Пресс-конференция длилась ровно двадцать минут. Врожденное негативное отношение журналистов к очень состоятельным и титулованным европейцам моментально рассеялось при виде высокого, обворожительного младшего барона да Равелло. Вопросы сыпались один за другим, были и враждебные — их успешно отводила тетушка барона, которую все посчитали просто переводчицей. Затем корреспондент «Майами геральд», говорящий по-итальянски, обратился к барону на его родном языке.
— Как вы думаете, почему к вам проявлено такое большое внимание? Думаете, вы заслужили его? Что вы на самом деле сделали выдающегося, кроме того, что родились в семье ди Равелло?
— Я действительно думаю, что не заслужил подобного внимания. Я должен доказать право на него своими делами, на что потребуется много времени... Но, с другой стороны, синьор, вы могли бы составить мне компанию во время подводной экспедиции в Средиземном море, когда мы ныряли почти на сотню метров для океанографических исследований? Или вы могли бы присоединиться к поисково-спасательной группе в Приморских Альпах, где мы взбирались на скалы высотой несколько тысяч футов, чтобы вернуть к жизни людей, которых уже считали мертвыми? Моя жизнь, синьор, возможно, является одной из моих привилегий, но и сам я внес в нее какой-то скромный вклад.
Графиня Кабрини моментально перевела ответ барона журналистам. Засверкали вспышки фоторепортеров, их яркий свет осветил лицо скромного барона, а его «переводчица» отошла в сторону, чтобы не попасть в кадр.
— Эй, Данте! — крикнула одна из журналисток. — Почему бы вам не бросить эту роль титулованной особы и не сняться в телевизионном сериале? Вы парень что надо!
— Я не понял вас, синьора, — ответил Николо по-итальянски.
— Согласен со своей коллегой, — раздался сквозь смех голос пожилого репортера из первого ряда. — Вы очень симпатичный молодой человек, но не думаю, что вы приехали сюда заводить романы с нашими молодыми леди.
Выслушав перевод, в котором не было необходимости, молодой барон ответил:
— Мистер журналист, если я правильно понял вас... Мне очень бы хотелось познакомиться с американскими девушками, к которым я отношусь с большим уважением. По телевизору они выглядят такими живыми и привлекательными... ну прямо как итальянки, если вы простите мне это сравнение.
— Вы занимаетесь политикой? — спросил другой корреспондент. — Если занимаетесь, то голоса женщин вам обеспечены.
— Я занимаюсь только бегом по утрам, синьор. Пробегаю по десять-двенадцать миль. Очень полезно для здоровья.
— Какова цель вашего теперешнего визита, баров? — продолжил репортер из первого ряда. — Я связывался с вашей семьей в Равелло, с вашим отцом в частности, и он пояснил, что вы должны вернуться в Италию с рядом рекомендаций, основанных на вашем личном изучении инвестиций семьи ди Равелло здесь, в США, их целесообразности и перспектив. Это так, сэр?
Перевод вопросов звучал долго и тихо, некоторые моменты повторялись несколько раз, и они содержали указания по ответу.
— Отец тщательно проинструктировал меня, синьор, и мы будем каждый день общаться с ним по телефону. Я должен стать в Америке его глазами и ушами, и он мне доверяет.
— Вы собираетесь много ездить по стране?
— Я думаю, что у него будет много предложений, — ответила графиня, не удосужив себя переводом. — Все фирмы хороши настолько, насколько хорош их руководитель. Барон получил экономическое образование, и более глубокое, чем обычно получают молодые люди, потому что на нем лежит очень большая ответственность.
— Оставим в стороне вопросы доходов и убытков, — сказала энергичная женщина-репортер, ее короткие темные волосы обрамляли сердитое, хмурое лицо. — Выдвигались ли какие-нибудь преобладающие социальноэкономические проекты по отношению к объектам инвестиций? Или это просто, как всегда, обычный бизнес, преследующий в первую очередь одну цель — получение прибыли?
— Считаю, что это... как это у вас называется... предвзятый вопрос, — ответила графиня.
— Скажите лучше — трудный вопрос, — поправил ее мужской голое из задних рядов.
