– А можно у вас тут?...
– Да нет проблем, – согласился хозяин, – плату не берем. Наслаждайтесь, сколько влезет.
И двое лысых направились отлить.
– Извините, дамы, вот женских туалетов у нас тут нету, хотя я могу сейчас всех выпроводить...
– Нет, спасибо, – поблагодарила за всех Маша. – Мы пока не хотим. Правда, девочки?
Девочки и вправду не хотели.
Он ожидал каких угодно журналистов, только не тинейджеров, а вообще появление девушек возраста до шестидесяти в казармах нежелательно. «Здесь мужики голодные» – так размышлял комбат, подходя к первому попавшемуся кубрику. Он открыл дверь:
– Вот здесь у нас третья рота, – и вошел.
Раздалась команда: «Встать смирно!» Народ повскакивал со своих мест. Журналисты не стали заходить внутрь, посмотрели на натертые полы, помятые от сидения на них койки, вдохнули запашок, сморщили носы и поспешили выйти.
– Ну, здесь не очень интересно, – пожаловалась Лиза. – Может быть, вы нам танк покажете.
– Танк? – переспросил комбат с такой интонацией, будто дальше должно было последовать: «А что это такое и как это чудо выглядит?» Стойлохряков, изображая работу мысли, хмурился и шевелил бровями. – Ну, раз уж танк... Ну, танк так танк. Только башни не будет, хорошо? Танк без башни покажу.
Девчонки заинтересовались:
– Это что, новое российское оружие?
– Нет, оружие старое. Просто без башни.
– А зачем же танки без башни? – не унималась Лиза.
Стойлохряков предложил все-таки выйти с этажа и уже на улице стал объяснять обступившим его журналистам:
– Понимаете, ну как вам, девушки, попроще объяснить? Вот знаете, в гаремах были евнухи, они могли за женщинами следить, но сами не могли. Ведь согласитесь, что евнухи – это полезные люди. – Девчонки похихикали. Мужики спокойно стояли и покуривали, почесывались – им было по фигу, что он им тут рассказывает про евнухов. – Ну так вот и с танками: у некоторых есть дуло, оно им как бы необходимо, чтобы стрелять, а другим – дула не надо, но они тоже полезные, всякую другую работу выполняют. Вот сейчас мы поедем в парк и посмотрим на танки без башни.
Стойлохряков отказался садиться в «Фольксваген», тем более что у него был запряжен на сегодняшний день в служебный «уазик» прапорщик Евздрихин, который и доставил всю эту процессию в парк. Здесь постоянно поддерживался более-менее нормальный порядок, и поэтому комбату было не стыдно – пусть смотрят, пусть что хотят пишут.
Когда они проходили мимо боксов, где у него стояли «БРДМы», корреспондент из Самары задал мужской и довольно-таки глубокий вопрос:
– А зачем дивизии ваш отдельный батальон?
Стойлохряков остановился, и соответственно все журналисты, которые приехали сюда собрать хоть какой-то материал, поспешили открыть блокноты и начали записывать. Стойлохряков, в принципе-то, знал историю части и сейчас был готов в красках расписать все и вся, но набежавшие тучи, грозившие разразиться дождем, заставили его предложить гостям побыстрее познакомиться с техникой, поехать обратно в штаб, где он с удовольствием расскажет, что из чего вышло и что как получилось.
– Но все-таки интересно, – поддержала москвичка своего самарского коллегу.
– Отдельные батальоны, – говорил Стойлохряков, проходя мимо машин. – Вот, кстати, вам танки без башни. Вот видите, у них только маленькие пулеметики.
– Ой, да. Как интересно! – тараторила Глаша. – Действительно, у них нет дула!
– Ну вот, я же говорил – евнухи, – продолжал Стойлохряков. – Так вот, отдельные батальоны создавались для выполнения специфических задач. Ну, например, для проведения быстрой атакующей операции. Вот мы мотострелки, мы садимся на эти танки без башен и едем вперед, потом на ходу из них выпрыгивают солдаты и строятся в живую цепь...
– А это я по телевизору видела, – согласилась Маша, – когда еще маленькая была, в программе «Служу Советскому Союзу».
– Вот-вот, вот мы и служим, только уже не Союзу. И танк и, видите, у нас...
– Да-да, про танки мы уже все поняли, – согласилась Глаша. – Они у вас евнухи.
– Еще нам могут приказать во время проведения боевых действий, – тут Стойлохряков осознал, что во время войны могут приказать все, что угодно, но надо было вести все-таки правильно поставленную дискуссию, тем более что он претендует после выхода положительных статей на учебу в академии, – могут приказать, допустим, сдерживать наступление противника. Что мы сможем выполнить с честью, – тут же добавил он.
Лысенькие мужички в костюмах никак не среагировали, а вот в женских глазах вспыхнуло ощущение гордости за российских мужиков.
Пока экскурсия ходила по парку, в казарме перед обедом – уже вот-вот они должны были выходить строиться и идти в столовую – сидел на своей койке озабоченный рядовой Простаков, а над ним, свесив ножки, так, чтобы пятками не совать в лицо нижнему, располагался маленький Фрол Валетов, который также был погружен в собственные мысли. Он первым очнулся и потребовал, чтобы Простаков поделился тем, что зреет в его дремучей башке.
– Слушай, Леха, ты видел этих корреспонденток?
– Видел, – промычал сибиряк, – красивые телки.
– Ты и урод! – Фрол спрыгнул с верхней полки вниз на пол, и теперь они были одного роста, только Фрол стоял, а Простаков сидел. – Тебе эти бабы никого не напоминают?
– Бабы? Эти бабы напоминают мне женщин.
– Ты их видел когда-нибудь?
Гулливер почесал за одним ухом, за другим, а потом с размаху ткнул кулачищем Фрола в грудь так, что у того дыхание перехватило.
– Точно, я вспомнил. Где-то я их уже видел. Вот ту, здоровую, в особенности помню. Мне даже кажется, что я с ней когда-то трахался.
– Ну, – глаза Валетова горели, – только ты не бей больше так, даже если трахался ты с ней. А остальных припоминаешь?
– Нет, не могу ничего сказать. Это ты опять возвращаешься к той истории, что нам один и тот же сон снился? Выбрось все это из головы, это совсем другие бабы, я хотел сказать, женщины. В общем, телки, короче.
К обеду прибежал, запыхавшись, лейтенант Мудрецкий. Построив людей, он сообщил пренеприятнейшее известие – после приема пищи им придется организовать показательное выступление для приехавших в часть журналистов.
– Во-во, – недовольно бурчали те, что поопытнее, – это мы уже знаем, что для солдата праздник, как для лошади свадьба – голова в цветах, а жопа в мыле. Опять надо какое-то выступление. Мы тут каждый день выступаем.
– Прекратить разговоры, – буркнул взводник. – Давайте топать-лопать, а потом будем решать, чем людей удивлять, иху мать, – не удержался лейтенант, чем вызвал улыбки на лицах солдат. – Это так, для рифмы, – прокомментировал собственное выступление неудавшийся аспирант.
После обеда застроились на плацу. Кроме хим-взвода еще и все три роты. Решали, кому куда под руководством майора Холодца. Он изредка улыбался, поглядывая на химиков. Лейтенант застроил своих людей и дал команду: «Вольно!» – и стоял в полном неведении, что же будет дальше. Нигде комбата видно не было, всем распоряжался начальник штаба. А он очень уж приветливо начал свою вступительную речь, после того как все три роты распределил – кого на работу, кого на службу.
– Дорогой и родной мой химвзвод! Вот мы снова с вами встретились в неожиданном месте, – начальник штаба ухмылялся. Все надеялись на перлы, так как нормально и связно майор говорить не умел, и они не заставили себя долго ждать. – Во-первых, бойцы, разогните колени и выпятите вперед груди. Вы не в туалете, и вам еще пока нечего туда свешивать. Во-вторых, не расслабляйтесь после животов, набитых обедом, вам надо сейчас взять всю свою защитную резину и выйти сюда обратно для того, чтобы когда подойдут корреспонденты – и вы им всем покажете, какие лучшие вы солдаты. Придется немного похватать ртом воздух и делать будете вид, что вспотели. Всем все ясно?
Пожалуй, лучше начальника штаба им никто бы складывающуюся ситуацию не обрисовал. Ни у кого не оставалось сомнения, когда они вбегали в кладовки и доставали химзащиту, что сейчас будет «шоу слоников» – каждый наденет себе на морду гондон с хоботом, на ноги – бахилы, на плечи – плащ, на руки – перчатки и будет бегать по плацу.