— Потом, потом, мать. Собак распрягать пойду — лежат, языки на снег вывалили. Всю неделю в упряжке. — Легко отстранив Марию Карповну, Степан Васильевич ушел распрягать собак, чтобы залезли они отдыхать от работы в теплые катухи на мягкую подстилку.

Мария Карповна подошла к приемнику. Заметив ракетницу, забытую на столе между селедкой и маринованными огурчиками, Мария Карповна ткнула ею в приемник.

Приемник похрипел, посвистал соловьем и сказал мягким Раиным голосом:

— Тетя Муся, ваши ребята чувствуют себя превосходно. Здоровье у них отличное, аппетит прекрасный. Мария Карповна закричала во двор:

— Степан, Степан! Иди, про ребят передают. Аппетит у них прекрасный.

— У них всегда аппетит прекрасный, — ответил Степан Васильевич со двора. — Собаки так уходились — в катухи заползти не могут.

— Про ребят передают, а ты про собак! — гневно крикнула Мария Карповна. — Ты, никак, собак по катухам на руках разносишь?

Степан Васильевич просунул голову в избу, послушал.

— Где же передают, свистят только. Мария Карповна бросилась к приемнику, принялась его шевелить и подстраивать.

— Что же ты замолчала про ребят-то?.. Сейчас скажет.

— Собакам корм задать нужно.

Мария Карповна ударила по верхней крышке приемника кулаком, как это делают многие нетерпеливые люди.

— Ты послушай, что делается. У Воронина острова под полярной станцией льды лопнули. Самолет к ним пошел, а у них уже полосу разворотило. Евгений Чембарцев потерялся. Поехал сына встречать и потерялся, розыск ведут по радио. Сын сиротой растет, — год назад мать померла, теперь вот отец потерялся.

Степан Васильевич вздохнул.

— Собакам все же корм задать нужно.

Охотник и зверолов сам за стол не сядет, пока собакам своим корм не задаст. И Мария Карповна не могла в этом правиле мужу перечить.

— Директор говорит, Наташа и Леня ребята способные, только очень торопятся, — сказало радио Раиным добрым голосим. — Тетя Муся, вы не огорчайтесь, сейчас все ребята торопятся. Может, им витаминов много дают. Я как на них посмотрю — и глазах рябит. И все-то они знают, и обо всем рассуждают. Только что Наташка и Ленька у меня тут толкались... — Радио снова засвистало, завыло, заулюлюкало.

Мария Карповна принялась его трясти, и постукивать, и подшлепывать. Она даже вспотела, борясь таким образом с электрическим мусором в атмосфере. Она была уже красная, и волосы ее растрепались, когда вошел со двора Степан Васильевич.

— Ух, враг, — сказала ему Мария Карповна. — Вот они, твои детки. Все в тебя, всё куда-то торопятся, только предметами заниматься не торопятся.

— Здоровые, сытые — вот и торопятся, — спокойно ответил Степан Васильевич. — Где-то у меня мазь была? По льду собаки шли. Лед острый, как рашпиль, — собаки все лапы в кровь изодрали.

— Успеешь! — закричала на пего Мария Карповна. -

Уймись — про детей послушай.

— Тетя Муся, двойку Леня исправил, — вдруг сквозь свист и треск произнесло радио.

Мария Карповна растерянно повернулась к мужу.

— Это какую двойку?!

— Обыкновенную, — ответил Степан Васильевич, но дальше шутить остерегся: в глазах Марии Карповны было столько гневной печали, недоумения, усталости и досады, что Степан Васильевич посадил ее на стул и погладил, как маленькую, по голове. — Ты вроде похудела, что ли? Может быть, в отпуск тебе? На курорт?

— Что я там не видала? Жару я твою не видала? — Представила Мария Карповна черноморский зной летом, очереди в кафе и рестораны, чтоб пообедать.

Потом Мария Карповна втянула запах духовитых щей, которые наварила к приезду мужа и уже третьи сутки кипятит и морозит, чтоб не прокисли, и направилась к печке. По дороге вспомнила она Ленькину двойку и грозно потребовала, поворотясь к мужу.

— Степан, где ремень? Куда ты ремень спрятал?

— А где моя мазь? — спросил Степан Васильевич в свою очередь.

— Вон она, твоя мазь, на подоконнике.

Степан Васильевич снял с себя ремень, протянул жене.

— Ты ремень, что ли, спрашивала? Мария Карповна посмотрела на ремень долгим тоскливым взглядом.

— Ух, Степан, ух, враг. Чего ты мне этот ремень суешь? Зачем мне ремень, если выпороть некого? Как я их выпорю, если я тут, а они там? Интернаты специально придумали, чтобы ребят от ремня спасать.

— Ничего, собак запряжешь — погоди, отдохнут, — в поселок съездишь, устроишь им выволочку — и обратно. Только, слышь, не задерживайся, по гостям-то не больно бегай, мне без тебя скучно жить. — Степан Васильевич опоясался ремнем, понюхал собачью мазь — видать, крепкий от нее дух шел, если его лицо перекосилось и сморщилось, — чихнул громко и ушел собакам лапы лечить.

— Умный какой, как Ленька, — проворчала ему вслед Мария Карповна. Имена своих старших сынов она в суете не поминала, только к месту и с гордостью, поскольку один уже работал механиком, а второй учился на инженера-металлурга. — Я на поездку сколько дней потеряю — туда, обратно да там побыть? Я их погодя выпорю, когда они на каникулы в марте приедут. — Мария Карповна достала щи из печки, большущую миску, котлет оленьих, тушенных в подливе с чесноком и перцем. Пожалела своих невесток, которым в Норильске за всяким продуктом нужно в магазин бегать. