— Подожди, это же неудобно! Это ведь я тебя пригласил на ужин, а не…

— Ты не обещал его готовить, — перебила она, — Ты только перечислил, что у тебя в доме есть к ужину. Так где, все-таки, вино?

— Вот в том старом комоде. Он у меня вместо буфета, бара и…

— Отлично!

Седна как-то сразу оказалась рядом с комодом, извлекла оттуда бутылку, и держа левой рукой за ее середину, легонько хлопнула ладошкой по донышку. Раздался мелодичный хлопок, и вылетевшая пробка ускакала по полу в коридор.

— Ничего себе… — пробормотал потрясенный Роббер, — как у тебя это получилось?

— Ерунда, простой фокус. Меня ему научили в Африке, давным-давно.

… Да, мало кто задумывается, что бутылки изобрели в Африке, точнее в Египте, кажется, при Тутмосе III. Это был шаг вперед по сравнению с амфорами. Именно бутылки сделали возможным переход от многолюдной шумной семейной пьянки к милому романтичному ужину вдвоем. А штопоры придумали гораздо позже, поэтому в древности умение выбить пробку, не разбив бутылку, очень ценилось. За домашнего раба с этим умением давали на 5 серебряных монет больше, чем просто за очень сильного раба. Когда появился штопор, это разница цен исчезла, а потом рабами вообще торговать перестали. Хотя, одно вряд ли связано с другим. Скорее, дело в том, что изобрели вещи, которые гораздо удобнее рабов. Тупому рабу-нубийцу пришлось бы битый час объяснять, что такое медленный объемный прогрев и быстрый интенсивный прогрев с поверхности. А на микроволновке я выставляю нужный режим, жму кнопку, и могу быть уверена, что на этой смешной птице, по имени «мороженный бройлер», будет ровно та поджаристая корочка, которая мне нравится. Буду считать, что у мальчика похожие вкусы. Можно было бы его спросить, но он сейчас так увлечен работой, что… Бедненький, он, кажется, расстроен. Он оказался под влиянием ограниченной аналогии с кошкой, и теперь она мешает ему сделать один малюсенький шаг. Надо всего-то подсказать ему, что химера это не одно существо, а…

— Знаешь, Робер, я не художник, но я слышала, что в химере есть что-то от змеи.

— От змеи? — переспросил он.

— Да. Ты не видел танцы змей?

— Черт… Это идея! Сейчас попробую…

— Сейчас ты попробуешь бройлера, — перебила Седна, — Его надо есть горячим, иначе он деградирует до того позорного состояния, в котором его подают в фастфуде. Кстати, у тебя есть что-нибудь напоминающее посуду? Я, конечно, не настаиваю, но…

После ужина, Робер немедленно набросился на идею скрещивания кошки и змеи. Он скачал из интернета целый серпентарий. Здесь были живые змеи, скульптуры змей, роботы, имитирующие змеиное движение, и стилизованные мифические змеи, начиная от индийских нагов и заканчивая китайскими драконами. Именно в китайской графике он нашел то, что было нужно: сплетенных тигра и змееподобного дракона. Оба зверя как бы перетекали друг в друга, демонстрируя единую, общую пластику замершего движения.

Время от времени, он оглядывался на Седну. Она, после ужина, устроилась на старом диване, свернувшись там, как дремлющая сытая кошка. Или змея. Впрочем (подумал Робер), это, скорее всего, было иллюзорное сходство, возникшее в его сознании из-за того, что последний час он рассматривал сплошных змей и кошек.

Часа через полтора на экране возникла анимированная схематичная фигура хищника, не похожего ни на кошку, ни на змею в отдельности, но концентрированно выражающая в своих завершенных формах главную черту обеих: мягкое, лаконичное и убийственно-жестокое изящество. Всего один прыжок. 3D сцена, длительностью 3 секунды. Робер просматривал ее раз за разом, убеждаясь, что здесь уже не надо ничего менять. Осталось лишь несколько чисто технических операций — прорисовок полутонов, бликов, теней, — и схематичная химера станет достоверным обитателем виртуальной реальности.

— Так, похоже, сегодняшний ресурс ты уже исчерпал, — подала голос Седна, — Думаю, тебе следует принять душ и ложиться.

— А ты?

— Я совершеннолетняя, а кровать, надеюсь, у тебя достаточно широкая. Оставь мне в ванной какое-нибудь полотенце. Компьютер я сама выключу.

… Он быстро принял горячий душ и, завернувшись в халат, отправился в угловую комнату, служившую спальней. Бросив халат на стул, Робер улегся на кровать и взял со столика последний номер «дизайна интерьеров». Просто так, чтобы что-то полистать.

Седна появилась минут через 10, полностью обнаженная, даже без тапочек. Она вошла абсолютно бесшумно, так что Робер…

Ну, вот, у мальчика эстетический шок. Наверное, потом он попытается сообразить, что именно у меня не так, но в данный момент он, конечно же, соображать не в состоянии. Оно и к лучшему. Некоторые мужчины вообще пугаются, а другие начинают играть в угадайку. «Девушка, а вы тоже служили в „морских котиках“?» Да не служила я нигде, никогда и никому. Главная моя проблема — это пузо. Сильные руки и ноги — это дело обычное, многие девушки занимаются спортом, так что я не очень сильно выделяюсь. А вот такой рисунок мускулатуры живота свойственен был мужчинам, долго работавшим в каменоломнях, в те времена, когда отбойных молотков и подъемников еще не придумали. Хотя, конечно, к каменоломням я имею не больше отношения, чем к «морским котикам». Если двигаться выше, то грудь у меня небольшая, но симпатичная, скорее как у юной девушки, чем как у вполне взрослой женщины, а вот мышцы шеи снова напоминают о каменоломнях. Думаю, это выглядит необычно, поскольку плечи у меня относительно узкие. То ли дело мой вид сзади, где плавные, гибкие линии спины, сопрягаясь с округлостью попы, создают впечатление мягкости. Обманчивое впечатление, впрочем…

Ну, до чего же чувствительный мальчик. Так застыл с раскрытым журналом в руке. Только через пару секунд он сообразил бросить этот неуместный предмет обратно на столик.

— У тебя привычка спать с журналом? — иронично спросила Седна.

— Ну, не знаю… У меня идиотский вид, да?

— На редкость, — подтвердила она, усаживаясь на кровать рядом с ним, — я видела мужчин, которые спят с самыми разными предметами. Кинжалы, пистолеты, даже полные наборы самурайских клинков, все три вида. Но журнал — это что-то новенькое.

Робер сел рядом, протянул руку и мягко обнял Седну сзади за талию, легонько провел ладонью по бархатной коже ее живота.

— Смелее, мой рыцарь, я сегодня не кусаюсь, — она грациозно изогнулась и совершенно по-кошачьи потерлась щекой о его плечо.

Роберу хотелось быть очень нежным с этой удивительной женщиной, и делать все предельно медленно, хотя возбуждение тела подталкивало к совершенно иному.

Он осторожно развернул Седну к себе, ее насмешливые глаза оказались совсем рядом, а ладони легли ему на спину, чуть ниже лопаток. Напряженные соски небольших, широко расставленных грудей, щекотали его кожу… Удивительно, но Седна, кажется, не умела целоваться, просто чуть приоткрыла губы и предоставила всю инициативу ему.

«Может, она еще девственница? — подумал Робер, — хотя, это было бы очень…»

В этот момент Седна довольно резко откинулась на спину, с силой рванув молодого человека на себя.

«… странно», — додумал он, от неожиданности, падая ей на грудь всем своим немалым весом. Промелькнула мысль, что из-за этой неловкости он мог причинить ей изрядный ушиб, но, судя по реакции ее упругого тела, ничего такого не произошло. Ее длинные ноги сплелись у него на спине, и уверенным, требовательным движением толкнули вперед. Такое сочетание сексуального призыва с собственным возбуждением оказалось сильнее его первоначальных намерений. Он подчинился и одним сильным движением вошел в ее тело. Как показалось Роберу, это было слишком резко, поскольку она также энергично подалась ему навстречу. А Седна уже диктовала ему темп и силу движений. Однажды Робер видел любительский фильм о брачных играх каких-то крупных кошек, вроде леопардов или ягуаров. Тогда его поразило невозможное, казалось бы, сочетание стремительности и агрессивности с удивительной нежностью и мягкостью. Два оранжево-пятнистых тела то сплетались, то сжимались в клубок, то отпрыгивали друг от друга, как мячики, то укладывались рядом, обмениваясь сериями коротких мягких прикосновений, то снова взрывались встречными атаками, мельканием пушистых лап и оскаленных зубов. Даже самая красивая, нежная и страстная человеческая эротика казалась по сравнению с этим неуклюже-угловатой и хладнокровно-вялой. Тогда Робер попытался нарисовать короткую мультипликацию такой любовной сцены (где люди вели себя подобно этим кошкам), и получил несколько восторженных отзывов от знакомых. Но сейчас он сам был участником этой яркой игры, захватывающей и пугающей одновременно. Так прошел маленький отрезок вечности, разворачивающийся веером отрывочных картин и быстро сменяющих друг друга ощущений на тонкой грани между эйфорией и болью. Тело Седны выгнулось дугой, ее ноги сплелись и, как тиски, сдавили поясницу Робера. Ее пальцы с удивительной для женщины силой впились в его спину где-то между позвоночником и лопатками. Он почувствовал, как ногти Седны вспарывают его кожу, но боль только усилила остроту оргазма, который они испытали одновременно. Волны импульсивного напряжения прошли по сплетенным телам, как будто нервы обоих замкнулись в одну электрическую цепь, а потом кто-то по ту сторону реальности, нажал кнопку раз — и два. Включить — выключить. Мелькающие и кружащиеся огненные пятна перед глазами и пронзительно звенящая пустота в голове. Дрожь в мышцах.