Они не остановятся, пока окончательно не добьют нас. Всех нас, всех наших детей, стариков и женщин. С ветхозаветной жесткостью и либеральным цинизмом. Их намерения очевидны и ужасны.

Наши спокойствие, зевота, тупость и лень на этом фоне выглядят преступлением.

Роман Горич

Года три назад, устав от регистрации курьезов нашей вялотекущей в никуда жизни, которые я пытался облекать в форму светского анекдота, я решил “совлечься” богопротивного греха иронии, поднатужиться и сходить на Исповедь и к Причастию. Однако хочет лох, да не хочет Бог.

Памятуя, что при столь благочестивом намерении в первую очередь следует примириться с опечалившим тебя и тем, кого ты вольно или невольно обидел сам, я набрал телефон своего хорошего знакомого Саши Нежного (в либерально-демократическом миру известного как церковный публицист Александр Иосифович Нежный) и, прочитав ему одну из своих давних миниатюр, в которой задел его, собрался уже было попросить прощения. Но не успел я и рта раскрыть, как на меня обрушился такой шквал идеологических рекламаций, что хоть Святых выноси. Мол, и неуч я, и истории Церкви советских времен, где черным по белому написано, что все сергианцы — злодеи и предатели (?!), не знаю, и главное, что я его повестей не читал. Обескураженный, я пробурчал что-то вроде: “Нежный, ты сердишься, значит, ты не прав и не нежный уже”,- и опустил трубку.

Чтобы объяснить причину гневливости такого славного человека, каким был и остается для меня, несмотря ни на что, Александр Иосифович, придется привести здесь раздражитель, на который последовала столь бурная реакция. Вот этот текст.

“О СМИРЕНИИ

Чрезвычайно политизированный православный публицист Александр Смежный (Нежный) очень возлюбил наших иерархов ругать. Чуть завидит митрополита какого, костылем старичка норовит, костылем. И сколько ни говорили ему: кончай рваться в открытые ворота, Саша, ибо сказано Господом: “Мне отмщение, Аз воздам”, а также “Не судите да не судимы будете”, — не внимал. И вот как-то, устав от праведных драчек с “маститыми и твердолобыми сергианцами”, прилег Саша с томиком Пушкина на канапе и своих любимых “Отцов пустынников и жен непорочных” решил еще раз перечитать. Однако только нужную страничку открыл, как вместо восхитительного Ефрема Сирина в парчовой пушкинской обработке, сущая ахинея со строчек поперла:

“Отцы, бесстыдники, и жены заморочны,

Что школу КГБ окончили заочно,

Сплели немыслимое множество ловитв.

Но ни одна из них меня не утомляет,

Как та, которую гебисты поставляют

В те дни, когда, виляя от “хвоста”,

Как шиз, я озираюсь. Неспроста”.

Как, однако, истощается Благодать от гневливости”.

“Экий ведь щепетильный господин оказался мой нежнейший и добрейший приятель. Не жирно ли по нашим временам будет,”- печально подумалось, ибо ничего, кроме добродушного подтрунивания, честно признаюсь, я в ту шутку вкладывать не собирался. Как не собирался ее и обнародовать. Однако, решив, что, безусловно, в чем-то не прав, ежели так разгневал хорошего человека, положил незамедлительно познакомиться с творчеством Нежного-беллетриста. А вдруг открылось ему что-нибудь такое, что нам, грешным, неведомо.

Побегав изрядно по Москве, одну из его книжек я, наконец, нашел — “Комиссар дьявола”. Вернув комиссара на лоток (т. к. достаточно было, не спеша, перелистать страницы, чтобы убедиться: ничего нового, кроме документальной повести об изувере, впечатляющие факты гнусного жития-бытия которого настолько говорили сами за себя, что никакой беллетристической обработки явно не требовали — сборник не содержал остальное — уже известная мне обильная “обличиловка” первых лет перестройки о “палачах и мучениках”), так вот, вернув книжку обратно, я пошел восвояси.

Что же это за напасть такая?- зарассуждал я сам с собой по пути к дому. Неужто и впрямь все мы безвылазно закоснели в грехе осуждения? Понять, что обличение рождает обличение — много ума не надо. И аргументов для своей видимой правоты борцам не занимать стать. Церковный либерал, дуй в архивы — там свидетельств подлости и немощи человеческой не на одно поколение хватит. Сугубый ортодокс, полистай религиозные странички свободных СМИ — волосы дыбом встанут от человеческой наглости. Однако первый, окунувшись в трясину изуверства, вместо благоговейного ужаса перед неисповедимостью путей Господних выносит оттуда пафос героя-мстителя, второй, на фоне благонамеренной псевдодуховной бредятины, чувствует себя чуть ли не святым.

Ну что история ничему не учит атеистов и оголтелых гуманистов — пусть. Не учит — значит, так и надо. Но Господь-то призывает нас для того, чтобы мы хоть чему-нибудь научились. В частности, что история — не путана Клио, работающая “от себя”, а движется Промыслом Господним. Кто-кто, а христианин-то должен знать, что палач как исполнитель злой воли иной раз и есть мученик в потенции. Если, разумеется, на то будет воля Господня. (Хотя бы историю превращения Савла в Павла вспомнил, не говоря о других). И именно эту волю каждый православный обязан вымаливать главной молитвой, которая в первую очередь и отличает христианина от представителей всех других конфессий, — молитвой за врагов. Той самой, которой молились и молятся все мученики еще здесь, на земле, а затем и на небесах.

Нам, конечно, их подвиг и не снился. Но чем больше мы соборно будем молиться за врагов своих, молиться, а не либерально “обличать”, то тем меньше будет невинных жертв, души которых вопиют к Богу об отмщении, — это должно быть ясно.

Мученик — не невинная жертва. Для “сынов погибели” он — враг самый страшный. И трудно предположить неведение на сей счет у беллетриста, пишущего на православные темы, решил я, немного успокоившись. Скорее, это забывчивость, следствие слабого духовного трезвения, часто посещающего создателей эпохальных “нетленок”. Пригаси в начале своего разоблачительного творчества пламень благонамеренного вдохновения, Александр Иосифович, вспомни, что не всегда оно от Бога — глядишь, и избежал бы печальной необходимости вычислять правых и виноватых, заговорил уже не с апломбом ангажированного первооткрывателя на манер перестроечных “прорабов” политического нюха, а смиренно и с трепетом, благоговейно склоняясь перед волей Господней — Божественным Промыслом. Понимая, наконец, что наши нестроения в Церкви и в обществе — возмездие за этот грех. И заменять суд Божий судом человеческим, к тому же из времен относительно благополучных — значит, грех апостатства еще и усугублять.

Только вот боимся мы, маргиналы, слова “апостат”, что означает — отступник и являет собой признак крайнего Божьего отвержения. И боимся потому, что так и тянет нас обличительный пафос с того узкого пути, на котором только и мыслимо служить Богу воистину, на широкий, где такой простор помолоть языком и о “предателях-сергианцах”, и о “непонятных обновленцах”, ну и, конечно, о палачах и их жертвах.

Сколько мы уже знаем господ, что, не внемля советам священства “не судить”, чуть ли не из купели бросаются громить “красную Патриархию” и коммуно-патриотов. Как — и неофитов из другого ареала, что так же, невзирая на предостережения духовников, сразу вскачь — и ну гонять жидомасонов.

Ну а когда подобным господам и товарищам кажется, что духовные наставники уж слишком им докучают, первые бегут к так называемым неообновленцам, а вторые — к сугубым ортодоксам… Думается, нам, мирянам из породы так называемых творческих интеллигентов, пора научиться больше винить самих себя, а не апеллировать к духовному руководству: мол, воцерковить нас как следует не может, окормляет неважно. Попробуй окорми таких лихачей, напрочь запамятовавших, что вера Православная — служение Богу, Который есть Любовь, а не способ выяснения межличностных и межпартийных разногласий.

Впрочем, что это я все о неофитах. Александр Иосифович далеко не неофит. Пришел к Господу еще до перестройки. Однако состояние неофитства не только временем исчисляется. Как продемонстрировал недавно вышедший добротный сборник статей мирян и пастырей “Неообновленчество — протестантизм “восточного обряда”, среди задержавшихся в развитии и священники бывают. И все потому, что интеллигенту (а они, как правило, группируются в неообновленческой среде) часто кажется, что он славит Господа, хотя на самом деле удовлетворяет свои несостоявшиеся светские амбиции, которые, как известно, всегда густо замешаны на гордыне и тщеславии. УE4ивительно ли, что данная в таинстве Крещения Благодать таким образом эксплуатируется и духовный рост замедляется.