{"Зороастрийская мифология" - на обложке, "Мифы и легенды..." - на титульном листе}

Научный консультант: доктор филол. наук, профессор, чл.-корр. РАН И.М. Стеблин-Каменский (Санкт-Петербургский государственный университет)

[111] – начало страницы.

Сплошная нумерация сносок заменена поглавной.

Р а з р я д к а заменена жирным шрифтом.

Журнал “Нева” – “Летний Сад”

Санкт-Петербург — Москва, 1998

ISBN 5-87510-084-5; ISBN 5-89740-001-0

Как мусульманскую религию принесли в средневековый Иран иноземцы арабы, однако чужая вера, возросшая на чуждых традициях, постепенно прижилась в завоёванной стране и с какого-то момента стала для иранцев уже не насаждённой, а исконной, — так и за три тысячелетия до того древнеиранская культура начиналась и складывалась вдали от Ирана, а потом вторглась в Иран извне. Арийцы — предки иранцев и индоариев — были пришлым народом.

О ранней их истории почти ничего не известно. В индоевропейскую эпоху — до II тыс. до н.э. — арийцы разделились на восточных и западных и населяли, по разным гипотезам: Европу; южнорусские степи; южное Приуралье; междуречье Амударьи и Сырдарьи; восточный Казахстан; Прикаспийскую низменность или земли северней по Уралу и Волге; некоторые исследователи считают их прародиной Алтайский край (а до середины 1920-х годов всерьёз обсуждалась возможность прихода арийцев из Заполярья и даже с Северного полюса — с тёплого цветущего, материка Арктиды, который, подобно Атлантиде, якобы затонул где-то перед наступлением Ледникового периода[1]). Иранское же нагорье в то время было заселено совсем другими народами, жившими там, по-видимому, исстари. В основном это были скотоводы.

К рубежу III—II тыс. до н.э. арийцы сосредоточились в Средней Азии и частью по южному Приуралью. Их этнос не составлял цельного монолита, в какой, для сравнения, были позднее сплочены гунны или, например, монголы Золотой Орды, тоже кочевники, — арийские [4] племена жили обособленно и чаще враждовали между собой, чем объединялись в кланы и союзы. Какие-то племена, видимо, уже тогда тяготели к оседлости, однако большинство племён оставались кочевыми, почти что скифскими по укладу жизни, полной разбойными набегами друг на друга, грабежами и угонами скота.

И всё же арийцы были единым народом, хоть и разбросанным по степям, и раздробленным на племена; единым не только этнически, но — с общей культурой, которую они затем понесли в Индию и в Иран.

Все другие великие переселения народов были — с юга на север и с востока на запад; арийцы единственные, кто продвигался на восток и на юг. О времени их вторжения в Индию и на Иранское нагорье мнения исследователей тоже расходятся. Упомянув, что самая ранняя из предлагаемых дат — начало III тыс. до н.э., мы будем впредь держаться хронологии, принятой отечественной наукой: приблизительно XV век.[2] В целом вторжение не носило завоевательного характера и оттого надолго растянулось. До X века арийцы расселялись по просторам будущей Персидской державы, от западного Ирана и Мидии до Гандхары, постепенно смешиваясь с исконными там народами и ассимилируя их; другая волна через Гиндукуш хлынула в Индию и покатилась по полуострову на юг.

Этот период принято называть «эпохой индоиранской общности». До X и даже до IX века культура индийских и иранских племён оставалась как и прежде общей, — хотя всю «эпоху общности» шло постепенное разделение индоиранцев на два народа, говорящих на разных языках, и складывались две разные религиозные традиции — предыстоки индийских «Вед» и иранской «Авесты», брахманизма и зороастризма.

Человек Древнего мира не мыслил искусство как некую самодостаточную деятельность, содержание и цели которой принципиально отличны от того, что достигается иным духовным творчеством — например, философией. Разновидностей духовной деятельности для него не существовало. Нужно было пройти столетиям, чтоб религия, философия, искусство, мораль и познание природы выделились в самостоятельные направления творческого поиска, мало зависимые друг от друга.

