В голосе Паухатана звучала непритворная симпатия. Передавая желтые листки Гордону, он впервые повторился, — тихо, чтобы его не расслышали остальные:

— Глубоко сожалею. К тому же поражен...

9

"Дорогой Гордон!

Когда ты прочтешь мое письмо, будет уже поздно что-либо предпринимать, чтобы остановить нас, поэтому постарайся успокоиться и вникнуть в мои объяснения. Потом, если ты так и не сумеешь смириться с нашим решением, то хотя бы попробуй простить нас в душе.

Я много раз обговаривала все снова и снова со Сьюзен, Джо и другими женщинами из моего отряда. Мы прочли столько книг, сколько смогли, учитывая ограниченность нашего досуга после службы. Мы приставали к своим матерям и теткам, упрашивая их порыться в памяти, и в итоге пришли к следующим двум выводам.

Первый вполне однозначен. Совершенно ясно, что мужчинам никогда нельзя было доверять править миром. Многие из вас — славные малые, если не сказать больше, в то время как остальные — кровожадные психи. Таким уж создан ваш пол. Лучшие его представители наделяют всех нас силой, светом, наукой, разумом, они преуспевают в медицине и философии. Однако худшая половина тратит все время на придумывание адских козней и претворение их в жизнь.

Кое-какие старые книги содержат намеки на причины столь странной двойственности. Возможно, наука наконец, дала бы желанный ответ, если бы не Светопреставление. Проблему как раз специально изучали социологи (главным образом женщины), задаваясь весьма неприятными вопросами. Однако, что бы они там ни успели выяснить, для нас потеряно все, кроме простейших истин.

Жаль, что я сейчас не слышу твоего голоса, Гордон. Ты бы сказал, что я снова преувеличиваю, упрощаю, обобщаю, располагая недостаточным количеством информации.

К примеру, в крупных «мужских» свершениях принимало участие немало женщин, и в дурных тоже. К тому же не приходится сомневаться, что большинство мужчин находятся где-то в промежутке между полюсами «добра» и «зла», о которых я говорю.

Но, Гордон, те, что в середине, не располагают властью! Не они изменяют мир в лучшую или в худшую сторону. Ими можно пренебречь.

Видишь, я могу отвечать на твои возражения, как если бы ты находился рядом со мной. Не забывая подножек, на которые оказалась щедра жизнь даже для меня, я, конечно же, не отрицаю, что получила прекрасное образование для женщины в наше время. За последний год я узнала особенно много — от тебя. Познакомившись с тобой, я еще больше убедилась в справедливости своего отношения к мужчинам.

Посмотри правде в глаза, любовь моя! Вас, славных ребят, попросту недостаточно, чтобы выиграть этот бой! Ты и тебе подобные — наши герои, однако негодяи все равно в выигрыше! Скоро они потушат последний сумеречный свет, и ты не в силах в одиночку помешать им.

Но человечество сильно не только вами, Гордон. В той борьбе, которая кипела в прошлом веке, до Светопреставления, эта вторая сила покусилась было на извечное распределение ролей, но то ли оказалась слишком ленива, то ли на что-то отвлеклась — не знаю... Так или иначе, она в нужный момент не вмешалась. Поэтому мы, женщины из армии долины Уилламетт, осознали: нам предоставляется последняя возможность исправить ошибку, допущенную женщинами в прошлом. Мы намерены остановить мерзавцев сами. Наконец-то мы исполним свой долг — выберем среди мужчин лучших и отбракуем бешеных псов.

Постарайся простить меня! Остальные просили передать, что мы всегда будем вспоминать тебя с любовью.

Навечно твоя, Дэна".

— Остановись! О боже! Не смей!..

Очнувшись, Гордон обнаружил, что стоит на земле и размахивает руками. Угли от прогоревшего походного костра жгли пальцы его босых ног. Видимо, он хотел кого-то поймать, что-то удержать...

Медленно покачиваясь, он ждал, пока обрывки сна рассеются в ночном лесу. Только что, во сне, призрак снова посетил его. Давно почившая машина обращалась к нему сквозь десятилетия, бросая нетерпеливое обвинение: «Кто же примет ответственность за детей неразумных сих?»

В глазах у Гордона рябило, в ушах звучал грустный голос криогенного мудреца, доведенного до отчаяния бесчисленными оплошностями живых людей...

— Гордон! Что случилось?

Джонни Стивенс рывком сел в спальном мешке, протирая глаза. Небо затянули облака, и единственными источниками света были догорающие угли да несколько звездочек в просветах между тучами и черными ветвями деревьев.

Гордон покачал головой, стараясь скрыть, что его бьет озноб.

— Просто решил проверить коней и часовых, — проворчал он. — А ты спи, Джонни.

Молодой почтальон кивнул.

— Ладно. Скажите Филу и Калу, чтобы разбудили меня, когда придет время сменяться. — Он снова лег на землю, устраиваясь в спальном мешке. — Будьте осторожны, Гордон.

Вскоре послышалось его мерное дыхание, а лицо разгладилось, обретя обычную беззаботность. Неустроенная жизнь, казалось, вполне годится для Джонки. Гордон не переставал этому удивляться. Сам он, даже спустя семнадцать лет, никак не мог смириться с утратами. Ему, человеку уже среднего возраста, то и дело представлялось, как он просыпается в своей комнате в студенческом общежитии в Миннесоте, и вся эта грязь, смерть, сумасшествие оказываются всего лишь кошмаром, которого так никому и не довелось испытать.

Рядом с костром лежали тесной группой, делясь друг с другом теплом, еще несколько фигур в спальных мешках. Всего их было восемь, не считая Джонни: Аарон Шиммель и малочисленное подкрепление, которое им удалось набрать в долине Камас. Четверо добровольцев были мальчишками, едва знакомыми с бритвой, остальные — стариками.

Гордону не хотелось ни о чем думать, однако, пока он обувался и закутывался в пончо, воспоминания лезли в голову сами собой.

Даже одержав почти безоговорочную победу, Джордж Паухатан торопился отправить Гордона и его отряд восвояси. Присутствие гостей причиняло патриарху с горы Сахарная Голова одни неудобства. Его владения станут прежними только после их ухода.

Оказалось, что вместе со своим сумасшедшим письмом Дэна ухитрилась переслать подарки женщинам из семейства Паухатана: жалкие свертки с мылом, иголками и нижним бельем с крохотными, оттиснутыми на мимеографе инструкциями. Кроме того, Гордон узнал таблетки и мази из центральной аптеки Корваллиса. В переданной женщинам посылочке обнаружилась также копия ее письма, адресованного ему.

Все это озадачило Паухатана. Письмо Дэны смутило его едва ли не больше, чем речь Гордона.

— Не понимаю, — говорил он, оседлав стул и наблюдая за спешными сборами Гордона. — Как это в головке неглупой, судя по всему, женщины могли завестись такие экстравагантные мысли? Неужели никто не позаботился ее образумить? Чего она собирается добиться, выступив со своей девчоночьей командой против холнистов?

Гордон не стал отвечать, не желая раздражать Паухатана. К тому же ему было не до разговоров: он торопился. Он еще надеялся успеть остановить девчонок-скаутов, прежде чем они совершат эту самоубийственную глупость.

Однако Паухатан не отставал. Все это не на шутку вывело его из равновесия. Кроме того, он не привык, чтобы от него отмахивались. В конце концов Гордон помимо собственной воли принялся защищать Дэну:

— Какой такой «здравый смысл» надо было в нее вбить, а, Джордж? Логику бесцветных созданий, подающих еду самодовольным мужчинам у вас на Камасе? Или ей полагается открывать рот, только когда к ней обращаются, как тем несчастным, что влачат жалкое существование под властью холнистов на Рог-Ривер, а теперь и в Юджине? Вероятно, женщины из Корваллиса не правы, а еще вероятнее, совсем обезумели, но Дэна с подругами по крайней мере обеспокоена чем-то большим, нежели самой собой, и рвется ради этого большего в схватку. А вы, Джордж?

Паухатан уперся взглядом в пол. Гордон с трудом расслышал его ответ:

— Где это написано, что человек должен беспокоиться только о чем-то значительном? Когда-то я тоже бился за это: за идеи, принципы, страну. И где это все теперь?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: