- А? - спросил я.

- Сплавай на потолок, видишь, пакет?

На потолке, действительно, сидел на крючке большой чёрный мусорный пакет, на вид твёрдый. Я повозился с крючком, ободрал палец, но пакет сбросил вниз неповреждённым. На ощупь в пакете были консервные банки. Шкаб поймал пакет, разодрал швейник и, сунув в пакет руку, пересчитал нас.

- Ничего себе, - сказал он юмористически. - Одиннадцать человек!

- Считать не умеешь, - возразил Ёлковский. - Двенадцать!

- Девять! - сказала Туча.

- Я ставлю на голосование, - объявил Шкаб. - Девять, одиннадцать или двенадцать? Кто за девять? Стада, изобрази что-нибудь такое, тревожное… Барабанную дробь можешь?

- Я всё могу, - сказал Нюмуцце, беря гитару. - Но как я буду голосовать?

- Орально! - неожиданно сказал Кислятина, любящий, оказывается, шутки.

Пока смеялись, успели забыть, о чём собрались голосовать. Тогда старина Ейбо начал жестокую похабку про Солнечную Визу, но прервал себя на середине первого куплета и спросил Кислятину, правильно ли он, Ейбо, его, Кислятину, понял, что Кислятина что-то обидное имел в виду?

- Когда имел? - спросил потрясённый Кислятина.

- Ну орально! - напомнил Нюмуцце, легко перехватывая гитару за гриф.

- Орально - не имел, - растерянно сказал Кислятина.

- Кого это ты "не имел"? - с угрозой спросил Нюмуцце. - Ты што, шестой, что ли?

- Т-товарищи, - вмешалась Мэм. - Здесь ведь я. К-комиссар Форта. Совесть свою имейте при мне!

- Десять! - сказал Ёлковский.

- Ты совесть мою имел?! - заклинило Нюмуцце. Он вообще подвержен, у него нервная профессия, он с людьми работает: С "Метелью" Скариус, например. - Да ты… Так, Миша. А ну, выйдем, - деловито сказал он.

- Десять, я говорю, - сказал Ёлковский.

- Космачи! - сказал Френч Мучась. Галдёж моментально стих. - Ейбо! Сняли. Навилона! Успокойся. Ёлковский! Считать умеешь. Джон! Проснись. Байно! Закрой рот. Ирэн! Хорошо сегодня выглядишь. Шкаб. Эй, именинник! Ну, что там у тебя в прятке?

- У меня - лимоны! - с огромной возвышенностью проговорил Шкаб и, помедлив для эффекта, разорвал пакет. По отсеку пронёсся, путаясь в сквозняках, гул восхищения, Кислятина громко сглотнул слюну, и я тоже. Лимоны! С Касабланки не видели мы свежих лимонов, а эти были живые, в прозрачных банках, на почве, с листиками, и баночки были потные, зелёные ОК спокойными светлячками сидели на крышках.

- Каждому по одному, - сказал Шкаб.

- Так, я свой не ем, ращу до дерева, - сразу сказала Туча.

- Как уж хочешь, - сказал Шкаб великодушно. - Бутылки только наполни.

- ОК. Бросайте мне ёмкости, - сказала шкипер Ирэн "Туча" Эйшиска. - Но предупреждаю - быстрей! Мне не терпится сжать своё будущее деревце в объятиях.

Бутылки были наполнены. Было выпито за будущее лимонного дерева Тучи. Было выпито за прекрасный вечер и длящуюся ночь. Было выпито ещё за что-то, но тут я круг пропустил, и не помню - за что, отвлёкся. И наконец Шкаб сказал:

- Ну ладно, Туча. Рассказывай. Здесь, как все: свойно, неотчётно, клубно доложи про твоих привидений и про "Не-любова". Любопытство - смертная болезнь, а слухи просто убивают; спаси нас уже от.

- Не в запись, братва, так? - сказала Туча. - Мэм, выключи.

- Ты, Ирэн, за кого меня принимаешь? - с ясным неудовольствием спросила Мэм.

- За комиссара.

- Я не на вахте. Я в гостях у Шкаба. Милая Ирэн.

- Я знаю. Я на всякий случай. Не обижайся на меня, Нава. Мьюком повелел - молчать страшным молчанием. Не подставьте, космачи.

- А самой не терпится… - проворчала Мэм.

- Расскажу - проверишь на себе, - предрекла Туча.

- Рассказывай, Туча, - повторил Шкаб. - Злоупотреби вниманьем.

И шкипер "Туча" Ирэн Эйшиска начала свой рассказ про встречу с привидениями. (Вот от где и вот от когда рассказ её и вошёл в "аннал" Нетрадиционной Истории Трассы, а вот от кто - не знаю; не знаю я, кто из бывших в данной Шкабовой локали распустил язык; не я; вряд ли и сама Туча ещё когда и ещё где справилась повторить своё это, нефильтрованно…)

К концу истории все протрезвели, и праздник кончился; разошлись молча, даже не прощались, хотя до распределителя объёмов "улитка" летели вместе, вереницей, иногда сталкиваясь и потираясь. Основная масса компании поныряла в шахту к бублу-MEDIUM, ну а мы со Шкабом жили близко от невесомости, через тупичковый коридор секции 9 бубла-DOWN у нас личники соседствовали: десять секунд вниз по шахте руками поперебирать, приняться к настилу при четверти центробежного да минута шагом по коридору. Тихо, не людно, до ангаров недалеко. Я уже взялся за дверную ручку личника, но Шкаб взял меня за плечо и спросил:

- Ты как ещё, активен, Марк?

Я прислушался к себе. Мне было бодро: как-никак трезвел сегодня уже дважды, меня не раз тошнило, долго сидел в невесомости, ну, а со сном у меня после смерти отношения сложились странно. Мне было бодро, так я и ответил Шкабу.

- Дожать не откажешься? - спросил он.

- А Хайк?

- Мне нужно на Землю! - предупредил Хич-Хайк, заглядывая мне в лицо. Я похлопал его по груди, успокаивая, мы помним, Хайк, при первой же возможности.

- Ну уложи Хайка спать, а сам приходи. - Шкаб помедлил. - Что-то мне не по себе сейчас, Марк. Давай дожмём. Ты да я.

- А есть рычаги?

Он картинно усмехнулся. Смысл усмешки был прост и ясен: мол! - но исполнение Шкабу не удалось, вышло слишком натужно, и я обеспокоился. В хорошо известном мне наизусть прайсе пьяных состояний Шкаба позиции "душевный упадок" никогда не стояло.

- ОК, шкип, - сказал я, не подавая к виду беспокойство. - Дожмём ваш день рождения. Если не я - то кто же? Я вам многим обязан.

Хайк засыпал у меня сразу, стоило ему убедиться, что штаны снял я и банку свою разбираю. Так я обманул его и сегодня. Снял штаны и рванул плёнку на постели. Он важно кивнул, лёг, подложил под щёку кулак, накрыл голову подушкой и выключился. Теперь, с единичной вероятностью, он не должен был проснуться ни за чем верных часов пять, хоть его ты бей, хоть над ним ты пой. Я надел штаны обратно, просунулся в умывальник, плеснул в лицо воды, попортил очередную салфетку, погасил в личнике свет - и стукнулся к моему шкиперу через пять минут, не больше. Шкаб успел переодеться в шорты и распашонку, опустить столик и легко накрыть его чем накопил. И музыка чуть тихо играла - именно что Allend Джексона, что вызывало у меня довольно нервный смешок; и его я постарался от Шкаба скрыть, и успешно, он ничего не заметил, вскрывая галеты. Я занял свой насест, спиной к двери, Шкаб сидел от меня через стол на затянутой плёнкой спальной банке. Придвинув ко мне галеты, он взял из раскрытого портсигара мундштук и, сосредоточенно посапывая, приступил к его снаряжению. Личник освещала только столешница, а два зелёных линка, сидящих на настенном щитке сервиса, добавляли пару свечей от силы. Молчанье затянулось. Пара тысяч землян родилась.