Понятно, что волны могут срезать скалы только до определенной глубины. На Байкале, где волны не так велики и сильны, как в океанах, глубина подводной площадки, которую вытачивают волны, немного больше одного или полутора метров.

Сколько ударов волн потребовалось для образования террас Ушканьего острова? Подсчитать это, разумеется, невозможно – следы каждого удара в отдельности незаметны. Но волны упорно ударяют и ударяют о берег в течение года, в течение тысячелетий, в течение десятков тысяч лет. За такие сроки они могут срезать, словно пилой, высокие скалы в очень широкой полосе…

Наконец я поднялся на террасу, занимающую большую площадку наверху Ушканьего острова (позже, при сопоставлении с другими террасами острова, она получила девятый порядковый номер). На ее ровной поверхности во множестве лежат байкальские гальки. Особенно хорошо окатаны гальки из прочного кварцита. Известняковая галька угловата. Нередко кристаллический известняк рассыпается раньше, чем из него получится галька.

Терраса полого склоняется к северо-западу. На восточном ее краю расположена небольшая горка с плоской площадкой наверху. Юго-восточный край площадки, как бы вздернутый кверху, образует высшую точку острова – 216 метров над Байкалом. Здесь раньше находился маяк, а теперь высится геодезический «сигнал» или «вышка», построенная при проведении топографической съемки.

Вершинная площадка является десятой террасой острова. Она тоже вся усеяна обточенной галькой, но только из кристаллического известняка. Кварцита на ней нет. Под россыпью галек заметны участки скалы, «вылизанные» волнами. Вершина круто обрывается вниз к бухте Пещерке.

К западу же вершинная площадка суживается и превращается в гребень. В основании этого гребня с северной стороны на высоте 200 метров над Байкалом сохранились ниши. Их выбили волны, когда Байкал покрывал девятую террасу, а вершина торчала из воды в виде крохотного острова. В то время береговая линия узким кольцом охватывала вершинную площадку и отходящий от нее гребень.

Таким образом, ясные следы байкальских волн, обточивших остров, прослеживались от современного берега до самой вершины. Из описания острова, которое составил в 1878 году первый исследователь его геологического строения И. Д. Черский, было известно, что древние террасы возвышаются здесь до высоты 139 метров. К сожалению, Черский не поднимался на вершину и не знал, что и самая верхняя часть острова образована террасами – девятой и десятой по счету. Это открытие удалось сделать мне.

Взволнованный увиденным, я надолго задержался на вершине. Несколько раз в разных направлениях пересек девятую террасу и подробно осмотрел ниши под вершинным гребнем. Мне хотелось получше исследовать признаки действия байкальских волн, обнаруженные на такой большой высоте.

Постепенно туман, клубившийся над Байкалом, вновь закрыл губу Пещерку. Озеро теперь можно было разглядеть только под южным обрывом. Я насквозь промок при подъеме через лесную чащу, и наверху мне стало холодно. Но уходить не хотелось. Меня не покидали мысли о происхождении островов.

В самом деле, на каком основании исследователи Байкала, с которыми мне пришлось разговаривать на лимнологической станции, думают, что Ушканьи острова – это вершины горного хребта, когда-то пересекавшего озеро? Согласно мнению этих ученых, хребет потонул в Байкале, и только самые высокие его вершины уцелели над водой в виде острова.

Трудно допустить, чтобы при опускании острова на нем образовались террасы. Для этого потребовалось бы, чтобы бывший горный хребет сначала опустился, а затем – чтобы его вершина, образующая остров, поднялась.

И, кроме того, где же признаки опускания горного хребта под уровень Байкала? Кем они наблюдались? Во всяком случае, следы действия байкальских волн, которые я наблюдал на острове до самой его вершины, решительно показывали, что Большой Ушканий остров – это никак не уцелевшая от затопления гора.

Мне стало ясно, что остров образовался совсем по-иному. Очевидно, здесь, в этом месте, поднялась суша. Так появился на Байкале Большой Ушканий остров.

Очевидно, вместе с островом поднялся и его подводный пьедестал, образовавший порог на дне Байкала. На этом подводном пороге расположены и Малые Ушканьи острова, которые тоже поднялись со дна Байкала.

Пока я размышлял над всем этим, начало темнеть. Я стал спускаться. С вершины острова к губе Пещерке была проложена в старину маячная тропинка. Но я не знал об этом и направился вниз по крутому северному склону острова. Мне казалось, что я таким образом попаду на ту береговую тропу, которую оставил у площадки бывшей метеорологической станции. В спешке я местами скатывался вниз по крутым откосам, лежа на спине. Откосы были скользкими от утреннего дождя, и скатывался я быстро. Приходилось даже тормозить, хватаясь за ветки рододендрона. Но я все-таки успел измерить высоту небольшой террасы, которая попалась мне по дороге на склоне.

Спустившись к северному берегу, я увидел, что он образован широким пляжем и двумя широкими, но низкими древними террасами. Здесь ярко проявилась интересная особенность Ушканьих островов. Из-за того, что острова продолжают подниматься и доныне, пляжи вышли из-под размывающего действия волн. Сильные волны разбиваются теперь об их внешний край и не доходят до внутренней границы. Поэтому пляжи широки, очень полого наклонены к воде, и на них образовались так называемые каменные отмостки – ровный слой булыжников. Камни тесно прижаты друг к другу, как на уличной мостовой. Сверху они обточены прибоем под один уровень – волны перекатывают по отмостке мелкие гальки и шлифуют ими булыжник. Нижние же стороны камней остались угловатыми, и некоторые из них сидят в подстилающем наносе узкими клиньями. В пространствах между булыжником растет осока. Издали кажется, что она образует сплошные зеленые лужайки. Кроме осоки, на отмостках много дикого лука. Местами растут кустики приземистой ивы.

Хотя наблюдения на северном берегу задержали меня на очень короткое время, но все же сумерки сгустились.

Я шел вдоль берега, радуясь результатам осмотра острова, и не замечал ни усталости, ни мокрой одежды.

Теперь не оставалось сомнений в том, что Большой Ушканий остров поднялся из глубин древнего Байкала. Поднятие происходило с перерывами, и за это время волны вырезали террасы. Широкие пляжи, которые частично уже вышли из «сферы влияния» волн, и высокое положение пещерки показывают, что сейчас остров находится в состоянии очередного поднятия.

И еще удалось обнаружить, что юго-восточная сторона Большого острова поднимается сильнее, чем северо-западная. Одни и те же террасы на разных сторонах острова находятся на разной высоте.

С такими мыслями я подходил в полном мраке к губе Пещерке. Тропы совсем нельзя было разглядеть, и ее приходилось нащупывать ногами. Иногда я спотыкался о корни деревьев или валежник. Но это меня не беспокоило. Я радовался, что удалось увидеть на Ушканьем острове так много интересного и поучительного.

Приблизившись к губе, я услышал завывание сирены на нашем катере. Как потом оказалось, мои товарищи стали тревожиться. Они решили, что я в темноте заблудился. Но я привык к таежным и горным тропинкам за время своих странствий и довольно уверенно шел в темноте по незнакомому берегу.

Вскоре показался катер. Он стоял неподвижно в затихшей губе. На мачте горел сигнальный огонь, окна в кают-компании были ярко освещены. Лодка перевезла меня к товарищам.

В кают-компании шел оживленный разговор. Оказывается, что матросы принесли от Ничкова нерпичьего мяса и приготовили жаркое. Толмачев и Цуриков, не привыкшие к байкальским обычаям, отказались от угощения, – нерпятина остро пахнет рыбой. Матросы же, похваливая жаркое, со своей стороны изумлялись тому, что мы можем есть грибы. На Байкале многие коренные жители грибов не едят вообще. Даже белый или подберезовик считаются погаными. Когда мы с Толмачевым и Цуриковым собрали на мысе Заворотном большую сумку превосходных подберезовиков и хотели зажарить их, повариха отказалась дать нам сковородку, считая, что мы ее опоганим. Только после долгих уговоров сковорода была нам дана, но с условием, что мы возвратим ее хорошо вычищенной. А когда мы ели аппетитные жареные грибы, члены нашей команды, местные байкальские жители, брезгливо отворачивались.