Здесь было светло и, слава богу, тепло. Секретарша Мириам Соломоновна говорила по телефону и, увидев их, сделала строгие глаза и длинным черно-багровым ногтем уставилась в Работодателя.

- ...Да, он уже пришел, минуточку... - сказала она в трубку и, прикрыв микрофон ладонью, сообщила: - Это Кугушев. Очень недоволен, звонит сегодня второй раз.

Работодатель тотчас же прошел к себе в контору, а Юрий разделся и разместил мокрое пальто на вешалке.

- Кофе будете? - спросила его Мириам Соломоновна. Она уже была на подхвате - полная фигура ее выражала стремительную готовность сей же час обслужить: кофе, чай, рюмка бренди, сигаретка "винтер", распечатать файл, найти ссылку, сгоношить бутерброд, дозвониться до ремонтной службы, вызвать ментов, сделать инъекцию, заштопать дырку в кармане, вправить вывих - она все умела и никогда ни от чего не отказывалась. Она была - клад.

Ей было пятьдесят шесть лет, дети ее отирались не то в Израиле, не то в Штатах, муж пребывал в длительных бегах, она была свободна и скучала. Работодателю она приходилась дальней родственницей, очень дальней: он каждый раз запутывался, пытаясь определить степень родства - то ли тетка двоюродной сестры приемной матери, то ли еще что-то еще даже более отдаленное.

- Спасибо, - сказал Юрий и тут же добавил, предвидя новый вопрос: Спасибо, нет. У нас клиент сейчас, - объяснил он, хотя ничего объяснять не требовалось - Мириам Соломоновна не нуждалась ни в каких объяснениях. Она была вполне самодостаточна - эта белая рубенсовская женщина с антрацитовыми волосами Гекаты.

- Почту разбирать будете? - спросила она, протягивая ему желтокожую папочку с аккуратно завязанными тесемками.

- Пожалуй... - он принял папку; поискал, что бы такое ей, гекатоволосой, сказать приветливое, дружелюбное что-нибудь, теплое, и сказал (вполне по-американски): - Прекрасно смотритесь сегодня, Мириам Соломоновна!

Она улыбнулась блестящими губами.

- Это из-за дрянной погоды, - объяснила она. - Повышенная влажность мне идет, как вы могли уже не раз заметить.

Это была неправда (он почувствовал характерный "толчок в душу", как он это про себя называл, - у медиков же это называлось сердечной экстрасистолой), и улыбка у него в ответ на ее неправду получилась фальшивая, хотя, казалось бы, ну какое ему дело до этой маленькой, бытовой, бескорыстной, исключительно для гладкости разговора кривды?

- Пойду плодотворно трудиться, - сказал он, поспешно закругляясь. Чего и вам от души желаю.

В конторе Работодатель все еще разговаривал по телефону. Он помещался в своем кресле для руководителя (сто пять долларов, включая доставку) угольно-черном, с неимоверно высокой спинкой и круглыми подлокотниками, помещался, перекрутивши себя сложнейшим образом в некий узел из длинных подергивающихся конечностей и сделавшись похожим не то на осьминога в черной паре, не то на клубок пресмыкающихся в состоянии так называемого склещивания, то есть занятых любовью. Юрий подумал (в который уже раз): да-а, увидь его сейчас случайный клиент, хрен бы он захотел нас нанять разве что для цирка шапито.

- ...Главное! - втолковывал Работодатель в трубку специфическим своим, только для клиентов, бархатистым голосом. - Нет-нет, вот это и есть самое главнейшее! А все остальное - малосущественно, прах, небытие материи, вы уж мне поверьте...

Юрий не стал его слушать, а прошел прямо к своему рабочему месту, уселся, отложил в сторону желтую папку с почтой и принялся настраивать аппаратуру. Включил компьютер, проверил магнитофон, проверил сигнальную кнопку - все вроде бы было о'кей: магнитофон писал и считывал, кнопка нажималась легко и бесшумно, оставляя в пальце приятное ощущение шарика от пинг-понга, и сигнальная лампочка на столе у босса срабатывала красноватый блик ее можно было при специальном старании заметить на подошве Работодателя, находившейся сейчас примерно там, где в момент делового контакта должна была находиться работодателева физиономия. Вообще говоря, это было неудачное решение - с сигнальной лампочкой. Клиент мог заметить этот отблеск и насторожиться, или удивиться, или даже заинтересоваться, и это было бы совершенно ни к чему. Но ничего другого они придумать не сумели, все другие способы сигнализации оказывались либо сложными, либо малонадежными, а опыт показал, что клиенту, как правило, не до того, чтобы следить за таинственными красноватыми отблесками на загадочном малиновом лице Великого Сыщика.

- Надо табличку на двери закрепить как следует, - распорядился Работодатель. Он уже повесил трубку и теперь распутывал себя, хрустя суставами. - Займись.

- Ладно, - сказал Юрий. - Сейчас?

- Как только, так сразу. А сейчас уже три минуты одиннадцатого. Клиент на носу.

- Опоздает, - сказал Юрий уверенно. - Такие всегда опаздывают.

- Откуда ты знаешь? - спросил Работодатель с любопытством. - Ты ж его даже и не видел еще.

- По голосу. Такие всегда опаздывают.

- Какие?

- Ну... - Юрий затруднился. - Неуверенно-мямлистые. Ни шаткие, ни валкие...

- Слушай, может быть, у тебя еще и такой талант имеет быть?

Юрий ответить не успел, потому что строго-казенный голос Мириам Соломоновны из селектора на столе объявил:

- Павел Петрович, здесь господин Епанчин. Ему назначено на одиннадцать.

Работодатель скорчил Юрию рожу, означающую что-то вроде "хрен у тебя, а не талант", и бархатно произнес в микрофон:

- Просите, пожалуйста.

Господин Епанчин (Тельман Иванович, 68 лет, вдовец, пенсионер бывшего союзного значения, бывший штатный чиновник Общества филателистов Российской Федерации, известный филателист, старинный и заслуженный консультант компетентных органов, проживающий по адресу-телефон... факс... без вредных привычек, без политических убеждений, состоит в разводе, жена проживает в Москве, сын - астрофизик, живет отдельно, работает в ГАИШе... и тэ дэ, и тэ пе, и пр.) оказался сереньким маленьким пыльным человечком с разрозненными золотыми зубами и с быстрыми мышиными глазками на морщинистом лице Акакия Акакиевича Башмачкина. Вошел и поздоровался без всякого достоинства, быстро-быстро потирая озябшие сизые ручонки, подшмыгивая серым носиком (не граф де ля Фер, нет, совсем не граф, и даже не канцлер Сегье, а скорее уж господин Бонасье, но заметно съежившийся от старости и аскетического при советской власти образа жизни). Чинно присел в предложенное кресло, Скрытно, но внимательно огляделся и тотчас же затеял маленькую склоку насчет Юрия, присутствие коего показалось ему, естественно, необязательным и даже излишним. Работодатель, естественно, придерживался по этому поводу мнения прямо противоположного. Произошел следующий разговор, во время которого Юрий нейтрально помалкивал, продолжая быстренько изучать досье клиента ("фотография в полный рост с загадочным интимом", как любил выражаться относительно таких досье Работодатель).