Конечно же, он женился на Ксант, и индейцы назвали ее Лунным Цветком.
Имелся также благородный мустангер, безответно и жертвенно влюбленный в Лунный Цветок. Его звали Сид Жемэ. Имя «Сид» было дано ему в честь героя «Повести о двух городах» Диккенса, а Жемэ, кажется, какая-то парфюмерная фирма.
Бледнолицые герои нашего творения – не испанцы и не англичане, а французы. В этом сказались наши бонапартовские увлечения. Даже Разящее Копье в состоянии произнести изысканную тираду на чистейшем французском языке, чем потрясает не только Ксант, но и меня.
Развязка романа предельно кровава. Кожина умоляла оставить в живых хоть кого-нибудь, но я была непреклонна в стремлении уложить на месте всех.
Эдуард подбивает простодушного Сида навестить Ксант в ее вигваме. Сида хватают и изъявляют желание напоить его кровью Духов Ночи, но ему удается бежать. В измене обвиняют Лунный Цветок как самую бледнолицую из всего племени. Спасая ее от смерти на костре, вождь Разящее Копье убивает ее своей стрелой, обводит всех невидящим взглядом и глухо спрашивает: «Будете ли вы теперь оспаривать у меня эту женщину?» Нет, никто теперь не оспаривает у него эту женщину. Разящее Копье приводит тело Ксант папе Эдуарду. Эдуард выпускает в него все шесть пуль своего шестизарядного кольта. Тогда Сид Жемэ прозревает и выпускает, в свою очередь, шесть пуль своего шестизарядного кольта в Эдуарда. Но и последнего оставшегося в живых героя мы не пощадили. В заключительных строках романа сообщалось, что Сид Жемэ сражался в войсках Наполеона и погиб в битве при Ватерлоо, проявив немалую храбрость.
Этот обильно политый кровью сюжет мы разбили на главы и по жребию разделили между собой работу. Первая строка нашего гениального творения – «Бескрайни прерии Техаса» – не уступит по емкости и лаконичности началу «Анны Карениной», романа популярного писателя Льва Толстого. В нашем классе «Рок» имел ошеломляющий успех. Три экземпляра из четырех зачитали почти сразу.
У меня, как у многих наших дев, имелся так называемый «откровенник» – толстая тетрадка, обклеенная картинками и исписанная «откровениями». Каждая оставила свои высказывания по разным вопросам нашего бытия. Вот одно из свидетельств популярности Керка Монро в нашем классе:
«…Я люблю разговаривать по телефону, танцевать, отдыхать, читать Керка Монро, Стендаля, Дюма, Шекспира… Перечитываю я их редко, но иногда заглядываю в них, т. к. эти книги (многие из них) – исторические. А мне больше всего нравится период 1700–1800 во Франции».
Мой друг Димулео решительно перестал наводнять класс карикатурами на ближних, оставив даже тему «Гибель Мадлен Челлини», которую он разрабатывал в течение двух лет с редким постоянством, и занялся журналистикой. По классу поползли статейки самого сенсационного содержания, выдержанные в крикливом стиле продажной и насквозь прогнившей буржуазной прессы.
КРОВАВАЯ НАХОДКА В ЛЕСУ ФОНТЕБЛО
Господа! Вчера в лесу Фонтебло близ Парижской дороги некоей Федотье было выловлено из пруда тело. После тщательного осмотра тела судебными экспертами выяснилось, что данный предмет есть не что иное, как труп сотрудницы торгового дома «Мадлен и Ко» Христины Евгеньевны Хатковской. Кто убийца? Вот в чем вопрос! Господа, Х.Е.Хатковская имела детей. И вот – несчастье! О, бедные сиротки! Несчастные маленькие крошки! Господа, наша общественность осуждает подлых убийц, поднявших руку не только на Х.Е.Хатковскую лично, но и на честь всего департамента.
В городе бушует гонконгский грипп. Поэтому всех детей выгнали из школы, и они ликуя разлетелись в разные стороны, как воробьи из пирога. Учатся только девятый и десятый классы. В школе царит гулкая пустынность. Статьи Димулео навевают ужас. Мы сидим на уроке истории. Скучно. Серега рассказывает про загнивание империализма и крутит указку, втыкая ее себе в ладонь. Указка заботливо вымазана мелом. Однажды мы чуть не сорвали ему урок, украв эту указку, но Серега блестяще вышел из положения и после минутного замешательства воткнул себе в ладонь авторучку.
– Владимир Ильич Ленин определил о том, какие основные признаки империализма как высшей стадии капитализма, – вкрадчиво говорит Серега.
ДЕЙЛИ ТЕЛЕГРАф
Господа парижане! Что побудило вас прекратить прогулки в лесу Фонтебло? Причина этого – гнуснейшая статейка, напечатанная на страницах паршивенькой жалкой газетенки ЮПИ. Господа! Не верьте этим бредовым слухам! Вас надули! Х.Е.Хатковская жива, в чем вы сможете убедиться, увидев ее на своей загородной вилле в Виль Давре, 20.
ЮПИ – ФРАНС ПРЕСС
Господа! Сегодня ночью на своей вилле в предместье Вилль Давр была злодейски убита Х.Е. Хатковская. Вот как описывает эти трагические события ее соседка: «Сидим, пьем чай! Вдруг дверь задрожала от страшных ударов. Христина пресекла эти хулиганские выходки весьма оригинально: выкатив в прихожую легкий пулемет, она дала длинную очередь через дверь… Посыпалась отбитая штукатурка, мягко упало тело. Зазвенело стекло – Христина выстрелила в окно. И тут началось: из дверей, из окон, из труб парового отопления, из щелей полезли усатые личности в полумасках. Христина не растерялась: ломая пальцы о чужие скулы, проламывая черепа свинчаткой, она защищала вход в комнату, где мирно посапывали ее дети. Я влезла под диван и наблюдала оттуда. Вдруг все услышали гул моторов. Это подходила к дому колонна тяжелых танков…»
К середине первого урока в классе стало носиться какое-то странное предчувствие. К концу урока оно оформилось: з-запах! От доски, где стоял Серега, по всему классу ползла вонь. После перемены мы категорически отказались покинуть коридор. Мы вызывающе хохотали, и пустое здание отзывалось зловещим эхом.
– А-а! А если вы убили старушку-процентщицу и спрятали? Да! А теперь она там разлагается.
– Труп врага всегда пахнет хорошо, – изрек кто-то.
– Убивец! – прохрипел Митька Теплов.
Серега привел директрису. Он стоял, скрестив руки на груди, и таращился, что означало у него строгость, а директриса говорила очень эмоциональную речь:
– Какие нежные! Немедленно на урок! Дома, небось, у вас все эти запахи родные! Это все ваши испарения!
Нас загнали в класс. Мы уселись и стали дышать через платочки. Самый грязный платок был у Митяйчика.
Когда мы поутихли, Серега вытаращился и замогильным голосом сказал:
– Итак, сегодня у нас – загнивание капитализма. Чем, во-первых, характеризуется загнивание капитализма?
Я сказала:
– Ну, во-первых, запахом…
Вся эта безобразная история произошла из-за гриппа. По причине отсутствия в школе младших классов, коих в наличии имеется шесть, молоко, оным классам предназначенное, в больших количествах стало доставаться нам, девятому и десятому. Мы просто плавали в молоке. Из темных углов то и дело доносились звуки взрывов – там местные хулиганы звучно прихлопывали ногами пустые пакеты.
Дабы затруднить Сереге писание на доске объективных предпосылок и исторических значений, кто-то догадался протереть доску молоком. Молоко скисло, и по классу распространилась вонища.
Наступила весна. В классе радостные настроения. По стенам гуляют солнечные зайчики. Митяйчик занялся пиратством и направляет луч прямо в глаза отвечающему, чтобы тот не смог разглядеть плакат, который подняли с последней парты. На плакате крупно написана вожделенная формула.
Нашего физика зовут Константин Федорович Коркин. Это могучий старик с величавой осанкой, в белом парусиновом костюме и с палкой в руках. Он слеп на правый глаз и глух на левое ухо. Идет сорок девятый в его практике учебный год. Я решительно ничего не понимаю из того, что он говорит, потому что с физикой у меня дело швах. Я в состоянии лишь наблюдать, как Коркин любовно оглаживает какой-то прибор, а потом начинает щелкать выключателями. По экрану прибора бежит зеленая искра. Она подпрыгивает, дергается и, добежав до конца, снова выскакивает. Коркин ликует: