- Иди ко мне, - сказал он, раскрывая объятья.

Шейла не преминула воспользоваться предложением, разрыдавшись прямо у него на груди. Алан крепко прижимал плачущую девушку, нежно гладил по голове и думал, что себе он не может позволить ЭТОГО. Кто-то из них должен оставаться сильным. Ради всех. Ради неё. И так уж сложилось, что этим кем-то всегда был он. А это тяжело, ВСЕГДА быть сильным…

___________________________________________________________

Ужин прошёл в почти что гробовом молчании. Аппетита ни у кого не было. Луиза, пустым бесцветным голосом спрашивая, не хочет ли кто добавки, промокала глаза платочком. Гарольд с болью смотрел на супругу, говоря, чтобы она не переживала по пустякам наподобие пустых тарелок, а подкрепилась сама. Луиза кусала губы… Дядя Фред… Фредерик де Фес был родным братом Луизы Блейз. А тётя Урсула - женой Фредерика. Была. И она была младше Луизы на три года! На три. И умерла от сердечного приступа в сорок пять лет. Женский порок сердца?!

Алан терялся в догадках. Он помнил тётю весёлой добродушной женщиной, неунывающей и не выказывающей никаких склонностей к столь серьёзным болезням. Дядя Фред был ей под стать. Немного чудаковатый, весельчак и балагур, он всегда нравился Алану. И Шейле. И тётя Луиза прекрасно к ним относилась. Каждое лето, как начинались школьные каникулы, они проводили в гостях у четы де Фес, в их большом замечательном доме целый месяц, а то и больше. Хеллвил был маленьким гостеприимным городком, и люди в нём жили по большей части такие же милые и приятные. По большей части…. И вот теперь тёти Урсулы больше нет…. Бедный дядя Фред. Он так сильно любил свою жену! Алан поджал губы. Не каждому дано изведать настолько сильное чувство.

Похороны должны состояться завтра, в субботу. Значит, им придётся выезжать пораньше. От Детройта до Хеллвила путь неблизкий, порядком около двухсот миль.

Шелли вяло ковырялась вилкой в тарелке, то и дело посматривая на Алана. Он догадывался, о чём она думает. О Хеллвиле.

__________________________________________________________

Алан вышел из душа с обмотанным вокруг бёдер полотенцем и торчащими в разные стороны, словно ощетинившиеся иглы дикобраза волосами. Он был высок, строен и худощав. Раньше он ссутулился, но добросовестные сержанты навсегда вбили в него армейскую выправку. Алан был худым, но при ближайшем внимательном рассмотрении никто не рискнул бы назвать его дохляком. Он был крепким жилистым юношей с перевитыми жгутами эластичных мышц руками и рельефным животом. Конечно, в одежде Алан выглядел совсем не впечатляюще. Казалось, ткни пальцем - и он согнётся в три погибели. Алана вполне устраивали заблуждения окружающих. Более чем.

Дом семейства Блейзов располагался в удалённом от центра города утопающем в зелени квартале на тихой спокойной улочке. Сложенный из кирпича, дом возвышался на два этажа, окружённый клумбами (единовластная вотчина Луизы) и деревьями, склонившими над красной черепичной крышей изрядно поредевшие с наступлением осени кроны. Сбоку примыкал гараж. Соседние дома, отделённые заборчиками откровенно декоративного вида мало чем отличались от особняка Блейза-старшего. Этот район Детройта населяли состоятельные и законопослушные граждане. Опора общества. Правильные американцы.

На первом этаже находились прихожая, холл, гостиная, столовая комната, ванная и кухня. Второй этаж занимали три спальни, рабочий кабинет, библиотека и ещё один санузел. Всё было выполнено с высочайшим мастерством и профессионализмом. Дом нравился всем безоговорочно. Архитектор и строители не зря съели свой хлеб. И достаточно высокооплаченный, надо сказать.

Алан прошёл по залитому ночным сумраком коридору и постучал в дверь Шейлы. Сестрёнка терпеть не могла открытых дверей и не стеснялась устроить нагоняй любому, кто забывал их закрывать. Особенно если это касалось дверей ЕЁ спальни.

- Входи.

Она всегда угадывала, что это он. С другой стороны, в двенадцатом часу ночи только Алан имел привычку бесшумной тенью шариться по дому. Алан вошёл в комнату сестры и аккуратно притворил за собой дверь.

Шейла лежала на кровати животом вниз, нажимая лакированными ноготками на кнопочки сотового телефона. Длинная жёлтая футболка, заменяющая ночную рубашку, не скрывала ровных красивых ножек. Шейла согнула правую ногу в коленке и пошевелила в знак приветствия маленькими наманекюренными пальчиками. Брат развязано плюхнулся рядом с ней и потрепал по голове. Шелли возмущённо фыркнула.

- Отстань.

- Кто это? Опять Моника?

- Ага…

Алан возвёл очи горе. Моника была лучшей подругой его сестры, и они были готовы часами болтать по телефону или обмениваться смсками. У открытой и общительной Шейлы была тьма-тьмущая друзей и подруг и Алан подозревал, что на оплату телефонных счетов улетают гигантские суммы. Сам он похвастаться таким солидным количеством приятелей не мог и с трудом находил собственный мобильник. И то лишь затем, чтобы стереть с него пыль. Алан не любил разговоры по телефону. Надо смотреть собеседнику в лицо, считал он. Видеть его глаза. Чувствовать.

В комнате Шейлы мягким притушенным желтоватым светом горела дорогая галогенная люстра. На кровати валялся пульт от неё. Шелли любила приглушенный интимный полумрак. Во всём остальном она отдавала предпочтения живым ярким цветам нежных оттенков. Алан предпочитал серебристые, чёрные и древесные тона. Он в который раз оглядел спальню. Как всегда делал, попадая во владения мисс Шейлы Блейз. Она очень животрепещуще относилась к вопросам о частной собственности.

И если комната самого Алана представляла собой унылую келью витающего в облаках в думах о высоком отшельника, то спальня Шейлы сразу давала понять, КТО в ней живёт.

Стены прятались под бирюзовыми обоями с неожиданными ляпами чёрных бесформенных фрагментов, создающими приковывающий взор контраст. Поверх обоев были развешаны в продуманном беспорядке десятки рамочек с фотографиями. Семейные фото, фото подруг, друзей… Но больше всего было снимков самой Шелли. Она просто обожала позировать и фотографироваться. Над полутороспальной кроватью, заправленной чёрным, с вкраплениями вызывающе ярких рисунков забавных зверушек, покрывалом, через всю стену протянулась полка. Полка была завалена неисчислимым количеством мягких игрушек, сувениров и прочих милых сердцу Шелли безделушек. На Алана смотрели потешные котята и собачки, толстые медвежата и жёлтые утята…. И примерно столько же было раскидано по углам. Шелли не могла жить без своего игрушечного зверинца. И без дюжины разбросанных по всей кровати пухлых подушек самых разных цветов.

На прикроватном столике стояли светильник и вырезанная из горного хрусталя ваза. В вазе ВСЕГДА были свежие алые розы…. Всегда, в любое время года. За светло-фиолетовой шторой, закрывающей большое окно, скрывалась ещё одна ваза. И тоже с розами. Ноги Алана почти по щиколотку утопали в густом ворсе однотонного паласа опять-таки фиолетового цвета. Шейла питала определённую слабость к пурпуру.

Алан скользнул рассеянным взглядом по сработанному из редких пород дерева компьютерному столу, поднимая глаза выше. Над столом тянулась ещё одна полка. Однако на ней сувениры и открытки уступали значительную долю пространства учебникам, журналам и книгам. Шелли была без ума от Стивена Кинга. Она обожала страшные истории. На столе свободно помещались мощный компьютер «ВАЙО» с двадцатидвухдюймовым экраном, принтер, лампа, полочки, забитые компакт дисками и ДВД. Алан встретился с безликим зрачком выключенной веб-камеры и усмехнулся. Частенько Шелли красовалась перед камерой, примеряя те или иные наряды и советуясь с Моникой…. Под столом моргали светодиодами системный блок и стовосьмидесятиваттный сабвуфер. Когда, находясь в хорошем настроении, Шейла врубала на всю катушку «KISS», дом содрогался, а мама хваталась за голову и скалку. А в хорошем настроении Шелли прибывала девяносто процентов свободного времени. На спинке чёрного кожаного кресла-вертушки висели зелёные трусики. Шелли не любила спать в нижнем белье, но обязательно надевала перед сном ночную рубашку.