Гарл резко остановился, втолкнул ее в проем резных дверей и развернулся, собираясь уйти.

– Не спеши, – насмешливый, скользкий, будто жаба, голос заставил его остановиться. – Для тебя есть задание.

Белобрысый маг нервно дернул уголком рта, но все же вернулся и притворил двери за собой.

– Посмотри-ка, – Ян довольно, сыто улыбнулся. – О чем мечтаешь, дорогая?

Спасительное воспоминание, в которое она укуталась, будто в согретый собственным теплом плед, рассыпалось цветными брызгами. Улетучилось и исчезло, никому здесь не нужное. Аори невольно отшатнулась, врезавшись плечом в мага.

Он привел ее в столовую. Мрачную, давящую, как и все в этом Доме, созданную для комфорта одного-единственного хозяина. Залитую тьмой больше, чем светом, так, словно люстры неожиданно научились поливать чернотой.

Так нравилось графу. Он расположился во главе массивного стола на крученых ножках, упирающихся в мраморный пол искусно вырезанными головами тигров. Такие же украшали подлокотники кресла, больше похожего на трон. Трон для Тройна…

Ян тяжело навалился на скатерть локтем, и двумя пальцами небрежно сжимал куриную ногу. Им бы лосниться, добавляя образу еще больше мерзости, но плотная салфетка, обернутая вокруг кости, вбирала лишний жир.

Верхние пуговицы темно-багровой, как вино в бокале, рубашки расстегнулись, и в разрезе виднелись жесткие курчавые волоски. Уложенная небрежными волнами шевелюра тускло отблескивала в свете немногочисленных ламп.

На губах Яна поселилась многообещающая улыбка, а глаза, темные, прищуренные, внимательно следили за хрупкой девушкой в синем платье. Он смотрел на неё, причмокивая и восторженно цокая языком.

Оценивал.

– Да, это она. Девочка из другого мира, такая, какой она пришла в наш.

«Вот почему меня так подстригли, – поняла Аори. – Он хочет Кат. И он ее получил, благодаря магу.»

Она жалобно взглянула на конвоира, и это не ускользнуло от внимания Яна.

– Ты зря так смотришь, дорогуша. Все, что здесь происходит, является моим личным делом. И, если Гарл с чем не согласен, его жизнь – цена непослушания.

– Что нужно? – маг недовольно нахмурился.

– Спешишь куда-то?

– Да.

– Как жаль, что Арканиум забирает так много времени и сил, которые ты мог бы посвятить действительно важной службе.

Ядовитая насмешка в голосе Яна задела бы кого угодно, но не Гарла. Он пожал плечами, не считая нужным отвечать.

– Знаешь, кого невозможно сломить, маг?

– Того, кто надеется.

– Чушь собачья, выспренняя и тупая, – поморщился граф. – Сломить нельзя того, у кого нет ничего. Вот, представь…

Ян мечтательно взмахнул куриной ногой, будто дирижерской палочкой, откусил и продолжил, попутно пережевывая.

– Художница, живущая в нищете, рисует море, лес, прекрасный дом, но не портреты богачей. Писатель складывает книги в стол одну за другой, работает дворником, но не приходит к редактору с бутылкой дорогого коньяка. Мать больного ребенка переезжает с ним в теплые края, находит обучающие программы и гранты, но не рожает нормального. Ха, да даже жена, раз за разом швыряя в мужа грязные носки, надеется на что-то! И всех их можно сломить.

– Зачем? – скучающе спросил Гарл.

– Миг, когда все рушится… Это круче любого оргазма. А уж если совместить!

Расхохотавшись, Ян отшвырнул огрызок в сторону и развалился на своем троне, довольно оглаживая живот.

– Надо как-то попробовать, – хмыкнул Гарл и покосился на молчаливую, замершую, как испуганный зверек, спутницу.

– Попробуй, попробуй, вам, магам, это на пользу. Ты заметил, что в Аори появилось нечто новое? Какая-то сладость, терпкая и свежая, воспоминание и надежда.

– И что с того? – маг едва уловимо напрягся.

– Я хочу прочувствовать ее мечты, – распаляясь, Ян говорил все быстрее. – Заберись в ее сознание, стань тем, кого она любит. Закрой ее память и вызови максимум эмоций.

– Может, мне ее еще и трахнуть прямо на столе?

– Да! Я не прочь на это посмотреть!

Маг брезгливо скривился. Аори вздрогнула, прянула в сторону, но он молниеносным движением ухватил ее за руку и рывком поставил перед собой.

– В глаза смотри.

Она зажмурилась, опустила голову, прижала подбородок к груди.

Ян рассмеялся.

– Не бойся, – голос изменяющего, тихий настолько, что слышала одна Аори, на короткое мгновение изменился. Из-под треснувшей ледяной корки показалась забота, подчеркнутая состраданием и пониманием, будто сам Гарл когда-то прошел через подобное.

– Не бойся, – повторил он, ласково провел пальцами по щеке и, осторожно подцепив подбородок, заставил поднять лицо.

Слезинки не удержалась на краю распахнувшихся ресниц и скатились вниз, сорвались и упали на грудь, мгновенно растворившись в легкой ткани. Гарл проследил за ними и только теперь заметил маленький, аккуратный шрам в ямке ключиц.

– Помоги мне, – прошептала Аори. – Пожалуйста, помоги.

Она почувствовала, как изменяющий касается ее висков, и его серые, столь холодные внешне и таящие такую боль внутри глаза заполнили собой весь мир. Исчезло время и пространство, а реальным стало то, что раньше жило в снах.

Больше не жить одной… Как это страшно. Чтобы разделить с кем-то жизнь, ее надо разорвать на неравные части, и большую – не отдать, а выбросить и забыть. И потом – жить с зияющей пустотой внутри, понемногу заполняя ее, восстанавливая, чтобы в один день снова вырвать из души кусок.

Аори прижимал к себе тот, кого она любила. Она чувствовала его каждой клеточкой. Изгибы их тел совпадали, словно созданные друг для друга.

Он осторожно наклонился – всегда был выше ее, как и многих других. Провел пальцем по губам, вздохнул почему-то, и, наконец, опустил ресницы и поцеловал.

Аори перестала быть человеком, мятущимся, ищущим и не находящим, глупым, бессильным и смешным. Она стала сосудом, наполненным счастьем, страстью и нежностью, они бурлили внутри, прорывались наружу вспышками, сладким вздохами, которые жили на губах. Аори пыталась отдать их все, всю себя, – зачем отдавать часть, когда тот, кого любишь, наполняет тебя до самых краев?

Когда он разомкнул объятия, вместе с холодом и слабостью пришло понимание. Боль и горечь обмана шевелились внутри, как мерзкие копошащиеся червяки. Аори согнулась, прижимая кулак к животу, пытаясь заглушить, задавить это чувство, и последние слезы упали с ресниц на пол.

– Что ты сделал? Заколдовал ее?

Ян стоял рядом. Его грудь тяжело, одышливо вздымалась, брови сошлись в одной точке, выдавая клокочущий гнев.

– Себя. Создал образ того, которого она любит.

– Какие сильные у нее чувства к Джою, – с ненавистью процедил граф. – Какие яркие…

Гарл едва сдержал рвущиеся с языка слова. Образ в сознании Аори Лейтом не был.

Даже человеком не был вовсе.

– Проходи, – Ян приобнял пленницу и небрежно махнул рукой, показывая, что в магах здесь больше не нуждаются. – Подкрепись. Нас ждет длинная ночь, а ты двое суток не ела. Неудивительно, что еле на ногах держишься.

Она вздрогнула, крупно, резко. Граф посильнее сжал пальцы на тонком плече и заглянул Аори в лицо, словно что-то искал.

– Наверняка тебе интересно, как дела у Лейта? Присаживайся, ешь, а я буду рассказывать.

Он отодвинул стул, заставил Аори сесть, наклонился к самому ее ушку и вдохнул запах. Тонкая жилка на шее едва заметно пульсировала, и Ян провел по ней кончиками пальцев.

– Я знаю теперь, как ты любишь, – он с удовольствием заметил, что руки Аори дрожат. – Как ты мечтаешь и веришь. И я заставлю тебя испытывать это снова и снова.

КняZz. Адель.

Раньше Лейт думал, что самое отвратительное, самое ненавистное – его бессилие. Беспомощность, с которой он ничего не мог поделать. Но за последние сутки пересмотрел свое мнение.

Хуже всего – каждую секунду следить за собой. Ноги затекали, ныли и болели, хотелось встать, размяться, потянуться до хруста в суставах. Но он вынужденно изображал прежнего калеку, и не смел выдать себя ни единым движением. Придворные то и дело заглядывали с тупыми, абсолютно идентичными вопросами, и выгнать их, запереть дверь и заварить чай было некому.