Вставай и пойдем, по руинам пойдем, пепелищам… Ах, Федор Михалыч, вставай и пойдем, дорогой.

Такой вот мудрствующий Екклесиаст третьего тысячелетия от Рождества Христова: «… видел я место суда под солнцем, а там беззаконие; видел место правды, а там — неправда…»

И много, много народноизбранных президентов.

Да, я пишу этот ненормальный, сумасшедший роман, только потому что я один вижу, что России больше нет, что она погибла… И что никто за неё не отомстит. Ни олигархи, ни бизнесмены, ни бизнесвумены, ни бизнес-киндеры, ни банкиры… просто по определению; ни пре-зидентии, ни патриархии, ни депутарии, ни министрели, ни министролли… ибо они продажные шкуры; ни патриоты… ибо их в Россиянии нет; ни армия… ибо она носит американские ботинки на шнурках и перенацелена прези-дентиями с внешнего врага на «внутренних террористов»; ни милиция… ибо она занята охраной наших кавказских братьев торгово-пиво-водочно-табачно-наркотической национальности; ни наши партнеры по НАТО… ибо они и Россиянии) видели в гробу; ни народонаселение, которому, как писалось выше, всё по херу, было бы пиво кавказского разлива, презервативы с крылышками, папуасские сериалы и подкладки с толстым-толстым слоем шоколада; ни юные поколения телепузиков и гарри-поттеров; ни престарелые кадры коммунаров-гапоновцев… никто… кроме настоящих, честных русских бандитов… которые рано или поздно снимут с предохранителей свои русские акаэмы-«калаши»… и скажут: «Ну, всё суки! Время ваше вышло!»

Поэтому я и пишу про Кешу.

Херр Перепутин очень любил детей. Особенно своих двух дочурок. И поэтому он разговаривал с ними только на немецком, и учились они в немецких лицеях. В Россиянии были два немецких лицея. По одному на каждую ученицу.

А ещё в Россиянии было пять миллионов беспризорников. Они никак не хотели кататься на горных лыжах в Альпах, заниматься джиу-джитцей, тэквон-до и учиться в лицеях. И тогда Калугин подписал указ о планомерном и последовательном усыновлении в Итальянию, Парижа-нию, Стамбулию и Заокеанию всех этих ужасных, ну совсем не нужных Россиянии беспризорников — кого в «модели», кого в бордели, кого на органы… Экономику надо было подпитывать. Да и вечно голодные олигархи над президентиевым ухом зубами клацали.

Поп Гапон, утверждая указ в Полубоярской Думе, так и сказал, угрюмо, по-рабочекрестьянски:

— Экономика, понимать, должна быть экономной! Нам Талибастанию нечем кормить и восстанавливать, вон, опять сто колонн и тыщу самолётов послали да две тыщи госпиталей развернули… это вам не хрен моржовый, а участие в антитеррористической операции, понимать! А туг своих террористов пять миллионов по подвалам растёт! А нашим партнёрам органов не хватает… Всяких отщепенцев предупреждаю, визы в Заокеанию и командировочные хрен получите!

Доброе дело одобрили всем миром.

А Перепутингу очередной бюст на родине поставили. И самый большой россиянский стадион в его честь переименовали. Даже вывеску повесили «Лужниковский Вещевой Рынок» имени херра Перепутина.

На радостях народонаселение переизбрало своего любимца на очередной бессрочный срок.

— Его шлепнули шесть лет назад, — сказал Кеша, — и он сам был штопаным гондоном, иначе бы не вязался с чеченами. Они его и пришили. Но сказано верно…

Верно. Конечно, верно. Но кто мог бы подумать лет пятнадцать назад, что страной будут править штопаные гондоны. Шпана!

Эх, Кеша, Кеша. Не с тебя ли я писал ветерана аранай-ской войны, рецидивиста и беглого каторжника Иннокентия Булыгина… Не помню. Но больно уж похожи. Чем? Да тем… Оба русские. Сейчас мало русских осталось. И много говна — шпаны, выблядков перестройки и штопаных гондонов. И ещё просто жвачных, которые жуют.

