Я склонен полагать, — заключил ученый геолог, — что тысячи лет назад эта часть Парижа подверглась вулканическому либо иному катаклизму. Окончательное формирование слоев еще не завершилось, и потому существует опасность провалов.

Месье Лепин был встревожен этим сообщением и счел своим долгом передать его сэру Ателю.

Впервые за утро лицо английского ученого выразило некоторую озабоченность, но вскоре он взял себя в руки и сказал:

— Это только гипотезы. Всякий человек действия знает, что должен учитывать неожиданности. Вы сами видите, месье префект, что присутствие аппарата чревато постоянной опасностью. Я не хочу винить себя в новых смертях. Хотя бедняга Коксворд был очень сомнительной личностью, я не перестаю корить себя… Необходимо сделать все, чтобы избежать повторения подобной трагедии. Кроме того, как я уже говорил, рисковать буду только я.

Он сделал неопределенный жест рукой.

— Я беру на себя ответственность за все… кроме непредставимого…

— Тогда приступайте, месье, — сказал префект. — Надеюсь, результат оправдает ваши надежды. И позвольте пожать вашу руку — руку мужественного, достойного уважения человека.

На пустоши, кроме сэра Ателя, остались только Лабер-же и Бобби, получившие личное приглашение англичанина.

Последний отвел Лаберже в сторону и сказал:

— Месье, вы вели себя безукоризненно, и я благодарен вам за оказанное мне доверие. Я уверен в успехе, однако обязан предусмотреть любые последствия: никто не может быть полностью защищен от прихотей случайности. Если со мной что-нибудь произойдет, окажите мне услугу и отошлите это письмо адресату — мисс Мэри Редмор, моей невесте.

— В подобной услуге не отказывают, — ответил Лабер-же. — Однако я вполне уверен, что это будет ни к чему. Во-первых, мы безопасно выберемся из этой переделки, а во-вторых, если вас постигнет несчастье, оно не обойдет и меня, так как я собираюсь держаться рядом с вами…

— Не согласен! — поспешно воскликнул сэр Атель. — Я имею право распоряжаться своей жизнью, но не жизнью других… Благодарю вас за то, что вы сопровождали меня этим утром… а теперь прошу вас уйти.

— Ни за что. Я остаюсь… Надежный и преданный помощник может оказаться вам полезным… Бывает, приходится опираться и на руку не такого уж знающего человека… Говорите что угодно, я не отступлюсь… Но я бы посоветовал вам отослать нашего приятеля Бобби… тем более что он не привык к ночной жизни Парижа и, вероятно, страдает похмельем… а, Бобби?

— Я здесь, — приблизился детектив. — Можете на меня рассчитывать.

— Дорогой Бобби, вы благородны и храбры, вы несете на своих плечах всю славу великой Англии… но сейчас сделайте милость и убирайтесь восвояси.

— Убирайтесь? — переспросил Бобби, потрясенно глядя на Лаберже.

— Это означает — покиньте нас, исчезните, короче говоря, уходите…

— Я?! уйти?! — вскричал Бобби, встав в стойку и выставив перед собой кулаки, как боксер. — Сэр Атель, вы дали мне слово! Я обязан остаться здесь и увидеть все, что произойдет! Вы дали мне обещание, и если собираетесь его нарушить, я буду жаловаться… послу Великобритании…

— Эй! Эй! Не расстраивайтесь, малыш Бобби, — сказал Лаберже. Детектив ему нравился, и он обращался к мистеру Бобби все более фамильярно. — Нам было бы очень неприятно сообщить миссис Бобби о вашей гибели…

— Я к этому готов, как и вы! Если нам суждено погибнуть, погибнем вместе! Я должен очистить имя полиции Его Величества… и исполню свой долг…

Сэр Атель пожал плечами:

— Как хотите… В конце концов, мы можем друг другу пригодиться. За работу — иначе подумают, что я медлю.

Напомним в нескольких словах, какова была ситуация на пустоши.

Почти на самой середине пустыря находилось углубление в форме воронки, наполовину заполненное песком и камнями. В нем покоился знаменитый Врилиолет, на две трети ушедший в землю. При падении с крыши аппарата, напоминавшей немецкий военный шлем, слетел пропеллер.

Врилиолет походил на прямоугольную коробку с металлическими решетчатыми стенками. В одной из них виднелась дверца.

Снаружи не имелось никаких ручек или выступов, за которые можно было бы подцепить аппарат. Дверца была закрыта и плотно завалена камнями и песком. Чтобы извлечь Врилиолет из земляной ловушки, понадобились бы тяжелые подъемные краны и лебедки.

Сэр Атель приблизился к машине с медными, как показалось его спутникам, инструментами в руках, позволявшими обследовать аппарат на расстоянии.

На руки его были надеты длинные, доходившие до локтя перчатки из гибкой и сверкающей металлической ткани, похожие на кольчужные рукавицы и нарукавники средневековых рыцарей.

Сэр Атель был немного бледен, но лицо его выражало непреклонную решимость.

Жестом он велел своим друзьям отойти и спустился в воронку. Выбрав самое надежное место и расставив ноги для упора, он взял в руку прут в форме епископского жезла и стал легко прикасаться им к опорам крыши.

Послышался треск, посыпались быстрые искры — словно разряжался аккумулятор при контакте с проводником. Искры, однако, были странного цвета — черные с краснокоричневым отливом.

С каждым прикосновением жезла крыша чуть отделялась от опор. Она перекосилась, и зазор между нею и стенками с одной стороны увеличился.

— Месье Лаберже, — сказал сэр Атель, — не будете ли вы так добры передать мне вон тот инструмент, напоминающий букву S? Не бойтесь, он безобиден…

Инструмент оказался ближе к Бобби. Детектив, торопясь помочь, бросился вперед, схватил инструмент и, наклонившись над краем воронки, протянул его сэру Ателю…

Но Бобби совсем забыл о предательском песчаном склоне… Он поскользнулся и покатился, как мяч, на дно воронки…

Бобби упал между ног сэра Ателя, и тот, потеряв равновесие, был отброшен к аппарату. Прут в его руке со всей силы хлестнул по машине…

Лаберже кинулся вперед и, нагнувшись, ухватил Бобби за ноги, пытаясь вытащить его из воронки…

Что было потом?

Громоподобный удар — очевидно, прут заставил аппарат вырваться из земли. Врилиолет закрутился в воздухе.

Затем на острие шлема, еще державшегося на опорах, мелькнула ослепительная вспышка, и к небу взметнулись метровые языки огня…

Раздался чудовищный треск…

Земля в радиусе более десяти метров внезапно провалилась… поднялись и с угрожающим гулом осели волны песка и камней…

Казалось, разверзлась бездна…

Страшный провал поглотил все — и Врилиолет, и трех человек…

Камни и песок летели в неожиданно открывшуюся пропасть… Когда префект, министр и полицейские прибежали на шум, они не увидели ничего, кроме хаоса земли и камней и провала глубиной более десяти метров, закрывшегося за тремя храбрецами…

Послышался хор отчаянных криков…

Сэр Атель Рэндом заплатил жизнью за героическую попытку спасти Париж — и с ним погибли два мужественных спутника, детектив Бобби и репортер Лаберже.

Ужасающая трагедия!

Катастрофа оказала на Париж самое удручающее влияние. Газеты осыпали власти оскорблениями, виня их в том, что не были приняты самые элементарные меры предосторожности.

Несмотря на все опровержения, ходили слухи, что чиновники отказались предварительно укрепить почву, как требовал несчастный сэр Атель.

«Это истинное убийство! — восклицал «Репортер». — Неслыханное легкомыслие! Что делало все это время управление дорог? Почему не вызвали квалифицированных инженеров? Стоит произойти какой-то мелочи на общественной дороге, как вызывают пожарных, но сейчас, пред лицом такой серьезной задачи, была проявлена преступная халатность».

Под критический огонь попала и префектура департамента Сены. Означает ли все это, что подземный мир Парижа совершенно не изучен? Для чего же тогда издавать за большие деньги и за счет налогоплательщиков бесконечные карты и чертежи? Неужели Франция снова станет посмешищем для всей Европы?

«Нувеллист» вышел в двойной траурной рамке. Да, Ла-берже был сотрудником газеты (его биография заняла три колонки на первой полосе!) — но разве и Бобби не был своим, разве «Нувеллист» со всем пылом не защищал его от позорных нападок жестокой и лживой прессы?