Робер еще только приходил в себя, а Седна уже выскользнула из-под него одним сильным и гибким змеиным движением, и легко вскочила на ноги.

— Это было невероятно здорово! — заявила она, — ты самый классный мужчина, которого я знала за последние… ладно, не буду говорить сколько лет. В общем, можно считать, что ты просто самый классный мужчина!

Она схватила его за руки и буквально выдернула из кровати, тут же порывисто обняв, что было очень кстати: он не был в этот момент уверен в своей способности устойчиво стоять на сделавшихся вдруг ватными ногах.

— А ты — просто ураган, — пробормотал он, зарывшись лицом в ее волосы, — мне кажется, я сейчас похож на сдувшийся воздушный шарик.

— Ох! — вдруг воскликнула она, разомкнула объятия, обошла молодого человека сзади и легонько погладила ладонью по спине, — бедный, бедный Робер… У тебя, надеюсь, есть зеленка, пластырь, или что-нибудь такого типа?

— На кухне есть аптечка. А что случилось?

Седна продемонстрировала ему свою ладонь, лаково блестящую от крови.

— Я нечаянно, — виновато пояснила она, — вообще-то я девушка цивилизованная, но иногда немного увлекающаяся. Сейчас я буду исправлять последствия, и оказывать медицинскую помощь одной очень любимой спине.

— Не слишком ли ты переживаешь из-за пары царапин? — весело спросил Робер. Чувство «воздушно-шариковой сдутости» уже развеялось, и ему было так хорошо, что хотелось прыгать до потолка.

Седна виновато вздохнула и погладила его по щеке.

— Милый Робер, из-за пары царапин я бы не переживала. Проблема в том, что у тебя там не пара царапин. Так что показывай, где аптечка.

… Возможно, Роберу не следовало по окончании медицинских процедур варить кофе. Считается, что питье кофе после полуночи не способствует крепкому сну. Питье кофе в компании исключительно красивой обнаженной женщины — видимо, тем более. Хотя, возможно, виновата злодейка-Луна, которая как раз заняла наблюдательную позицию напротив окна спальни.

Седна лежала на животе, подложив руки под голову, а мягкий, призрачный лунный свет растекался по ее спине, прорисовывая каждую линию, каждый изгиб, каждую впадину и каждую выпуклость. Трудно было понять, уснула она, или просто задумалась. Некоторое время Робер разрывался между боязнью разбудить ее и желанием прикоснуться к ее телу, просто чтобы убедиться в реальности происходящего. Потом он протянул руку и прикоснулся к ее спине чуть выше поясницы.

Седна повернула голову и, в своем обычном игривом тоне, сообщила:

— Как говорит моя мама, ни одна женщина не устоит перед мужчиной, который смотрит на нее с по-детски искренним обожанием.

— Правда? — спросил он.

— Моя мама редко ошибается. Кстати, еще она говорит, что у меня главная эрогенная зона находится примерно между лопаток… Да, именно здесь.

— Откуда бы ей знать о тебе такие вещи?

— Сама удивляюсь… — промурлыкала Седна, сладко потягиваясь.

Лунные блики побежали по ее коже, как маленькие веселые привидения. Робер никогда не подозревал, что женская спина может быть такой выразительной. Слаженная игра мышц, внезапные чувственные изгибы позвоночника, волнующие вздрагивания при выдохах и вдохах… Молодому человеку казалось, что все это происходит за гранью реальности.

— Fall in love, — пропела Седна, будто читая его мысли, — we’re fall in love.

Они действительно падали в любовь, как в огромную бездонную и пропасть, кружась в невидимых потоках, пронизывающих ее вибрирующую пустоту…

Робер проснулся один. Тело переполняли противоречивые ощущения. То ли по нему проскакал эскадрон кавалерии, то ли его накачали допингами и кислородным коктейлем. Часы показывали почти час дня. Седны не было рядом, ее вообще нигде не было, и это казалось чудовищно несправедливым, невозможным и недопустимым. Слоняясь по квартире, как сомнамбула, он обнаружил 11 цифр, размашисто начертанных на листе ватмана, заменявшем скатерть.

Робер схватил сотовый телефон и дрожащими пальцами набрал номер.

Гудок… Гудок… А потом — этот удивительный голос:

— Проснулся, герой креатива?

— Седна, любимая… Куда ты исчезла?

— Ты так трогательно спал, что я решила тебя не будить. Если хочешь большой кусок мяса с кровью — то пройди пятьсот метров вниз по своей улице, до таверны «Ривароль».

— Уже иду. Целую тебя.

— Вот придешь и поцелуешь.

В этой таверне действительно умели готовить мясо с кровью. Не просто полусырое из-за прерванного на полпути кулинарного процесса, а именно такое, в котором соседствуют два вкуса: хорошо прожаренного мяса снаружи и сырого, вроде карпаччо, внутри. Кроме того, мясо здесь подавали большими кусками, как в средневековых придорожных корчмах (по версии историко-художественных фильмов, т. к. современному зрителю лучше даже не думать о том, чем на самом деле кормили средневековых туристов в таких заведениях).

Начало позднего завтрака, скорее похожего на основательный обед, прошел за обычной в таких случаях болтовней, но где-то в середине, Седна неожиданно спросила:

— А где ты собираешься выставлять эту работу?

— Пока не решил, — отозвался Робер, — У меня есть несколько знакомых экспозиторов. Но надо сначала решить одну проблему. Я вообще-то сначала фотографировал эту химеру по контракту с одной фирмой, и не уверен, что могу выставлять результат без их согласия.

— Не уверен? — переспросила она, отправляя в рот изрядный кусок мяса, — а что там, в этом контракте?

— Ну, в общих чертах, я должен для них сделать серию снимков и несколько обработанных изображений для рекламных плакатов и для этикеток.

— Этикеток?

— Да. Для духов. Эта фирма, «Нефер», производит парфюмерию. Фирма египетская, а здесь они открыли филиал и решили выйти на рынок с брэндом «химера». Это называется встроить товар в местную культурную среду.

— Мне это ничего не говорит. Да и не важно. Вряд ли им принадлежит все, что ты рисуешь.

— Конечно, не все. Но то, что связано с этой химерой… Я думаю, надо спросить об этом у директора филиала, и согласовать с юристами, наверное.

— Так позвони ему.

— Сейчас?

— А зачем откладывать?

— Хорошо. Я сейчас…

Робер вышел на улицу, поговорил минут десять по сотовому телефону, и, вернувшись, проинформировал:

— Мсье Пикар говорит, что это довольно сложно. Для этого надо подписать особую оговорку к контракту. Он не уверен, что фирма пойдет на это. Но вроде бы завтра я смогу встреться с его юристом. Возможно, я смогу их в чем-то убедить.

— Никаких «возможно», — сказала Седна, — и вообще, почему это химера должна украшать собой их сомнительно пахнущие зелья?

— А что делать, если они не согласятся? Ведь контракт…

— Наплюй и забудь, — перебила она, — лучше подумай, в какой экспозиции она бы хорошо смотрелась.

Странное дело: Робер действительно с легкостью забыл об этом деловом разговоре, и вспомнил о нем лишь на следующее утро. Вернее, ему напомнили, разбудив телефонным звонком в 8 утра.

— Мсье Лакомб?

— Да. Доброе утро, мсье Пикар.

— Доброе. Я на счет нашего вчерашнего разговора. Мы решили пойти вам навстречу. Юристы подготовили кое-какие бумаги. Когда бы вы могли подъехать и подписать?

— Когда скажете. Хоть сейчас.

— Вот и хорошо. Подъезжайте, я вас жду.

Бумага была всего одна: акт о расторжении контракта и отсутствии взаимных претензий. Фирма «Нефер» расторгала контракт по своей инициативе, а задаток, выплаченный в размере 50 процентов цены, оставался у Робера Лакомба. В сущности, у Робера никаких претензий и быть не могло, фактически, его просто уведомили об аннулировании заказа, причем на довольно выгодных для него условиях. Процедура подписания заняла всего десять минут, и Робер пошел домой, гадая, почему Пикар повел себя так странно и из-за чего он выглядел настолько торопливым, нервным и неуверенным в себе.