Взгляд двинулся выше.

Небольшие, едва созревшие груди едва заметно приподнимаются, когда Аори делает вдох. От холода соски напряглись, съежились, как засохшие вишни.

Ян улыбнулся, заметив, что один сосок находится выше другого. Милое несовершенство, в ком из нас его нет?

Ямка ключиц украшена звездчатым шрамом. Такой не может остаться после случайной раны – значит, Аори известно, что такое боль. Что такое страдание, которое длится и длится благодаря чужой воле, и что такое освобождение от него.

Это знание живет и в глазах. Глаза… Какие они? Под солнцем или в ярко освещенном бальном зале – почти желтые. Но сейчас карий цвет провалился в глухую темноту, полную страха и отвращения.

Губы припухли, пересохли немного. От страха ли, от заклятия, – неважно. Касаться их куда приятнее, чем перемазанных помадой или высохших в нитку вслед за измученным диетами телом.

Граф выпрямился. Детали ясны. Определено все, что составляет тело пришелицы в другой планеты. Гибкое, прекрасное, без единого лишнего волоска.

– Столько стараний, а Джой их не оценил, – посетовал он. – Я б напился с горя, тем более, когда есть такой коньяк. Хочешь попробовать?

Ян наклонил бокал у ее лица, и жидкость струйкой стекла вбок по сжатым губам. Аори чуть не задохнулась от ударившего в нос запаха.

– Ну вот, снова ты меня обижаешь, – граф прищурился. – Так чего же тебе жаль?

– Жаль, что вышло так. – Аори устало уставилась в одну точку на спинке кровати. И лишь сейчас заметила, что лежит поверх мягкого, пухового, безумно жаркого на вид одеяла, хотя в комнате царит промозглый холод.

Следовало ожидать, что ее не оставят в пресловутой «драной одежде». Видимо и то, что под ней, не сильно соблазнило искушенного ценителя… сколько же женщин побывало в этой кровати?

Улыбнувшись, граф ласково погладил ее по лицу. Его глаза лучились добротой, пониманием и заботой.

– Что-либо менять уже поздно, дорогая моя. Хотелось бы ответить тебе за твой удар тем же, но как-то это не по-мужски, согласна?

Ян выжидательно посмотрел на Аори, покачивая бокал с остатками коньяка.

– Да. Я не хотела…

– Чего не хотела? Вела себя так, чтобы хотел я, бегал за тобой, а ты – «не хотела»? Нехорошо, девочка моя. Ты, все-таки, доигралась.

– Отпусти меня, пожалуйста.

Граф расхохотался, раскачиваясь на сидении от искреннего веселья.

– О-обоснуй, – с трудом выдавил он из себя, не в состоянии успокоиться.

– Не могу. Сил нет.

– Ну что ж ты так, – развел он руками, резко оборвав веселье. – Больше скажу – всегда ты так! Заинтересуешь и ускользнешь. Дам тебе один совет.

Ян встал, глотком допил содержимое бокала и швырнул его в сторону. В этот раз стекло разлетелось осколками. Глаза графа заблестели лихорадочно, на лбу проступила испарина.

– Не можешь довести до конца, – медленно проговорил он, расстегивая пиджак, – не начинай. Не дразни, не возбуждай. Не соглашайся.

Аори зажмурилась, чтобы хотя бы не видеть происходящего. Все внутри сжалось от ужаса и понимания неотвратимого.

«Почему вся моя жизнь – сплошной кошмар? Стоит решить, что она начинает налаживаться, как снова падаю лицом об асфальт. И все исчезает. Родной дом и цветущий сад, уничтоженные армией Теней. Наставник и любимый, умирающий под выстрелами стражей. И Лейт, отвернувшийся, отдавший меня другому.»

Шуршание одежды сменилось тяжким вздохом кровати, принявшей на себя немалый вес графа, и Аори почувствовала, как на ее грудь льется что-то холодное. По телу пробежал рой мурашек, она не выдержала и распахнула глаза.

Сидящий рядом вполоборота Ян поднял бутылку и одобрительно улыбнулся.

– Если бы я хотел увидеть в постели бревно, я бы пригласил дворцовых девочек, – заметил он и отхлебнул из горла.

– Если бы ты не хотел… – попыталась возразить Аори, но ее сил не хватило договорить, и она обессиленно замолчала.

– Вынужденно, девочка моя. Будь ты чуть нежнее ко мне и добрее к себе, все сложилось бы совсем иначе. Но уже поздно, совсем поздно, и не закрывай глазки, я не люблю темноты ни в комнате, ни в отношениях!

Ян снова расхохотался, обдав ее запахом перегара – похоже, разбитый бокал был далеко не первым.

– Будешь отворачиваться, пропустишь самое интересное! Хочу видеть твои ненавидящие прекрасные очи, а не бесчувственную маску!

Тройн наклонился над ее животом так низко, что Аори увидела небольшую плешь на затылке, окруженную жесткими черными волосами.

– Они – куклы, – жарко прошептал граф и слизнул капли коньяка с ее груди. Красные, полные губы, будто два червяка, поползали по коже, прерываясь, лишь чтобы выпустить очередные ядовитые слова. – А ты в первый же день обожгла меня, а сама ходишь вокруг искалеченного идиота… Знаешь, что он сегодня предложил? Объединить Старшие и Младшие рода. И совет его слушал!

Аори вяло удивилась – что за бред? И вздрогнула, первый раз за этот вечер, ощутив, как чужие пальцы втиснулись между бедер.

Ян неодобрительно нахмурился, ощутив сухое тепло. Звать мага было уже не с руки, но он без труда дотянулся до специальной бутылочки, оставленной возле кровати предупредительными слугами.

Несколько секунд спустя влажные пальцы проникли внутрь, уже не встретив никакого сопротивления.

– О, как ты горишь… – заметил Ян и пьяно засмеялся, откидывая голову. – Все думаешь о нем? Думаешь, калека смог бы дать тебе больше? Лейт, Лейт, Лейт!

– Пере…стань, – жалобно попросила Аори.

Она попробовала отодвинуться, сделать хоть одно, самое слабое движение, но ничего не вышло. Магия Гарла туманила сознание, притупляла боль от жестоких рук графа.

– Тогда смотри на меня, сучка! – прошипел он. – Я видел тысячи таких шлюх, как ты, свободных или покорных, но ни одна так не смотрела!

«Он ненормален, – поняла Аори. – Маньяк, который сумел ото всех это скрыть. Не хватало еще, чтоб он имя Лейта трепал.»

Горло сжалось, и она не смогла сказать ни слова. Даже не могла заплакать.

Ее кольнуло воспоминанием – тренировочный центр, пустой кабинет, липкие руки Раска, хохочущая Айне… Но Тарги больше нет, и никто не войдет в эту комнату, чтобы ее спасти. Нет даже той девочки, которую звали Кат, и больше никогда не будет.

Граф тем временем распалился. Ноздри судорожно раздувались, глаза бегали, ни на секунду не задерживая взгляд, и в их уголках Аори заметила нездоровые желтые пятна. Движения Яна стали резкими, судорожными, а бормотание о сучках и шлюхах – почти невнятным. Тело заболело от его пальцев, одеяло намокло от пролитого коньяка.

Хрипло дыша, Ян рывком развел ее колени и навалился сверху.

– Я ждал этого долго, – прорычал он и ненадолго остановился, навис над ней, опираясь на руки.

Аори не отводила глаз, и в голове билась единственная мысль.

«Это не со мной, неправда, этого просто не может быть.»

Граф улыбнулся, наслаждаясь ей так, как больше никто бы не смог.

Темные очи горели ненавистью, болью и неверием. Аори звала бы на помощь, если бы было, кого. Ян пил ее эмоции, как коньяк перед этим, но никакая жидкость мира даже в сравнение не шла с этими последними секундами, когда еще не угасли надежда и вера, когда ничего не решено. Когда тело и душа – словно натянутая струна, когда обнажен каждый нерв и нет места для лжи.

Застонав, Ян одним сильным движением опустился. У Аори вырвался громкий всхлип, в глазах потемнело. Граф принялся двигаться, медленно, глубоко, и пробившаяся сквозь отупение боль судорогой свела ноги.

Колени прижались к телу Яна, и он, почувствовав это прикосновение, гортанно застонал. Движения стали быстрее, резче.

– Больно… Не надо… – жалобно простонала Аори, но граф не слушал.

Он трясся на ней, как огромный бурдюк с водой, вдавливая в кровать своим телом. Между лопаток прорезалась длинная ложбинка, от нее, как редкие ветви дерева, расходились складки кожи. Капли пота покрыли спину мелкой росой. Постепенно они собирались вместе, скатывались по косым дорожкам во впадину позвоночника.