувшуюся долину. Сельская местность была негусто заселена, дома располагались на расстоянии четверти и даже полумили друг от друга, а поля между ними отгораживались каменными заборами и массивами из деревьев, которые посадили много поколений назад.

– Я люблю бывать здесь, – прошептала она. – Мне хорошо в городе, но мое сердце здесь – среди кукурузных полей и пастбищ.

– Когда-нибудь вернешься сюда

– Возможно. У меня есть мечта: купить участок, может, даже соседний, чтобы быть ближе к семье, но не слишком, если ты понимаешь, о чем я.

– Не важно, откуда дематериализовываться – отсюда или из города. А в доме с подвалом и подземным туннелем ты будешь в большей безопасности, чем где бы то ни было.

– Говоришь прямо как мой отец.

– Я уже восхищаюсь разумной логикой этого мужчины.

Они остановились перед фермой, и сквозь окна было видно, как в доме туда-сюда сновал народ, они ели, пили и смеялись, и это она больше всего любила в своей семье.

– Пойдем? – сказал Сайлас.

– Ты готов к этому?

Наклонившись, он притянул ее к себе для поцелуя.

– Горю желанием. Хотя это подождет до конца ночи.

Иви улыбнулась ему в губы.

– Мы уйдем сразу после десерта.

– Не пойми неправильно, я не хочу проявить неуважение к твоей семье…

– Я тоже считаю минуты.

После еще одного быстрого поцелуя, они открыли двери. И, судя по тому, как Сайлас торопился предложить ей руку, она поняла, что он предпочел бы, что бы она подождала, давая ему возможность побыть джентльменом. Но он, казалось, совсем не расстроился.

К бетонному крыльцу не было подобающей дорожки, скорее тропинка, протоптанная в снегу. Сама дверь была алюминиевой, но с имитацией под дерево, равно как и серо-белый сайдинг и красные ставни. На крыше – битумная черепица, а не шифер, и не было ни одной трубы.

Как только она открыла дверь, поток горячего воздуха и разговоров хлынул в зимнюю ночь.

– Иви!

– Хэй, малышка…

– Ты опоздала… ты почему на машине…

Все приветствия стихли, когда она зашла в дом… а Сайлас – вслед за ней.

Её родные и любимые родственники, собравшиеся в тесной гостиной в количестве пятнадцати человек, застыли посреди еды, питья, приветствий и ворчания, почти все не сводили глаз с элегантного мужчины, который закрыл дверь, запирая их в одном помещении.

А это равносильно тому, чтобы кинуть «Ментос» в «Колу» и закрутить крышку.

– На самом деле, я продаю пылесосы, – Сайлас положил руку на ее плечо. – Но не волнуйтесь, дорогая Иви взяла с меня обещание не приставать к вам с функциями засасывания, шарами из микрофибры[36] и разнообразием насадок. Правда, дорогая? Споры за/против мешков и контейнеров также под запретом. Она придерживается жесткой позиции в этом вопросе.

Повисло секундное молчание. А потом вся ее родня зашлась в смехе.

– Друзья, – сказала Иви с ухмылкой, – это Сайлас. Сайлас… познакомься с моей семьей.

Сайлас познакомился с ее мамой, обеими бабушками, двумя тетями, дядей по папиной линии и целым выводком племянников, племянниц, внучатых племянников и племянниц, а также кузенами и кузинами. И при приветствии он смотрел каждому члену ее семьи в глаза, жал руку или принимал объятия, улыбался, шутил, был серьезным, когда нужно… в общем и целом просто охренеть каким идеальным.

И что самое лучшее? Во всех случаях он был предельно искренним. Он, казалось, с неподдельным интересом слушал про ушибленный палец бабушки, потом про больной зуб дяди, плохую погоду, разочарование из-за проигрыша «Патриотов» в плэй-офф, опять про погоду, человеческое правительство, про плохую защиту сиракузской баскетбольной команды в игре против «Луисвилля», снова про погоду, вязание декоративного коврика, почему птицы в этом году улетели на юг (глобальное потепление, мы все умрем) и, наконец, как в медленноварке лучше всего приготовить шведские фрикадельки в виноградном желе.

– Я не знаком с таким способом приготовления, – сказал он ее тете. – Это глиняная посуда? Но как, в таком случае, она включается в сеть?

Тетя Иви схватила его за руку так, будто готовилась упасть в обморок.

– Ты никогда не видел медленноварку!

– Увы, никогда. Но уверен, я многое упустил из-за незнания…

– Я знала, что она тебе приглянулась! Знала, знала!

Рубиз выскочила из ниоткуда и бросилась к Сайласу, и, очевидно, она только зашла с холода.

– Я знала это! Я никогда не ошибаюсь в таких вещах!

Он судорожно пытался устоять на ногах, а Рубиз уже отодвигала его в сторону.

– А, вот ты где! – Она посмотрела на Иви. – Он здесь! С нами!

Иви обняла женщину, во-первых потому, что была искренне тронута ее энтузиазмом, и частично потому, что, Боже, кузина доведет себя до аневризмы.

– Сайлас, ты помнишь…

Рубиз уперлась руками в бедра.

– Сайлас, я уже говорила, как мне нравится твое имя? Боже, это самое идеальное имя, которое я когда-либо встречала…

Когда Рубиз застыла посреди фразы, Иви поняла, в чем дело. И точно: ее отец выходил из кухни с сердитым выражением на лице, держа в руке разделочный нож.

– Пап, – начала Иви… пытаясь удержать себя от того, чтобы не вскинуть руки, бросившись на защиту Сайласа. – Это Сайлас. Я рассказывала про него, помнишь? Говорила, что он будет со мной.

Сайлас повернулся, и стало очевидно, что когда он увидел ее отца, то ему почти – да не совсем – удалось скрыть шок. С другой стороны, там было на что посмотреть.

Хира отличался ростом в шесть футов пять дюймов[37], носил темные длинные волосы и бороду как у дровосека, а обе его руки были забиты татуировками в стиле «Сынов Анархии»[38]. Как обычно, он был в майке… можно было подумать, что он специально надел ее, чтобы потрясти бицепсами на глазах ухажера своей дочки, но нет. Он носил такие «алкоголички» вне зависимости от времени года или ситуации. Его джинсы сидели низко на бедрах, тяжелая стальная цепь покачивалась при ходьбе, а на пряжке ремня была изображена голова оленя.

Когда отец остановился перед Сайласом, тот сразу же протянул руку:

– Сэр, я – Монтэсайлас, сын Мордаки Младшего. Это честь для меня – получить приглашение в ваш радушный дом.

Хира окинул его жестким взглядом.

– Я бы пожал руку. Да нож мешает.

Ну да, вторая свободна, но про нее мы успешно забыли, – подумала Иви. – И почему бы не быть повнимательней с десятидюймовым лезвием в руке? Во всем Колдвелле его не заметили разве что мертвые.

– А что до радушного дома, то поживем-увидим. – Хира ножом указал в сторону кухни. – Вы двое, поговорим-ка, пока я занимаюсь нарезкой.

О, просто блеск.

Иви в поисках помощи посмотрела на маму… но нет. Женщина устроилась на диване так, словно сделала все возможное, чтобы отсрочить неизбежное столкновение, но в итоге потерпела крах.

Когда Иви и Сайлас прошли через откидные двери, ведущие в кухню, им вслед донеслись шепотки и комментарии от толпы народу с общим ДНК.

– По крайней мере, здесь полно свидетелей, – пробормотала Иви себе под нос.

По ту сторону дверей, в кухне стояли кастрюли на конфорках и горячее – на столешницах, а на столе с буфетом пыхтели медленноварки.

– Итак, – начал Хира, бросив пучок моркови на доску возле раковины. – Ты встречаешься с моей дочерью.

Раздался «хрясь!», когда лезвие напало на беззащитные овощи. И да, бицепсы отца бугрились так, будто могли лопнуть от перенапряжения.

Сайлас прокашлялся.

– Да, сэр. Это так.

– Ага-а. – Хрясь! – И ты был в ее квартире, не так ли?

– Да, сэр. Был.