— В случае нарушения конфиденциальности и разглашения информации вы получите неустойку. Половины годового дохода хватит?

Он ненадолго задумался. Копии часто имеют право говорить от имени оригиналов, а особо дорогие серые дубли способны думать не хуже своих архетипов. Однако я решил, что мой спутник предпочтет отложить принятие окончательного решения до разговора с реальным Каолином.

— Идеальным вариантом, — предложил он, — было бы ваше появление в качестве слуги Каолина.

Меня такой вариант не устраивал. Аристократы любят изображать из себя феодальных лордов, окруженных верными вассалами. Такая у них мода. Но я не собирался расставаться с собственной индивидуальностью и изображать из себя кого-то другого.

— Еще лучше, если вы примете в качестве гарантии слово профессионала, дорожащего своей репутацией. Это надежнее любой клятвы на верность.

Я лишь сделал контрпредложение, полагая, что последнее слово останется за оригиналом Каолина. Но серый двойник удивил меня.

— Тогда это все, что нам потребуется, мистер Моррис. Похоже, мы приехали.

Я повернулся — автомобиль подкатил к высокой ограде из голубого металла, отливавшего аурой ионизации. За охраняемыми воротами высились три похожих на огромные пузыри купола, блестевших на солнце. Средний превышал высоту двадцатиэтажного здания. Никаких эмблем компании, никаких логотипов — в этом не было необходимости. Все знали — здесь штаб-квартира «Всемирных печей».

О том, что это так, свидетельствовала и толпа демонстрантов, кричавших и размахивающих лозунгами перед окнами проезжающих машин. Протесты продолжались уже более тридцати лет. Помимо обычных плакатов, на вооружении демонстрантов было несколько голографических проекторов, «обстреливающих» гостей сердитыми трехмерными комментариями. Разумеется, лимузин Каолина был надежно защищен фильтрами от таких непрошеных вторжений, однако меня некоторые из постеров заинтересовали.

Естественно, все протестующие были архи, упрямо продолжавшие борьбу, уже проигранную в судах и на рынке еще до того, как многие из них появились на свет. Тем не менее они не сдавались, объявляя копирование человека нарушением прерогатив Бога и проклиная производство копий. Миллионов одноразовых существ.

Поначалу, взглянув направо, я увидел только сторонников «настоящей жизни». Потом понял, что некоторые не жалеют эпитетов в адрес «другой» кучки — десятка более молодых крикунов слева от входа. У этих последних было меньше плакатов, зато больше голопроекторов. Призывы их тоже отличались по содержанию:

— Мансы, — негромко сказал Каолин, посматривая на вторую толпу, где виднелось немало яркокожих дитто. В отличие от сторонников «Настоящей жизни», к присутствию которых давно привыкли, движение «За эмансипацию» возникло совсем недавно и вызывало у публики неоднозначную реакцию.

Протестующие группы презирали друг друга, но сходились в ненависти к «Всемирным печам». Интересно, подумал я, объединили бы они силы, если бы знали, что мимо проезжает сам президент компании, вик Эней Каолин?

Ну, пусть не «сам», но достаточно близко.

Он усмехнулся, словно прочитав мои мысли.

— Будь это мои единственные враги, я был бы самым беззаботным человеком на свете. Моралисты много шумят, иногда посылают по почте бомбу, однако в основном предсказуемы и легко управляемы. Куда больше неприятностей доставляют люди практического склада.

Кого именно он имел в виду? Технология дублирования подорвала столько устоев прежней жизни, что я до сих пор недоумеваю, почему ее не задушили в колыбели. Она уничтожила профсоюзы, породила массовую безработицу, спровоцировала десяток войн, прекратить которые удалось только ценой неимоверных усилий дипломатов и крупнейших мировых лидеров.

И некоторые еще утверждают, что нет такой вещи, как прогресс. Прогресс-то есть, с ним бы как-нибудь справиться.

Сканеры службы безопасности проверили лимузин, и мы проехали дальше, оставив позади демонстрантов и выгружающихся из динобусов рабочих. Большинство последних — реальные люди, которые сделают копии на месте. Несколько архи подъехали на велосипедах, разрумяненные после физической работы. Предвкушающие парную и массаж. Компании вроде «ВП» заботятся о своем персонале. Клятва верности дает преимущества.

Мы прокатили мимо главного входа, оставили позади производственные корпуса, склады, морозильники, цех импринтинга, печи. Основная часть заготовок производится в других местах, но кое-что особенное я все-таки увидел: застывшие фигуры внутри полупрозрачных контейнеров, некоторые неестественно высокие, другие в форме сказочных животных. Не каждый способен совладать с существом, вылепленным в нестандартном обличье, но, как я слышал, спрос на таких увеличивается.

Лимузин остановился у входа, предназначенного, очевидно, для особо важных персон. Слуги в зеленой униформе в тон изумрудной коже поспешили открыть дверцы, и мы ступили под своды искусственных деревьев. Ароматные лепестки всех цветов радуги осыпались на землю и еще на лету испарялись, превращаясь в сладкую красочную дымку, напоминающую утренний туман.

Оглянувшись, я не увидел своего «вольво». Должно быть, его припарковали на какой-то плебейской стоянке. Погнутый бампер не вписывался в это великолепие.

— Куда теперь? — спросил я у серого двойника. — Мне нужно встретиться с оригиналом и…

Меня остановил его взгляд. Риту поспешила объяснить:

— Я полагала, вы знаете. Вик Каолин никого не принимает лично. Все дела ведут его факсимиле.

Конечно, я слышал. Каолин не был единственным богатым отшельником, удалившимся от мира и общающимся с ним через электронику или посредством двойников. Но в большинстве случаев это аффектация. Поза. Способ ограничить доступ, и для важных дел допускаются исключения. Исчезновение известного ученого можно квалифицировать именно так.

Я начал говорить об этом, однако заметил, что Риту не обращает на меня внимания. Ее взгляд был устремлен на что-то за моим правым плечом, зрачки расширились, а подбородок дрожал. И почти тут же я услышал вздох, сорвавшийся с губ копии Каолина. Прежде чем я повернулся, Риту выдохнула короткое слово:

— Падит…

Из-за цветника к нам шел глиняный человек. Это была серая копия, с кожей гораздо более темной, чем у двойника Каолина. Дубль был снят с хрупкого мужчины лет шестидесяти, слегка прихрамывающего, причем скорее по привычке, чем из-за недавнего повреждения. Лицо, узкое и угловатое, несло некоторое сходство с лицом Риту. Сходство усилилось, когда на нем появилась слабая улыбка.

Бумажный костюм порвался в нескольких местах, но на идентификационном значке имелась надпись: «ВП. Йосил Махарал».

— Я ждал тебя, — сказал он.

Риту не бросилась к нему в объятия; ее голос все же дрогнул, когда она сжала протянутую руку.

— Мы так беспокоились. Я рада, что ты в порядке.

По крайней мере можно предположить, что он был в порядке в последние двадцать четыре часа, подумал я, отмечая для себя и порванный костюм, и трещинки на псевдокоже. На лице двойника виднелись следы маскировки, в голосе звучала не только нежность, но и усталость.

— Извини, что огорчил тебя, — сказал он и повернулся к Каолину. — И тебя, старый друг. Не хотел вас расстраивать.

— Что происходит, Йосил? Где ты?

— Мне пришлось уехать на время и кое-что обдумать. Проект «Зороастр» и его последствия… — Махарал покачал головой. — Сейчас мне лучше. Через несколько дней все наладится.