— Это замечательно, — мягко отвечает она.

Мама обводит взглядом комнату, и замечает худую пациентку, играющую в шашки. Девушка ловит взгляд матери и, подскочив со своего сидения, одергивает больничный халат. Она встает прямо перед моей матерью.

— Бууу! — кричит девушка.

Моя мать подскакивает, и медсестра немедленно уводит девушку, говоря ей, что она должна спокойно играть в шашки или у нее отнимут очки. Девушка начинает плакать. Она так сильно рыдает, что у меня сердце ноет. Есть разновидности плача, которые слышны даже из холла: ветер доносит до нас звуки рыданий. Такой плач создает не самую лучшую репутацию психам.

— Раньше я ее не видела.

Мама отряхивает рукава блузки, словно пытается смахнуть с себя безумие пациентки.

— Как у тебя дела? — интересуюсь я.

Она внезапно приободряется.

— Великолепно! Вчера устраивала легкий завтрак для леди. Все прошло прекрасно. Тебе бы понравилось.

— Это хорошо, — отвечаю я, но глубоко в душе задаюсь вопросом: а на самом деле, понравилось бы ли мне?

Следующие несколько минут она рассказывает обо всем, что произошло в ее жизни. Вам может показаться, что мало что может измениться за неделю, но моей матери это не касается. Она всегда перемещается с одного мероприятия на другое.

Я ерзаю на стуле.

— Слушай, мне хотелось кое о чем с тобой поговорить.

— О чем?

— Кое о чем из моего прошлого.

— Ладно… — неохотно соглашается она.

— Какой была моя жизнь до Фэйрфакса?

На ее губах появляется мягкая улыбка. Она тянется через стол и накрывает мою руку ладонью.

— Она была прекрасной. Абсолютно великолепной.

Искренность в ее голосе не может быть поддельной.

— Вчера у меня был посетитель.

Ее плечи напрягаются. Спина выпрямляется.

— Кто?

— Синклэр Монтгомери.

Его имя повисает между нами. Взгляд ее глаз говорит о том, что она знает, что мне известно о списке. Но она не начинает оправдываться.

— У персонала есть список тех, кому можно и нельзя навещать меня?

— Ну, да, но…

— Кто еще в этом списке? — перебиваю я ее.

Моя мать бледнеет.

— Извини?

— Кто еще в этом списке?

— Синклэр и Рэне.

Я выдыхаю и пытаюсь держать себя в руках.

— Разве ты не должна была мне об этом сказать? Разве не должна была сообщить мне, что есть такой список?

Мама закрывает глаза и потирает нос.

— Виктория, я просто пытаюсь помочь.

— Как это должно помочь?

В ее глазах сверкает раздражение.

— Ты сказала, что пришла в Фэйрфакс, чтобы отдохнуть и хотела убедиться, что никто или ничто не встанет у тебя на пути.

— Ты должна была позволить решать мне самой.

— Знаю, знаю. Прости. Думала, что так будет лучше для тебя.

По боли в ее глазах, я думаю, что она говорит искренне. Мне хочется верить, что так оно и есть.

— Итак, — улыбается она, — о чем еще мы можем поговорить?

— Можем поговорить про Уэса.

— Почему?

— Потому что я пытаюсь покинуть Фэйрфакс?

Ее лицо озаряется.

— Это замечательные новости, но какое отношение это имеет к Уэсу?

— Потому что мне никто не верит. Ты всегда говоришь мне, что хочешь, чтобы я отсюда ушла. Так вот это твой шанс помочь мне.

Мама откидывается на стуле, словно я попросила ее пожертвовать мне почку. Могу видеть, как быстро мечутся ее мысли. Она хочет помочь мне. Это легко заметить. Но согласится ли она? Вот в чем вопрос.

— Виктория, — медленно начинает она, — не знаю, смогу ли я это сделать.

Я смотрю на Эвелин и нежно поглаживаю ее по голове. Мое сердце бешено стучит.

— Почему нет?

— Потому что он мертв.

Единственная мысль в голове: «Ну вот опять». Почему я решила, что в этот раз все будет по-другому? Я быстро моргаю, пытаясь сдержать слезы.

Я поднимаю голову и смотрю ей в глаза.

— Нет, он жив, — яростно шепчу я.

— Нет, он мертв. Милая… — она облизывает губы и смотрит на стол, — я опознала тело.

Она не в первый раз это говорит. Я не поверила ей тогда, и не верю сейчас.

— Нет, не опознала.

Ее рука тянется к моей. Я отдергиваю ее. Она громко вздыхает.

— Ты даже не хочешь меня слушать.

— Потому что ты лжешь, — я наклоняюсь вперед, — я вижу его все время.

— Давай остановимся и подумаем о том, что ты предлагаешь, ладно?

— Ты имеешь в виду мою просьбу о помощи?

Моя мать намеренно игнорирует меня и продолжает.

— Если я поддамся и скажу докторам, что Уэс жив, хотя это не так, тогда получится, что я поощряю тебя.

Я хлопаю ладонями по столу. Эвелин на моих коленях начинает ерзать.

— Я буду продолжать верить, хочешь ты этого, или нет.

Моя мать сочувствующе на меня смотрит, от чего я только сильнее злюсь. Я повышаю голос.

— Он приходит каждый вечер в одиннадцать. Он говорит мне…

Моя мать оглядывается, словно мы под наблюдением, затем перебивает меня и тихо говорит:

— Тебе нужно успокоиться, хорошо? Я не пытаюсь расстроить тебя.

Вас когда-нибудь пытались убедить в том, что по вашему мнению не может быть правдой? Ужасное ощущение. Сердце яростно подпрыгивает в груди. Я прикусываю щеку и мысленно повторяю: Я права, я права, я права, я права, я права…

Мы обе замолкаем. Мне нечего сказать, и она ничего не может сделать, чтобы смягчить ситуацию. Наконец она говорит.

— Ты хочешь чтобы я ушла?

Часть меня хочет этого. Но сильнее мне хочется, чтобы она осталась: если она останется дольше, чем на час, на целый день, тогда, может быть, просто может быть, она увидит Уэса.

— Не надо, если ты сама этого не хочешь.

— Очень хорошо, — она кивает, — я останусь.

Эвелин продолжает извиваться, поэтому я сильнее прижимаю ее к груди, зная, что она забирает мою злость и отчаяние. Я делаю глубокие вдохи, и медленно, но она успокаивается.

— У меня есть другой вопрос.

— Виктория, если это снова про Синклэра…

— Конечно про него. Этот мужчина объявился и поклялся, что знает меня. Затем я узнаю, что вы держали его от меня подальше…

Я глубоко вдыхаю и осторожно смотрю на мою мать.

— Что ты знаешь, о чем не знаю я?

— Я знаю, что этот мужчина не принесет ничего, кроме плохих новостей.

— Но…

— Нет, ты должна выслушать меня.

Мама наклоняется вперед, в ее глазах плещется страх и отчаяние.

— Весь прогресс, которого ты достигла в Фэйрфаксе, исчезнет, если ты продолжишь с ним видеться. Ты понимаешь?

— Кем он мне приходится? — шепчу я.

Моя мать сопротивляется.

— Он был и есть твоя точка отсчета. Корень твоих проблем.

— Хватит говорить загадками. Просто скажи правду, — умоляю я.

— Виктория, я не собираюсь делать это прямо сейчас.

Она встает и я иду за ней, разочарованная тем, что она не хочет мне помочь.

— Я выдержу все, что ты мне скажешь. Это не сломает меня.

Ладно, ладно. Я немного преувеличиваю, но я в таком отчаянии.

Моя мать улыбается и обходит стол. Она касается пальцами моей щеки. Убирает волосы за ухо.

— Ох, Виктория. Оглянись, дорогая. Ты уже сломлена и во мне нет ни единой частицы, которая хочет видеть, как ты разрушаешься еще сильнее.

Повисает молчание.

— Увидимся позже, — наконец говорит она. Поцеловав меня в щеку, она бежит к двери, словно приспешники Сатаны наступают ей на пятки.

— Ты когда-нибудь поверишь мне насчет Уэса? — кричу я.

Она останавливается и оборачивается.

— Как я могу? Ведь я знаю правду.

Я громко сглатываю, боясь слов, которые собираюсь произнести.

— Если ты не веришь мне, тогда не приходи больше.

Она вздрагивает от моих слов, как и я сама.

— Ты же не серьезно?

— Серьезно. Практически все в этом месте думают, что я вру, и ты должна быть последним человеком, который думает так же.

Она высоко поднимает голову, глядя на меня царственно и сдержанно, как делала, когда я была еще ребенком. Ее губы сжаты в тонкую линию. Побелевший кулак, сжимающий ручку сумки — единственный признак того, что она злится.

— Очень хорошо, если это то, чего ты хочешь, тогда считай, что мы договорились.

Не говоря больше ни слова, она разворачивается и уходит.