Пятнадцать лет назад, и двадцать, и тридцать, и сорок я всё ловил себя на мысли — непонятно, непостижимо, необъяснимо: выходит, мы первое поколение за всю историю Земли-матушки, которое не знает и не будет знать — да! — войны. До нас воевали все — и отцы, и деды, и прадеды, и прапрадеды… на каждое поколение была своя война… И вдруг нате вам — прервалась цепь. И настал золотой век… Тогда равновесие казалось незыблемым, абсолютно незыблемым… любые серьёзные войны исключались. Мощь России была несокрушимой, фантастической, сверхреальной…

И вдруг мы оказались в нокауте, на лопатках, по уши в дерьме! и не коммунары номенклатурные вовсе, как им грозили «прорабы перестроек» (коммунарии-то и стали самыми махровыми демократорами и приватизариями)… а мы, все прочие, народишко неотесанный, триста миллионов тупых и наивных совков. В таком дерьме, что сиди и не рыпайся!

Третья Мировая свершилась в одночасье.

И наши правители проорали всё!

Абсолютно непобедимая держава рухнула сначала на колени, потом лицом в грязь… мириады злобных карликов-лилипутов вонзили в неё свои булавки. А из спины торчал огромный нож с чёткой гравировкой: «Мировой демократии от советского правительства и ЦК КПСС».

Да, это они, а никакие не спецслужбы запада, и не масоны, и не жиды-вредители сокрушили Тысячелетнюю Державу, сдали самое мощное в мире государство. Сдали, «чтобы красиво тусоваться», как сказал один брайтон-ский водитель-еврей из фильма «Брат-2».

Брат Данила, где ты со своим самопалом?! И почему ты стреляешь не тех… Ничего, ежели не сопьёшься, не продашься — через десяток лет станешь Кешей, Иннокентием Булыгиным, который знает, кого стрелять…

А кого сечь.

Холопов надо сечь на конюшне.

Но холопы правят нами и сами секут всех.

Век страшный и злой…

Эти твари, чтобы вдосталь жрать импортной колбасы, пить от пуза сладкой мочи демократии «пепси» и подкладывать своим сукам подкладки с крылышками, продали Великую Империю с потрохами — за кулёк жвачки, пару джинсовых штанов, три памперса и ворованный у сирот дворец на Рублевке.

От полнейшего охерения народонаселение ничего не поняло. Ему сказали: всё нормально, терпите, скоро заживете как немцы и заокеанцы

И все заорали истошно: «Уряя-я-яааа!!!»

Все очень хотели быть папуасами, итальянцами и неграми.

Народонаселение проорало Россию вместе со своими правителями, которых оно стоило.

И миру явилась Россияния.

В обычной жизни страной Эрэфией управляли мудрые реформаторы, убежденные сторонники общечеловеческих ценностей, гаранты конституции, дальновидные государственники-державники, члены «большой восьмерки», борцы с «международным терроризмом» и прочие достойные члены демократического формата.

А в и без того бестолковой жизни № 8 страной Рос-сиянией управляли штопаные гондоны. Да-да.

Я всегда мечтал изъясняться высоким штилем барственно роскошной тургеневской прозы и писать свои жиз-ненноведческие опусы витиевато-причудливым языком великих предтеч восемнадцатого и девятнадцатого веков — красиво и изысканно. О, как я умею это делать!

Но, увы! Каждому времени свой стиль.

Я и так слишком красиво пишу о нынешних пидормо-тах. Между нами говоря, они заслуживают лишь сплошного мата и прочих непотребных звуков. Я их облагораживаю своим благородным языком высокой и изящной словесности.

Итак, Россиянией правили штопаные гондоны и прочая сволочь. Увы…

А народонаселению доставалось лишь то, что вываливалось из этих штопаных гондонов. И от восторга народонаселение орало благим матом: «Уря-я-яаа, демократии! Ур-рряя-яааа!!!» Охерительно умное было в россия-нии россиянское народонаселение.

Ну просто охерительно умное!!!

Штопаные гондоны возлагали венки к могилам Неизвестных солдат. И эти Солдаты корчились в своих могилах от боли, горя и стыда. Выбравшие «пепси» и демократию ходили по костям Мамаева кургана, Бородина и Куликова поля. И эти кости начинали сочиться кровью.

Россияния избрала «пепси» и подкладки.