— Но я буду рада ответить на него, — продолжила графиня. — Вы, леди, можете позвонить любому журналисту по вашему выбору в Равелло или даже в Рим. И узнаете, каким огромным уважением пользуется эта семья в провинции. И в хорошие и в трудные времена она всегда проявляла большую заботу о медицинском обеспечении, социальной защите и занятости работающих. Она относится к своему благосостоянию как к дару, требующему большой ответственности. Ее глубоко заботят социальные проблемы, и подобное отношение не изменится здесь, в Америке.
— А что, парень сам не может ответить? — спросила настырная журналистка.
— Этот парень, как вы назвали его, слишком скромен, чтобы публично расхваливать достоинства своей семьи. Как вы заметили, он не все понимает из нашего разговора, но его взгляд говорит о том, что он оскорблен, потому что не может понять причину вашей враждебности.
— Простите, пожалуйста, — вновь вспомнил свой итальянский репортер из «Майами геральд». — Я тоже говорил с вашим отцом, бароном ди Равелло, и я хотел бы извиниться за свою коллегу. — Он усмехнулся и бросил презрительный взгляд в сторону журналистки. — Она словно завоза в заднице.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
— Давайте, если можно, снова перейдем на английский, — попросил грузный журналист, сидящий справа в первом ряду. — Я, безусловно, не разделяю столь радикального мнения моей коллеги, но представительница... переводчица молодого барона высказала свою точку зрения по важной проблеме. Как вы знаете, в нашей стране существуют обширные районы безработицы. Будут ли социальные программы семьи ди Равелло распространяться на эти районы?
— Бели для этого будут подходящие условия, сэр, то я уверена, что именно эти районы будут в числе первых. Барон ли Равелло проницательный международный бизнесмен, четко осознающий значение лояльности и благотворительности.
— Черт возьми, у вас будет масса телефонных звонков, — сказал грузный репортер. — Новость не слишком сенсационная, но вполне может стать сенсацией.
— Боюсь, что на этом все, леди и джентльмены. Довольно утомительное утро, да и день предстоит нелегкий. — Улыбаясь и благодарно раскланиваясь с репортерами, Бажарат вывела своего симпатичного подопечного из конференц-зала, удовлетворенная похвальными отзывами в его адрес. Безусловно, телефонных звонков будет много, но это и входило в ее планы.
Новость в Палм-Бич распространилась с пугающей быстротой. К четырем часам дня Бажарат и Николо получили приглашения от двадцати восьми фирм и еще четырнадцать приглашений на завтраки и обеды в честь Данте Паоло, младшего барона ди Равелло.
Бажарат быстро просмотрела свои записи и отобрала одиннадцать самых престижных приглашений, которые следовало принять. Именно в этих домах можно было встретить цвет политиков и промышленников. Потом она позвонила тем, кому была намерена отказать, принесла извинения и сказала, что они могли бы встретиться у таких-то или таких-то, которые первыми пригласили барона к себе. Бажарат считала, что кошки выпускают когти только тогда, когда у них отнимают мышку, так что все эти люди придут в любое место, где они с Николо будут находиться.
Смерть всем властям.
Это было только начало, но план ее будет развиваться стремительно. Пора было проверить, как обстоят дела в Лондоне, Париже и Иерусалиме. Смерть веем виновным в трагедии Ашкелона.
— Ашкелон, — раздался в трубке тихий мужской голос из Лондона.
— Это Бажарат. Как успехи?
— В течение недели наши люди займут позиции на Даунинг-стрит. Отомстим за Ашкелон!
— Вы должны понимать, что мне может понадобиться больше недели.
— Не имеет значения, — ответил Лондон. — У нас будет время, чтобы освоиться. Операция не провалится!
— Да здравствует Ашкелон!
— Ашкелон, — ответил женский голос в Париже.
— Бажарат. Как дела?
— Иногда мне кажется, что все слишком просто. Интересующий нас человек разгуливает в сопровождении таких беспечных телохранителей, которых у нас в долине Бекаа наверняка казнили бы. Французы такие самонадеянные и так беззаботно относятся в опасности, что просто смешно. Мы проверили соседние крыши... они даже не охраняются!