В живописи этого разделения не было ещё в Позднем Средневековье. Если о леонардовской «Мадонне Литта» мы, хоть и не слишком уверенно, но всё-таки можем сказать, что это скорей живописное произведение, чем культовый атрибут, — то перед фресками Джотто просто бессмысленно задаваться вопросом, «живопись» это или «религия»: и то и другое, разграничить ещё невозможно. «Исповедь» блаженного Августина — это «богословие», «философия» или «литература»? — всё вместе. «Ригведа», [5] авестийские гимны — «поэзия» или «религия»? Изваяния фараонов — «скульптура» или «культ»?...

(Обобщение здесь, конечно, статистическое. Универсальных законов, схем, в которые укладывалось бы творчество всех времён и народов, не существует. Древний мир создал и произведения «чистой» литературы, и «чистой» философии. Но появлялись они только в очень развитых цивилизациях (Египет, Греция, Рим).)

Целостное — или, как принято его называть, мифологическое мышление основывалось прежде всего на религии. Поэтому у древних народов под сенью общей религии складывались и одинаковые эстетические воззрения, и одинаковая мораль, и схожее мировидение — то есть в конечном счёте общность культуры. Такие народы (племена, княжества, полисы, города) могли жить обособленно, враждовать, воевать, — но всё равно они оставались едиными в культурном отношении. (Достаточно вспомнить, что нет политического понятия «Древняя Греция», есть только историко-культурное.)

В общую религию могли сливаться довольно разнородные местные культы, каждый со своей собственной космологической доктриной, со своим пантеоном, тотемами, духами, легендарными героями и мифами о них. Бог, чтившийся одним племенем как демиург, по верованиям соседей мог быть — подателем дождей, владыкой загробного царства, покровителем воинов; или, напротив, воплощать в своём образе Зло; а в иных племенах имени этого бога не знали вовсе.

Такой была общая религия индоиранцев. Её обрядность и мифология воссоздаются по позднейшим письменным источникам (индийским и зороастрийским), по данным археологии и по этнографии современных среднеазиатских народов.

Одно из основополагающих понятий зороастрийской теологии, понятие «А́ша» (или «А́рта»),[3] которому в индийских «Ведах» соответствует «Рта», у индоиранцев уже существовало.

В буквальном переводе «Аша» значит «Правда», «Истина»; но индоиранцы вкладывали в это слово иной смысл, нежели вкладываем мы. «Истиной» для них был прежде всего глобальный закон мироздания, регулирующий движение небесных светил, смену времён года и [6] вечное «воскресение» природы весной; в согласии с Истиной-Аша рождаются и умирают люди, о надлежащую пору льют дожди, произрастают травы на пастбищах, тучнеет и плодится скот. Мифологическое мышление индоиранцев не противопоставляло природу и человека, — оттого понятие «Аша» имело, кроме натурфилософского, и социальное содержание: существующий иерархический уклад в племенах, деление на три сословия — жрецов, воинов и скотоводов-пастухов — было для индоиранцев столь же естественным природным законом, как чередование дня и ночи.

С точки зрения теории религии, таким образом, «Истина» индоиранцев довольно близко соответствует древнеегипетскому понятию «Правды» — «Маáт». Но, в отличие от миропорядка-Маат, миропорядок-Аша не мыслился как неизменный и вековечно нерушимый. Злые силы, волею которых на землю обрушивались бедствия — засухи, например, или падёж скота, — злые силы стремились низвергнуть мир в хаос и небытие, и возможность такого исхода во всяком случае не отрицалась априори, как в религии древних египтян. Победа Добра не считалась изначально предопределённой; бесспорно, индоиранцы не сомневались в ней, но это была не теологическая догма, а предмет веры — как верят в победу солдаты на войне. Ашу хранили благие силы, противостоящие вселенскому Злу.