С детства мне хотелось путешествовать, научиться исследовать природу. Я читал описания Африки, Центральной Азии, Амазонки, Полярных областей, изучал жизнь знаменитых путешественников. Дикая природа малоизвестных стран манила меня. Я воображал себя исследователем неведомых гор, рек, островов… Да разве я один уносился так далеко в своих мечтаниях. Миллионы ребят мысленно облазили всю нашу планету. А ныне многие уже мчатся на крыльях воображения по необозримой вселенной!

Странствуя в мечтах по разным континентам, я «наткнулся» на Сибирь: прочел о ней несколько книжек. И этот край захватил меня, оттеснив на задний план тропические страны.

Вначале Сибирь привлекла меня своей кажущейся доступностью. Я рассуждал так: ну что же, тайга, возможно, не так интересна, как тропический лес, но зато она ближе, она в нашей стране. Позже я убедился, что Сибирь с ее таежной глушью, с ее степными просторами, мощными горными системами, с ее гигантскими реками и озерами, тоже очень интересна. Это во-первых. А во-вторых, добраться до сибирской тайги в пору моей юности было вовсе не так просто, как казалось сначала.

В 1920 году, когда мне исполнилось 17 лет, я окончил у себя на родине, в Тульской области, среднюю школу и поступил на естественное отделение Московского университета.

Мечты о Сибири не покидали меня и в студенческие годы. Я много читал об этом крае. И вот, в конце 1921 года моя мечта едва не осуществилась. Я поехал посмотреть Петроград и познакомился там с известным ботаником, сотрудником Академии наук – Борисом Николаевичем Городковым. Мы разговорились. Узнав, что мне хочется в Сибирь, Борис Николаевич сказал, что собирается в экспедицию на реку Пур, которая течет на севере Западно-Сибирской низменности, между Обью и Енисеем, и впадает в Тазовскую губу. Затем, помолчав, он спросил:

– Хотите отправиться со мной туда в экспедицию? Места вообще-то неприглядные – все больше болота, – но очень интересные и для ботаника, и для географа. В геологическом отношении совсем неизвестны. Далеко это – сотни верст от железной дороги. Так как, поедете?

Конечно, я немедля и с восторгом согласился.

Экспедиция Городкова составилась из трех человек: самого Бориса Николаевича, меня и еще одного сотрудника.

– В начале лета выедем, – сказал мне на прощанье Городков. – Ждите. Я скоро буду в Москве и загляну к вам.

Вскоре Борис Николаевич действительно зашел ко мне. Он привез и командировочное удостоверение, подписанное А. Е. Ферсманом. Я очень гордился тем, что моя первая командировка подписана таким знаменитым ученым.

Командировка эта долго хранилась у меня после. Но на ней не было сделано никаких дорожных пометок, мне так и не пришлось ею воспользоваться. И в Сибирь я попал еще не скоро…

Вот как все было.

Городков сказал мне, что до наступления лета я должен получить в Москве, в Главном управлении научных учреждений, деньги на путешествие. С деньгами мне надлежало приехать в Ленинград, откуда наша немноголюдная экспедиция по железной дороге должна была отправиться в Западную Сибирь.

Жду денег. Проходит неделя за неделей. Городков посылает запросы, я хожу в Главное управление, а денег все нет. В томительном ожидании прошло все лето, но экспедиция так и не состоялась. На все намеченные исследования не хватило денег. Но надо помнить: тогда научная работа только еще восстанавливалась после гражданской войны и хозяйственной разрухи.

Сибирь продолжала меня манить. Но так как попасть туда было трудно, я стал ездить в другие края. Помогал мне устраиваться в экспедиции мой учитель по университету – известный географ Александр Александрович Борзов.

В 1925 году я окончил университет. В то время я стал уже опытным путешественником, видавшим виды. Я успел познакомиться с самыми разнообразными местностями нашей Родины – от Ледовитого океана и полярной тундры до пустыни. На Кавказе поднимался на высокие вершины, с которых стекают ледники. И в то же время познакомился с бесконечной обширностью равнин. А с какими интересными народами столкнули меня путешествия! Сколько незабываемых встреч с ненцами (тогда их еще называли самоедами), грузинами, армянами, узбеками, казахами, туркменами.

А сколько приключений пережито! В Средней Азии, где наша экспедиция изыскивала трассу оросительного канала (ныне Каракумский канал уже построен), мы прошли вдоль афганской границы от Аму-Дарьи до Мургаба. Наш длинный караван из верблюдов был навьючен снаряжением, бидонами с водой и продовольствием, а мы сами ехали на ишаках. В этом опасном маршруте мы не раз встречались с разбойниками-басмачами, и, конечно, такие стычки приводили меня в восторг.

Кавказ, Баренцево и Белое моря, Подмосковье, Средняя Азия. А что же Сибирь с ее тайгой и горами? Мечты, взлелеянные с детства, забыты, развеяны? Нет. И я и мой брат не только думали о Сибири, но продолжали изучать ее по книгам.

В двадцатые годы в Москве существовало научное Общество по изучению Урала, Сибири и Дальнего Востока. Крупные ученые, основавшие общество, хорошо понимали значение этих районов для страны и важность исследования их природных богатств.

Общество занимало часть бывшего барского особняка на Волхонке. Силами членов общества была собрана интересная научная библиотека. Устраивались заседания, на которых обсуждались самые разнообразные вопросы, посвященные Сибири. Общество издавало свой журнал «Северная Азия».

Мы с братом часто бывали в обществе на Волхонке, засиживались допоздна на интересных заседаниях. Там мы познакомились с Владимиром Афанасьевичем Обручевым. В те годы Обручев был профессором Московской Горной Академии. Позднее его избрали академиком.

Обручев по-настоящему любил молодежь, и она отвечала ему доверием и преданностью. Не потому ли мы с братом сразу открыли ему свою заветную мечту и попросили совета – какие районы Сибири нам лучше выбрать.

Знаменитый ученый и путешественник, которому уже тогда было за шестьдесят, подумал немного и вдруг сказал нам:

– А займитесь-ка вы лучше Кавказом. Что вам Сибирь? Кавказ куда интереснее, его природа красочнее и разнообразнее.

Я не поверил своим ушам. Ведь это говорил Обручев, для которого изучение Сибири было делом жизни.

Обручев смотрел на нас, ожидая ответа. Мы с братом, не колеблясь, отказались от Кавказа. Хотим в Сибирь – и только.

На лице Владимира Афанасьевича отразилось явное удовлетворение. Видимо, он подверг нас тогда испытанию – а ну-ка, серьезно это у них насчет Сибири или просто так. Но тогда мы оба этого не поняли.

– Если так, – сказал Обручев с доброй улыбкой, – то поезжайте в Сибирь. Возьмитесь за изучение Прибайкальских гор; Восточных Саян и Хамар-Дабана. Возле них проходит железная дорога; добраться туда не трудно, но они почти совсем не исследованы. Мне самому, когда я был молод, очень хотелось заняться их изучением, но не пришлось. А горы, я знаю, замечательные, там много найдется интересного.

Получив совет и важные указания старого ученого, мы принялись усердно хлопотать о поездке в Прибайкалье. Наконец, в 1927 году, нам удалось получить в Главнауке (так сокращенно называли Главное управление научными учреждениями) немного денег на поездку.

Президент Географического общества в Ленинграде Юлий Михайлович Шокальский снабдил нас инструментами для полевых работ, для определения высоты гор. Он выдал нам гипсотермометр и два барометра-анероида. От прежних экспедиций у нас оставались превосходный фотоаппарат, а также буссоли, геологические молотки и кое-какое другое оборудование. Обручев, узнав, что мы едем, дал дополнительно практические советы, которые нам пригодились. Мне кажется, нам помогали все, кого мы знали. В Москве в швейной военной мастерской нам, например, сшили палатку и спальные мешки.