Другим соседом по комнате, долго жившим в том же доме, был Грейнер, молодой человек, который незадолго до того отказался от карьеры священника и жил рисованием. Он тоже был дружен с Гриллем, который продолжал жить там же, и часто все трое друзей вместе варили для себя молочную рисовую кашу, по очереди помешивая ее.

У Грейнера была моделью одна девица по имени Гретль, и Гитлер утверждал, что тоже был с ней весьма близко знаком. Когда мать расцветающей красотки обнаружила на ее теле царапины и укусы, оставленные Гитлером, с ее позированием в качестве модели было покончено. Ища утешения, Гретль внезапно обручилась с крещеным восточным евреем. Этот последний получил такое письмо от Гитлера:

Для удовлетворения своих человеческих или мужских потребностей Гитлер иногда отправлялся вечерами в Леопольдштадт, район публичных домов. А кто стоял за всем этим? «Холодный как лед и бесстыдный в своем делячестве дирижер этой возмутительной индустрии порока» – еврей.

В венских кафе молодой Гитлер славился тем, что умел незаметно подсунуть рыбий пузырь, заполненный красной краской, под зад какой-нибудь толстой еврейке. Пузыри лопались и доставляли дамам большие неприятности.

Гитлер хорошо научился различать обычно культурных и образованных западных евреев и приезжающих с Востока лапсердачных еврейских торгашей. Он знал о старинной вражде между ними на протяжении столетий.[16] Когда после проигранной первой мировой войны польские евреи начали массами заселять Берлин, еврей Ратенау, министр иностранных дел Веймарской республики, заговорил об «азиатских ордах на песках Бранденбургской марки». Ратенау писал почти то же, что и Гитлер:

И десять лет спустя после опыта общения с этими жалкими торговцами подтяжками в Вене, этом «городе феаков, воплощении позорного кровосмешения», Гитлер констатировал:

В Линце он относился к евреям благожелательно, в Вене Гитлер стал врагом евреев и антисемитом.

Пробуждающийся сионизм вызывал у Гитлера интерес, так как он делал больше всего для «утверждения национального характера еврейства». Он только сомневался, что получится из Палестины -

Цель борьбы против евреев была для него ясной, но решение проблемы – смутным. Поэтому неверно то, что он говорил десять лет спустя:

Судьба Грилля, еврея, воспитанного в католическом монастыре, неизвестна. Во всяком случае, никто ничего не слышал о новой религии, возникшей в Вене. Кубичек после первой мировой войны сменил профессию, стал чиновником городской управы и отцом семейства, а в 1942 г. – членом партии, хотя и не совсем твердым в вере. Ханиш, выйдя из тюрьмы, наговорил гору лжи, многие публицисты ему поверили, и в 1938 г. его схватило гестапо, а вскоре после этого охранники нашли его повешенным в камере. Грейнер в 1922 г. сидел с уже известным вождем партии Гитлером в пивной «Бреннессель» в Швабинге, и тот настоятельно просил его «никому, даже самым близким товарищам по партии не рассказывать ничего о моей молодости». Инженер Грейнер стал крупным фабрикантом, он не раз встречался с Муссолини, но полиция Гейдриха в 1938 г. еще раз предупредила его, что, если он нарушит обет молчания, ему выпишут путевку в концлагерь. В 1947 г. американцы собрали воспоминания Грейнера и уничтожили все экземпляры, какие смогли найти. И Ланцу фон Либенфельсу Розенберг запретил писать, когда тот начал молоть всякий вздор о племенных заводах для улучшения породы с помощью блондинок, так как «сама природа предназначила нам женщин в рабыни». Но, главное, он начал открыто проповедовать, что цель Гитлера – создание еврейского государства в Палестине, когда об этом нельзя было звонить во все колокола. Поэтому он и себя считал лицом, преследовавшимся при нацистском режиме. В 1954 г. он покинул этот неблагодарный мир и был похоронен с соблюдением всех обрядов католической церкви.

В этой «суровой школе», в общении с восточными евреями, утратившими связь с еврейством полукровками, религиозными сектантами, мелкими торговцами и ворами, на задних дворах, в столовых для бедных, кафе и ночлежках Вены обрел Адольф Гитлер основы дела своей жизни: выгнать евреев тем или иным способом сначала из Германии, а потом из всей Европы.

В конце мая 1913 года 24-летний художник Адольф Гитлер, австриец, уклонявшийся от военной службы по убеждению, а не в силу своих наклонностей, приехал в город искусств Мюнхен, эти Афины на Изаре. В Вене у него уже горела земля под ногами, а деньги на поездку ему дала подруга матери, еврейка д-р Леви, жившая в Вене.[18] Сразу же по прибытии он объявил себя человеком без гражданства, а семья портного Поппа, у которого он снял комнату на Шлейсгеймерштрассе, в первый же вечер узнала, что он думает об Австро-Венгрии:

Портной Иозеф Попп, из семьи крещеных евреев, работал в знаменитых парижских ателье.[19]

«Он сжег себе мозги, – кивнул Попп. – Вы правильно сделали, г-н Гитлер, что не стали служить этому сброду». – «И что Вы думаете, как долго сможет продержаться это прогнившее государство? – продолжал Гитлер. – Австрия, эта мумия, давно уже перестала быть немецким государством. Немецкое начало искореняется, уничтожается, и виноваты в этом тамошние социалисты и евреи, они заправляют всем, эта зараза ползет из Вены, древней немецкой столицы, а император Франц-Иосиф дряхл и бессилен».

По вечерам в пивной «Хофбройхаус» вокруг Гитлера собиралась компания, в том числе австрийский писатель Линдман, и Гитлер говорил здесь более обстоятельно:

Гитлер в это время читал Ницше.

Гитлер жил тогда довольно хорошо и выглядел холеным. Живописью он только зарабатывал на хлеб и продавал многие картины известному художественному салону Штуффле на Максимилианплац, и эта фирма хорошо ему платила. Среди трех тысяч мюнхенских художников Гитлер был отнюдь не из худших. А когда кто-нибудь из друзей по «Хофбройхаус» спрашивал его о профессиональной цели, он отвечал коротко: