Уолдо никогда не разрешали читать беллетристику, да он и сам не хотел терять на это время и оскуднять свой ум, таким образом в недрах приобретенной им эрудиции, он никак не мог припомнить ситуации аналогичной той, в которой теперь оказался.

Уолдо конечно же знал о существовании таких вещей как стремянка, и если б таковая у него имелась, он бы воспользовался ею как средством достать фрукты, до которых ему было не дотянуться; но то, что их пришлось сбивать сломанной веткой, показалось ему величайшим открытием — ценным дополнением к общему объему человеческих знаний. Сам Аристотель не смог бы рассуждать более логично.

Таким образом Уолдо сделал первый шаг в своей жизни в направлении независимого мышления — ведь до этого его идеи, мысли, даже поступки были позаимствованы из допотопных сочинений древних мужей или направлялись безукоризненным умом его утонченной матери. И теперь он цеплялся за свое открытие, как ребенок цепляется за новую игрушку.

Выходя из леса, Уолдо захватил с собой эту ветку.

Он был полон решимости продолжить погоню за существом, которое ускользнуло от него прошлой ночью. Любопытно было бы взглянуть на того, кто его боялся.

За всю свою жизнь он никогда не мог себе представить, чтобы какое-нибудь существо могло убегать от него в страхе. От этой становящейся навязчивой мысли к щекам юноши прилила кровь.

Неужели в его длинном худом теле есть зачатки самодовольства, думал Уолдо, направляясь к скале. Нашел чем гордиться — вульгарным физическим лихачеством! Да от одной только мысли об этом длинная вереница Смит-Джонсов встала бы из могил, поснимав свои саваны.

Долгое время Уолдо бродил у подножья скалы в поисках отверстия, куда скрылся вчерашний беглец. Десятки раз проходил мимо отчетливых следов, которые змеясь, вели вверх по склону горы; но Уолдо ничего не знал о следах, он искал ступеньки или дверной проем.

Не найдя ни того ни другого, он случайно ступил на след и хотя это ни о чем ему не говорило, он тем не менее пошел по следу вверх, ибо это было единственным местом на склоне, где его ноги могли найти точку опоры.

Через какое-то время следы привели его к узкой расселине в скале. Куски породы, откалываясь, падали в нее сверху, и таким образом остался лишь маленький, похожий на вход в пещеру проем, в который Уолдо и заглянул.

Ему ничего не удалось различить, но внутри было темно и жутковато. Уолдо почувствовал озноб и задрожал. Затем он повернулся и бросил взгляд на лес.

Он почти уже было решил провести еще одну ночь в этом мрачном лесу. Но нет! Тысячу раз нет! Любой исход лучше чем этот, и после нескольких тщетных попыток он все же протиснул свое неподатливое тело в узкое отверстие.

Уолдо очутился на тропе меж двух скалистых стен — тропе, которая круто вела вверх. Временами в просветах между обломками породы виднелось голубое небо.

Для другого человека было бы очевидно, что отверстие в скале расчищалось разумными существами, что это был проход, которым пользовались если и не часто, то по крайней мере иногда, чтобы оправдать нелегкий труд, затраченный на освобождение его от обломков, которые, очевидно, без конца падали сверху.

Уолдо не представлял себе куда ведет тропа. Его воображение не было богатым. Но он продолжал подниматься вверх, надеясь, что в конце концов обнаружит существо, убежавшее от него прошлой ночью.

За тот короткий миг, когда оно перебегало поляну под мягким светом луны, Уолдо подумал, что это существо удивительно похоже на человека, хотя утверждать этого он не мог.

Неожиданно тропа вывела его на яркий солнечный свет. Стены по обе стороны были чуть выше его головы, и минуту спустя он вышел из расщелины на широкое красивое плато.

Перед ним расстилалась обширная, поросшая травой, равнина, а за ней высилась гряда холмов. Между ними и им тянулась полоса леса.

Какое-то неизведанное ранее чувство захлестнуло Уолдо Эмерсон Смит-Джонса. Оно было сродни тому чувству, которое должно быть испытал Бальбоа, когда впервые увидел с Сьерра де Кварекуа величественный Тихий океан. На какой-то момент, пока он созерцал эту новую прекрасную картину расстилающихся перед ним лугов, дальнего леса и зубчатых верхушек холмов, он почти позабыл о страхе. И, охваченный порывом, отправился через плато, чтобы исследовать то неизведанное, что скрывалось за лесом.

К счастью для Уолдо Эмерсона с его небогатым воображением, он и представить себе не мог, что там находится. В его голове не укладывалось, что может существовать земля без цивилизации, без городов, населенных людьми с их образом жизни и обычаями, такими же, какие были привиты ему в Бостоне.

Уолдо шел, напрягая зрение, чтобы уловить хоть какие-то признаки жилья — ограду или трубу, что-то созданное рукой человека, но безрезультатно.

На краю леса он остановился, страшась войти в него, но заметив, что он светлее того, что тянулся вдоль океана и что заросли там не такие густые, Уолдо набрался мужества и робко вошел в лес.

Он осторожно направился через похожую на парк рощу, время от времени останавливаясь и прислушиваясь, готовый при первом же признаке опасности с криком помчаться в сторону равнины.

Несмотря на опасения он пересек лес, не услышав и не увидев ничего подозрительного и вынырнув из прохладной тени, оказался неподалеку от отвесной скалы, поверхность которой была как сотами испещрена маленькими отверстиями.

Уолдо не увидел поблизости ни одной живой души и по причине своей непрактичности никак не мог предположить, что эти пещеры в скале возникли не сами по себе, а были местом обитания дикарей.

Зачарованный своим открытием, Уолдо направился к скале, однако постоянное состояние страха не проходило. Он следил и прислушивался, не подстерегает ли его какая-нибудь опасность и через каждые несколько шагов пугливо останавливался, вглядываясь в то, что его ркру-жало.

Во время одной из таких остановок, пройдя уже половину расстояния от леса до скалы, он уловил позади себя в лесу какой-то шорох.

Какое-то мгновение он стоял, не в силах пошевелиться и никак не мог сообразить, почудилось ли ему это или он действительно заметил в лесу какое-то существо.

Он уже было решил, что ему это померещилось, когда какое-то огромное волосатое подобие человека неожиданно возникло из-за ствола дерева.

Существо было голым, ничто, кроме набедренной повязки из шкуры, которая держалась на кожаном ремне, не прикрывало его.

Уолдо взирал на косматое чудище с изумлением. С неменьшим изумлением оглядывало человека и чудище, ибо в облике Уолдо было для него что-то необычное, как необычным казалось просвещенному бостонцу и это голое существо. Уолдо и впрямь представлял собой диковинное зрелище. Крайняя худоба еще больше подчеркивала его высокий рост, серые глаза, обведенные от постоянного недосыпания и слез кругами, казались блеклыми, почти бесцветными.

Его светлые волосы утратили свой блеск и слиплись от грязи и крови. Перепачканные и порванные брюки тоже были в пятнах крови. От рубашки остались одни лохмотья, свисавшие с воротника.

Уолдо беспомощно стоял и широко открытыми глазами смотрел на устрашающую фигуру, свирепо взирающую на него из леса. Челюсть у Уолдо опускалась все ниже, колени дрожали и казалось, что он вот-вот потеряет сознание от ужаса.

Затем это отвратительное существо пригнулось и медленно Поползло в его сторону.

Уолдо закричал, повернулся и помчался по направлению к скале. Бросив быстрый взгляд через плечо, перепуганный насмерть беглец вновь не смог удержаться от крика и не только потому, что чудище преследовало его, а потому что по пятам за ним гналось по меньшей мере еще с дюжину таких же устрашающих существ.

Уолдо бежал по прямой от своих преследователей, к скале. Он не имел ни малейшего представления о том, что будет делать добравшись до нее — он был слишком напуган, чтобы о чем-то думать.

Эти существа были уже совсем близко, их свирепые вопли смешивались с его пронзительным криком, заставляя Уолдо нестись с такой скоростью, которой он от себя никогда не ожидал.