В решении этой задачи большую помощь оказала наша фронтовая газета "Красная Армия". Ее редакция в короткие сроки освоила издание переводных тиражей газеты вначале на грузинском и казахском, а затем на узбекском и азербайджанском языках. (В дальнейшем количество языков переводных изданий увеличилось до семи).

Запомнился мне этот долгий обстоятельный разговор. Рассказ С. Ф. Галаджева основательно помог войти в курс забот и практической деятельности политорганов. Конечно, все это было только своеобразным введением. Еще предстояло лично ознакомиться с положением дел на местах, до той степени узнать обстановку, когда появилось моральное право активно влиять на положение дел в войсках.

Вскоре после ухода С. Ф. Галаджева позвонил К. К. Рокоссовский, пригласил к себе.

Командующего я застал сидящим за столом в глубокой задумчивости с дымящейся папиросой в руке. Он читал, видимо, не первый раз, текст какого-то документа.

Встретив меня, К. К. Рокоссовский бережно коснулся кончиками пальцев лежавших перед ним листов плотной бумаги и произнес:

- С учетом обсуждения составлен в окончательной редакции план решающего наступления на окруженную группировку. Прошу прочитать и, если не возникнет с вашей стороны каких-либо возражений, подписать для доклада представителю Ставки.

Ну вот и первый здесь, на Донском фронте, высшей меры ответственности акт!

В самом деле, только вчера я прибыл сюда, успел поговорить всего лишь с несколькими людьми, побывать на одном заседании Военного совета, а сегодня уже обязан подписать документ особой важности, поставить подпись члена Военного совета, дающую документу юридическую силу, с полной, наравне с командующим, ответственностью за все, что в нем изложено, за все предвидимые и непредвидимые последствия, которые произойдут с вводом его в действие.

Передо мной на столе лежал не обычный документ, каких издавалось и издается великое множество. Это был ни много ни мало план операции по окончательному разгрому и уничтожению окруженного под Сталинградом, но еще очень крепкого противника. Мне было уже предельно ясно из хода обсуждения вопроса на заседании Военного совета, что главную силу в осуществлении этого плана представляли войска Донского фронта. Следовательно, и главная ответственность за все то, что и как будет принято, как будет осуществлено, возлагалась на нас.

Утвержденный план - это уже приказ! Сейчас он будет подписан. После согласования и утверждения Ставкой уйдет в войска, приведет в действие огромный фронтовой механизм, а спустя некоторое время закипит сражение, в котором, как в зеркале, отразятся все достоинства и недостатки принятого решения, опыт, умение, талант всех тех, кто к созданию плана руку приложил.

Я внимательно прочитал отредактированный штабом документ. Все оказалось достаточно знакомым, ничего нового по сравнению с оговоренным в Вертячем. И все же, не скрою, ставил свою подпись со сложным чувством, в котором преобладало недовольство тем, что за нехваткой времени не сумел еще побывать хотя бы в одной армии, вникнуть в наступление войск, изготовившихся к наступлению.

План я подписал и, подняв голову, встретился с понимающим взглядом К. К. Рокоссовского. Словно прочитав мои мысли, он сказал:

- Здесь предусмотрено все, что мы были в состоянии предусмотреть. Я лично убежден, что сколько-либо существенных просчетов план не содержит.

После обстоятельной беседы с С. Ф. Галаджевым мне теперь хотелось выслушать и мнение командующего о степени подготовленности войск к наступательной операции.

На мой вопрос К. К. Рокоссовский ответил не сразу. На его открытом лице появилось выражение озабоченности.

- В ходе боевых действий по окружению вражеской группировки, - произнес он, словно бы прислушиваясь к собственным словам, - мы не раз отмечали наличие самых досадных промахов в организации взаимодействия. Неудача 24-й армии тому яркий пример. Но дело не только в командирских просчетах...

После короткой паузы командующий закончил:

- Многие бойцы нового пополнения вообще никогда не ходили в атаку. Немало бойцов и младших командиров вот уже за последнее время не раз участвовали в наступательных боях, но успеха добиться мы тогда не смогли. Наши люди видели безрезультатность атак, ненужные потери. Можно полагать, что кое-кто из них вообще потерял веру в саму возможность успешной атаки сильно укрепленных позиций противника.

Словно предвосхищая мой вопрос, Константин Константинович пояснил:

- Мы учитываем это обстоятельство. Сейчас все повсеместно заняты обучением всего личного состава именно наступательным действиям. Кое в чем преуспели, но хотелось бы большего...

Явно прервав себя на полуслове, К. К. Рокоссовский сказал убежденно:

- Предлагаемый план опирается на три обстоятельства - силу, выучку, оснащенность и укомплектованность 2-й гвардейской армии, мощь и грамотное использование артиллерии во взаимодействии с авиацией, что уже отработано на всех уровнях, и на плоды работы партполитаппарата, мобилизовавшего личный состав на выполнение задачи.

Так вторые сутки моего пребывания на фронте закончились подписанием нового плана операции по ликвидации окруженной группировки врага. Мы тогда были все абсолютно уверены, что 12 декабря, как только выйдут на исходный рубеж соединения 2-й гвардейской армии, войска фронта начнут наступление.

Однако действия противника внесли значительные коррективы в наши оперативные планы. Утром 12 декабря его котельниковекая группировка, входившая в состав группы армий "Дон", под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна перешла в наступление, преследуя совершенно очевидную цель - деблокирование войск окруженной под Сталинградом группировки. По данным разведки Юго-Западного фронта, в это же время угрожающе быстрыми темпами шло сосредоточение сил противника в районе Тормосина, где уже развертывались соединения 48-го танкового корпуса, также входившего в группу "Дон". Как нам стало вскоре известно, войска окруженной группировки также были переданы в подчинение Манштейну. Таким образом, все силы противника на котельниковско-тормосинском направлении и в кольце были задействованы под единым командованием в операцию по деблокированию окруженной группировки.

Сводки о положении дел северо-восточнее Котельникова, полученные нами из штаба Сталинградского фронта, свидетельствовали о намерении вражеской группировки прорваться к юго-западной окраине города, где и соединиться с группировкой Паулюса. В то же время и наша воздушная разведка доносила о сосредоточении войск и боевой техники, в первую очередь танков, в юго-западном секторе окруженной территории. В этих действиях противника легко просматривалась подготовка встречного удара из кольца окружения.

Удар Манштейна был нанесен утром 12 декабря по войскам 51-й армии Сталинградского фронта, сильно ослабленной в ходе недавних наступательных боев. Судя по информации, полученной 12 декабря, противнику удалось прорвать первую линию обороны армии.

Обстановка сразу обострилась. Мы понимали, что на войска нашего соседа обрушилось суровое испытание. К. К. Рокоссовский попытался связаться по телефону с представителем Ставки А. М. Василевским, но из штаба Сталинградского фронта сообщили, что он вместе с командующим фронтом находится в войсках.

Особенно нас настораживало отмеченное авиаразведкой оживление в западном секторе окруженной группировки. Поэтому я договорился с К. К. Рокоссовским, что поеду в 21-ю армию{9} и ознакомлюсь с обстановкой на месте.

Зима уже полностью вступила в свои права. Засыпанные снегами степи Междуречья продувались студеными ветрами. Температура по ночам опускалась за 30 градусов. Зло скрипел снег под ногами и колесами машин.

К вечеру я прибыл на командный пункт 21-й армии. Командующий армией генерал-майор Иван Михайлович Чистяков пригласил к себе члена Военного совета армии полковника Михаила Михайловича Стахурского и начальника штаба генерал-майора Валентина Антоновича Пеньковского.