– Ну а вы, сэр, – поинтересовался ледяной голос, – могу я узнать имя человека, которого я застал соблазняющим мою дочь в моем собственном доме?

– Смит подойдет?

Ландис стоял перед бюро с телефонной трубкой в руке.

– Итак, – начал он, – вы заявились в мой дом, чтобы допросить мою дочь по поводу убийства ее брата, хотя прошло всего несколько часов после получения ею известия об этой трагедии. Вы полностью игнорировали тот факт, что подобные вопросы могут нанести серьезный урон психике молодой, чувствительной девушки.

– Я… – Тут я запнулся.

– Вы не соизволили даже поговорить со мной! Не, попросили разрешения проводить такой допрос. Что ж, хорошо, – Ландис глубоко вздохнул, – разрешите мне сказать вам кое-что, лейтенант. Вы совершили грандиозную ошибку.

– Но вы мне так ничего толком и не сказали, – попытался возразить я.

– На этот раз вы имеете дело не с какой-то там бедной и беспомощной семьей эмигрантов! Вы столкнулись с самым мощным выразителем общественного мнения в нашем городе. И я лично позабочусь о том, чтобы всей общественности стали известны грубые методы ведения расследования, практикуемые так называемыми стражами закона и правопорядка.

Он наконец-то набрал номер и сурово посмотрел на меня.

– Говорит Дэниэл Ландис. Соедините меня с шерифом округа. Немедленно! Прошли четыре секунды, я вел их отсчет.

– Лаверс? Это Дэниэл Ландис. Я только что прибыл в свой дом и обнаружил тут одного из ваших людей, терроризирующего мою дочь… Терроризирующего – именно это я сказал. Бедная девочка вне себя от горя. Жестокий допрос, который ей пришлось перенести, может привести к непредсказуемым последствиям для ее душевного равновесия. Я требую, чтобы этого человека, силой ворвавшегося н мой дом, сурово наказали – и немедленно!

Скулы его слегка покраснели, когда он в течение нескольких секунд выслушивал ответ Лаверса.

– Шериф! Я не собираюсь объяснять вам, как руководить своим отделом, но нетерпимы сами методы ваших допросов третьей степени, примененных к беззащитной девушке… В любом случае я собираюсь посвятить передовую в завтрашнем выпуске “Трибуны" именно этому вопросу. И я вас серьезно предупреждаю, если еще кто-нибудь из ваших людей приблизится к моему дому, я буду вынужден силой выдворить его отсюда. Ландис швырнул трубку.

– Надеюсь, этот урок пойдет им на пользу, Утлер. У меня твердое убеждение, что шериф серьезно воспринял мои слова, даже не прочитав передовицу в моей газете!

– Вы считаете, что уже завтра я буду работать регулировщиком уличного движения?

– Стоит ли говорить, что вы обладаете талантом к этому делу? И думаю, шериф постарается в полной мере использовать его в самом ближайшем будущем.

Я закурил сигарету и аккуратно выбросил спичку в вазу Веджвуда. Ландис проследил за моими движениями, потом заглянул в антикварную вазу, конечно же, заметив в ней окурки и пепел, потом посмотрел на меня.

Скулы у него на этот раз раскалились докрасна.

– Эта ваза, – запинаясь, прохрипел он, – является…

– Истинным произведением искусства восемнадцатого века, – завершил я фразу за него.

– Вон! Вон отсюда, пока я вас не вышвырнул! Я повернулся и пошел к выходу. Уже взявшись за ручку двери, я снова услышал голос Ландиса.

– И не думайте, что я не смогу с вами справиться, Уиллер, – почти нежно проговорил он. – Вы, как пробка, вылетите из полиции, а я включу вас во все черные списки, какие только есть в городе. Вы завершите свои дни там, где и должны, Уиллер, – в канаве!

– Скажите, – вежливо поинтересовался я, – вы что, пишете не только передовицы, но и юморески?

Я открыл дверь и вышел в вестибюль. У парадного входа меня опередил дворецкий.

Он открыл передо мной дверь и даже слегка поклонился, глаза его глядели на меня с неприкрытой иронией.

– Тэлбот, каковы обязанности дворецкого?

– Сэр? – Брови его удивленно взметнулись вверх, – Просто я предполагаю, что в этом доме у дворецкого могут быть самые разнообразные обязанности. Может, я и ошибаюсь. Но повидавшись с мисс Ландис этим утром, думаю, что я все же прав.

– Боюсь, я вас не понимаю, сэр! – холодно отчеканил Тэлбот.

– Нет, ты меня прекрасно понимаешь, Тэлбот. Думаю, может получиться неплохой репортаж в каком-нибудь конкурирующем с “Трибуной” издании, а, Тэлбот?

– Что…

– Давай не будем спорить по пустякам. Твой хозяин желает, чтобы я не обременял своим присутствием его дом.

Я вынул визитку и передал ее дворецкому. Точнее даже будет сказать, я с силой сунул ее ему в руку.

– По этому телефону меня можно найти или совсем ранним утром или уж совсем поздним вечером. Я бы хотел еще разок встретиться с тобой, Тэлбот, и в самое ближайшее время. Но только не здесь. Где-нибудь в другом месте, может, в баре. Хочу спокойно побеседовать с тобой об этом доме и его обитателях.

– Я никогда не злоупотреблю доверием, оказанным мне здесь, – отрезал дворецкий.

– Ты свободный человек, – согласился я. – Да я и в мыслях не имел заставлять тебя злоупотреблять оказанным тебе доверием. Просто надеюсь, что, может, и у тебя есть желание, чтобы полиция поймала убийцу. Если это так, то звякни мне.

– Это невозможно!

– А все те старые анекдоты по поводу того, что заметил дворецкий? Сейчас над ними уже не хочется смеяться, ведь так?

– Я и в самом деле не понимаю, о чем это вы толкуете, лейтенант, – безразличным тоном произнес Тэлбот.

Я спустился к дороге и забрался в “хейли”. Рванул вперед с такой скоростью, что из-под колес в разные стороны полетел гравий. Я чувствовал себя как мальчишка, втихаря осыпающий проклятиями отца, который застал его за поеданием запретных конфет.

Выехав на улицу, я немного успокоился, сообразив, что мне особенно и спешить некуда. Еще я почувствовал, что приличный завтрак совсем не повредит. Что ни говори, я и так уже достаточно потрудился сегодня.

Через четыре квартала я притормозил у обочины и купил парочку сандвичей. Сидя в машине и жуя их, я думал о Тэлботе.

Может быть, дворецкие ныне в большей цене. Может, Тэлбот был дворецким и больше никем. Если это не так, то мои наглые инсинуации должны были приоткрыть его душу. А может, с другой стороны, там и открывать-то особенно нечего.

Я решил, что мне стоит взять на вооружение тактику Хэммонда: арестуй первого встречного, и пусть он сам о себе беспокоится.

Я услышал визг шин. Какой-то сумасшедший в новеньком “кадиллаке” пронесся мимо. Я заметил напряжение на лице водителя.

Рина Ландис выглядела так, будто куда-то ужасно торопилась.

Я включил стартер и выехал на дорогу прямо перед носом приближающегося такси. “Кадиллак” был уже в трех кварталах впереди и быстро удалялся. Я включил вторую скорость и нажал до отказа педаль газа. Выхлопная труба прокашлялась, и стрелка спидометра установилась в районе пятидесяти миль.

Через три квартала я еще значительно отставал от Рины, но приближаться не стал. Не хотел, чтобы она знала, что я сижу у нее на хвосте, а то вдруг возьмет да переменит место назначения. Все это было мне по душе. Давненько я уже не играл в такие игры.

Рина двигалась строго на север. Мы проехали предместье, выехали за город и миль через пять она свернула в сторону Хиллстоуна. Я держался в отдалении.

Наконец она резко свернула налево и въехала в шикарные ворота. Я же промчался мимо, тщательно все запоминая.

У края дороги стоял восьмифутовый забор. Я остановился и издалека наблюдал за Риной. Стоя у ворот, она о чем-то говорила с парнем в черной униформе и пилотке.

Прислонившись к дереву, я закурил и стал ждать. Через двадцать минут появилась девушка, села в машину и умчалась. Шум двигателя затих вдали, я выбросил окурок уже второй выкуренной сигареты и направился к воротам.

На стене прямо у ворот висела аккуратная медная пластинка с надписью: “Санаторий Хиллстоун”.

Охранник в черном вопросительно посмотрел на меня, я показал ему свой жетон.