Не удосужившись выпить чая больше одного глотка, эта девушка попросила у него минералки, но у подполковника минералки не было, и вслед за этим вопросом о холодненьком питье последовало пожелание посмотреть, как солдаты отдыхают на дискотеках.
Вначале Стойлохряков надул щеки, затем попытался расплыться в мягкой отцовской улыбке. У него еще были свежи воспоминания о дискотеке, случившейся месяц назад, и он больше подобных приключений не желал. Кое-как удалось замять гигантскую драку, случившуюся между двумя поселками и его химиками.
– Нет, – он замотал головой.
Рыжая подпрыгнула:
– Но нам сказали, что вы покажете все, что угодно!
– Я не могу показать то, чего нет, – неожиданно для девушек и вполне предсказуемо для человека из округа забасил комбат. – Солдаты в российской армии по дискотекам не ходят. Вы что, думаете, у нас здесь курорт?
Воздух разорвал шум лопастей вертолета, полковник подумал, что машина пролетит дальше, но ничего подобного, гул не исчезал.
Комбат встал и подошел к окну. За ним последовали и журналисты.
Все видели, как прямо на плац сел вертолет, из него кое-как вылез майор Холодец с вещмешком и планшетом, перекинутым через плечо. В руках у него была какая-то бумага. Он, не теряя времени, кивнул пилоту и направился прямиком в штаб.
Стойлохряков не желал сейчас наблюдать начальника штаба – он бы и не помешал, но, когда на майоре замызганный камуфляж, это не здорово – тут журналисты. Да и морда у него оказалась небритой. Он вошел и поздоровался вначале с начальником, затем с остальными.
Комбат с таким видом, будто вертолеты у него приземляются на плац каждый день, – ну не делать же из этого ЧП? – вышел из-за стола, пожал руку Холодцу, попросил его положить планшет и вещмешок в угол рядом с диваном и представил его журналистам:
– Это мой начальник штаба... А это вот, товарищ майор, к нам приехали журналисты из Москвы и из Самары.
– Я ничего не знал.
– А мы внезапно, – захохотала самая маленькая из троих москвичек, – неожиданно. Мы, как Суворов через Альпы, взяли вот сели в «Фольксваген» и доехали к вам в Самару. Всего-навсего через сутки – мы уже здесь, правда, это здорово?!
– Глаша! – одернула шебутную девчонку высокая и фигуристая.
– А вы откуда? – поинтересовалась та, что думала, будто солдаты в армии по дискотекам ходят.
– Я-то?... – задумался Холодец и стал пялиться на подполковника. Тот дернул плечами, развел руки в стороны и сделал простецкое лицо. Холодец понял его по-своему: – Ну, конечно, откуда же... с курорта. Вот отдыхал. Только собираться пришлось быстро, вертолет на полчаса раньше прислали – побриться не успел. А так ничего, все нормально. Готов приступить к службе.
Комбат дальше не слушал, что там нес его помощник. Он взял казавшуюся капелюшечной в его руках чашечку с чаем и шумно сквозь зубы втянул напиток. Осушив сосуд, он со звоном плюхнул чашку на блюдце:
– Что это у тебя в руках?
Холодец отдал подполковнику белый лист бумаги. Стойлохряков развернул и прочитал следующее:
«Соседи, вы задолбали! Мы вам не таксисты».
Комбат понял, что это от вертолетчиков, сложил бумажечку и положил ее на стол под пепельницу.
– А что там? – поинтересовалась Лиза, та самая, которая все дискотеками озабочена.
– Там? – подполковник посмотрел на сложенный лист бумаги. – Это счет за доставку майора сюда в часть, причем за срочность надбавка.
– А в казармы, в казармы мы пойдем? – снова затараторила Глаша. – Я знаю, все мальчишки в казармах служат. Там и койки... В два яруса у вас койки, да? А может быть, и в три яруса койки есть?
– И в четыре, и в пять, – согласился Стойлохряков, – сейчас я вам все покажу, все, что хотите. Значит, туалеты вначале.
– Послушайте, – самая крупная поднялась и зафигурилась, – но ведь летать на вертолетах – это дорого. Я слышала, что один час полета на вертолете стоит...
– А, – перебил ее Стойлохряков, – вот видите, мы на дискотеки не ходим – экономим, а больше на вертолетах летаем.
Его умиляла ситуация. Прислали каких-то молоденьких дурочек – и чего от них ожидать, что они напишут? Может быть, ему стоит переключиться на этих вот лысеньких мужиков? Ведь если статья появится в Самаре, а там штаб округа. О-о-о... Да эти в Москве напишут, никто ничего здесь не узнает. А под носом статейку тиснут, потом его будут утюжить и склонять. Скажут, мол, никакой тебе академии, товарищ дорогой, оставайся ты подполковником и сиди в Чернодырье, там, где хорошо справляешься со своими обязанностями уже не первый год.
Аккурат перед приходом подполковника с журналистами на этаж злые солдаты – товарищи дембеля Кадакоев и Сизов – заставили бедного слона Заботу встать на колени, нагнуться вперед, в просторечии «встать раком», вытянуть руки в стороны с пустыми ведрами и медленно ползти в туалет с диким жужжанием, имитируя медленно прибывающий на место зачистки говноуборщик.
Делегация вошла внутрь.
Комбат не орал ни на кого по одной-единственной причине – за его спиной стояли три размалеванные девушки и еще два лысых дядьки, а также крепкий молодой мужчина, для которого, судя по всему, находиться в казарме не впервой. Неподготовленные гражданские стояли с вытянутыми лицами. Они понимали, что застали какой-то фрагмент представления, а все вместе им увидеть не удалось, так как с появлением комбата шоу прекратилось.
Глаша выбежала перед комбатом и попросила его:
– Товарищ полковник, а нельзя повторить все еще раз, а то мы так ничего и не увидели. Это что, наверное, какая-то военная традиция?
Стойлохряков, хмурясь, разглядывал замершие по стойке смирно тела, словно изваяния.
– В российской армии много традиций. Это одна из. Все увидеть невозможно. Прошу вас, вы хотели посмотреть туалет. Вольно! – Солдаты выполнили команду «отомри» и двинулись в толчок. – Приказ терпеть! Сейчас я журналистам покажу нашу гордость.
Кадакоев дал пинка Заботе, и ведра предательски бряцнули друг о дружку. Желтушный Сизов залыбился.
– Везет тебе, Забота, никак ты до сортира не доползешь. Ничего, потом продолжим.
Вошли в гальюн. Комбат с наслаждением слушал «охи» и «ахи», сам разглядывал сантехнику, что и говорить, он любил бывать здесь. Заходил на первый этаж, где обитала третья рота и химвзвод, как на прогулку – в другой мир просто попадаешь. Новенький кафель, розовая сантехника, все своровано этими же сраными солдатами. Конечно, он не говорил так вслух, но вспоминал, что все вот это вот должно было бы стоять в домах офицеров, а теперь этим пользуются солдаты. А все почему? Потому что он сам приказал сделать здесь ремонт – и они сделали. Дверь, отделяющая непосредственно туалет и умывальник, была выписана им когда-то на заказ и должна была...
Полковник предпочел сейчас не вспоминать, куда он ее там хотел поставить, но это же было... это же было... Это же было самым его большим, самым заветным желанием – поставить эту дверь в его собственную комнату. Но судьбе суждено было распорядиться иначе.
А тем временем к умывальнику подошла самая крупная из журналисток и повернула кран. Раздалось тихое шипение, и тугая струя ударила в раковину.
– О, да здесь у вас евроремонт! А что в казармах?
– Мы и так уже в казарме, – напомнил Стойлохряков. – Можете пройтись по кубрикам и посмотреть. Там все попроще, а этот туалет – ответ странам НАТО на расширение.
– Я обязательно об этом напишу, – заверила Лиза. – Здесь даже лучше, чем на дискотеке.
– Да, что у вас с этими дискотеками?
– Я вот просто слышала, что месяц назад у вас тут что-то произошло.
Подполковник изобразил лицо младенца:
– Что вы говорите? Я ничего не слышал.
– Там, говорят, даже были солдаты.
– Неужели? Может, один-два ушли в самоволку?
– А это бывает? – тут же подскочила Глаша.
– Послушайте, девушки, давайте мы пройдем и посмотрим кубрики.
Тут к нему подошел корреспондент из Самары и вежливо попросил: