– Притвори очи свои, магическая змея, – севшим от волнения голосом заговорил он. – Закрой их в лунном блеске и отвори в черной бездне. Всех, кого видишь там, призови ко мне, о магическая змея Сета!

Особыми, колдовскими движениями втирая собственную кровь в изумрудные зеницы перстня, он шептал тайные слова заклинания, настолько древнего, что сам Великий Змей Сет был еще молод в пору его рождения. Кошмарные черные тени стали вырисовываться за спиной Тот-Амона, и было их много, и не способны были они внушить ничего, кроме безотчетного ужаса.

– Своей кровью заклинаю я вас, Слуги Перстня! – замогильным голосом провещал Тот-Амон. – Найдите тех, кто проник в ваш мир незваными гостями! Найдите и убейте! Убейте смертью, какой еще не ведал свет! Убейте, убейте, убейте!!!

Когда кошмарные тени сгинули, отправившись выполнять повеление колдуна, он в изнеможении рухнул на пол своего покоя. Из вскрытой вены продолжала сочиться алая, как у всех смертных людей, кровь…

Глаза открывались тяжело, как створки проржавевших за тысячи лет ворот. Сознание возвращалось медленно, капля за каплей. Конан чувствовал, что владеет своим телом не полностью; кровь нехотя возобновляла свой бег по могучему организму.

Они лежали все рядом – Конан, Пелиас и Тхутмертари. Едва очнувшись, стигийская волшебница первым делом устремила свою левую руку к горлу старого чародея. Превозмогая слабость, киммериец перехватил ее. Рука принцессы оказалась холодной. Тхутмертари взвизгнула и обернулась к нему.

– Что ты делаешь, варвар?

– А ты? – грозно вопросил киммериец.

– Отпусти меня, слышишь? Мне больно! Вместо этого Конан резко дернул волшебницу за руку и привлек к себе. Рука, которую он держал, была не только холодной, но и неестественно гибкой, как будто в ней не было костей.

– Что с твоей рукой, красавица? Карлик вроде сжег ее.

– Отросла, – угрюмо бросила Тхутмертари. – Отпусти по-хорошему, киммериец.

– Послушай меня, стигийка. Если ты хоть раз еще приблизишься к Пелиасу, я срублю твою прекрасную головку. Лады?

Взгляд свирепой львицы, готовой тотчас растерзать обидчика, зажегся на миг в синих очах Тхутмертари и тут же потух. Обворожительно улыбнувшись Конану, принцесса проговорила:

– Ну что ты! Я ничего не сделаю твоему другу.

– Не верь ей, – подал голос Пелиас. – Ведьма мечтает отомстить мне за Птейон.

– Какой ты злопамятный, старик, – сердито отмахнулась принцесса. – Как будто у меня больше дел нет, кроме как мстить выжившим из ума чародеям! Я, между прочим, вытащила вас обоих из лап небытия, а оно пострашнее смерти! Может быть, вам хочется обратно, к вашему славному Митре? Тьфу! – и Тхутмертари изобразила знак змеи.

Конан отпустил ее руку, поднялся, помог встать Пелиасу.

– Ну, довольно, – сказал он принцессе. – Куда ты нас завела?

Люди осмотрелись. Здешний мир вовсе не напоминал Страну Небесного Народа. Низкие своды пещер, извилистые ходы, уводящие во тьму, черные стены. На стенах – скользкие гусеницы, испускающие тусклый красноватый свет. Слабый зловонный ветерок и глухой далекий рокот, доносящийся из-за стен. Душно и холодно одновременно.

– Подземный лабиринт, – улыбнулась Тхутмертари. – Как славно вновь очутиться во владениях Отца Сета!

– Мы в Преисподнем Мире, Конан, – простонал Пелиас. – В одном из многих. Там, за этими стенами, кипит огненное море. Там – горнило Ада! Там обитают создания, которым нет имени на человеческом языке…

– Слова волшебника исполнены мудрости, – не без лукавства заметила золотоволосая красавица. – Если хочешь выбраться отсюда, исполни прежде свое обещание.

– Какое такое обещание? – нахмурился Конан.

– Ты забыл кровавую киммерийскую клятву?! О боги, верните ему память! Ты обязался рассказать мне историю твоей борьбы с карликом Тезиасом.

– Не делай этого, мой друг, – прошептал Пелиас. – Я чую подвох!

Конан легко отстранился от старика.

– Я поклялся кровью Крома, – сумрачно возразил он. – Давай, принцесса, выводи нас из своего лабиринта, а я, так и быть, расскажу тебе историю карлика.

– Молю тебя, Конан! – воскликнул Пелиас.

– Оставь, чародей! Она и так почти все знает. Что случится, если я поведаю ей о своих подвигах?

– Одно только слово, – молвил волшебник, видя, что умолять упрямого варвара бесполезно. – Где Светоч Истины?

Конан разжал руку – белая жемчужина светилась на его ладони. Тхутмертари непроизвольно попятилась.

Дальнейшие действия Пелиаса показали, что в дерзости и стремительности старый колдун не уступает ни герою-варвару, ни прекрасной стигийской принцессе. Морщинистая рука чародея с быстротой молнии схватила с ладони Конана амулет Небесного Народа. Одновременно другая рука с неестественной для старика силой ударила по виску киммерийца. Конан покачнулся; падая, он только успел прошептать:

– Но почему, Пелиас?…

– Прости, друг, – пробормотал колдун, но киммериец его уже не слышал.

Коварство старого чародея по отношению к другу-варвару стало совершеннейшей неожиданностью для принцессы. Когда же она оправилась от изумления, Пелиас уже стоял перед ней, сжимая в вытянутой руке Светоч Истины. На тонких губах его играла многозначительная ухмылка, не предвещавшая Тхутмертари ничего хорошего.

– Ну что, продолжим, змеиная принцесса? На сей раз я не связан клятвой, данной твоему венценосному братцу!

Резким броском Тхутмертари выдвинула вперед правую руку. Но кинжал, длинный и острый, не возник из ее указательного пальца. Тогда она устремила к чародею свою вторую, змеиную руку; рука безвольно повисла, не желая превращаться в ядовитого аспида. Тхутмертари опешила. Пелиас же, по-прежнему сжимая в одной руке амулет Небесного Народа, другой рукой обнажил небольшую кривую саблю, прятавшуюся в складках его широкого плаща.

– И никакого волшебства, – торжествующе проговорил колдун, занося над девушкой иззубренный клинок.

Тхутмертари быстро произнесла несколько защитных заклинаний – из числа тех, что всегда берегла на крайний случай. Верные заклинания не действовали! С ужасом поняла она, что вся ее магия бессильна против старого Пелиаса, – тому, в чьих руках Светоч Истины, волшба не страшна. А Пелиас и не думал колдовать, надеясь, как видно, уничтожить знаменитую волшебницу с помощью крепкой стали. Ей оставалось только одно – бежать. Но Тхутмертари была не только могучей волшебницей, почти не знавшей поражений. Она была гордой принцессой Стигии; не в ее характере было показывать спину врагу. Не стала она и нападать на Пелиаса; она знала: рука старого колдуна не дрогнет, и его давний спор с прекрасной дьяволицей будет наконец завершен.

Единственного взгляда вверх оказалось достаточно ей, чтобы выбрать решение и начать действовать. Пронзительный змеиный свист вырвался из ее уст. А сабля Пелиаса уже неслась к ее груди. Внезапный шум, исходящий с потолка, отвлек внимание колдуна. Вместо того чтобы разить врагиню, Пелиас остановил бег своей сабли и поднял голову. Первый камень ударил его по лбу, затем лавина мелких камней накрыла Пелиаса. Чародей в один миг оказался погребенным под курганом мелких камней, обрушенных с каменных сводов пещеры свистом змеиной принцессы.

Она же не только успела отскочить от камнепада, но и потянула за собой распростертого по земле Конана. Ни один камень не коснулся ее изумительной золотистой кожи. Она торжествующе глянула на курган, ставший могилой старого колдуна.

– И никакого волшебства, – глумливо передразнила она Пелиаса. – Дома и стены помогают!…

Амулет Небесного Народа завалило вместе с чародеем. Впрочем, Светоч Истины не был нужен Тхутмертари; более того, он был ей опасен. А тот, кто на самом деле был нужен ей, лежал рядом и понемногу приходил в себя. Увидев рядом с собой невредимую волшебницу и каменный курган, он сразу все понял.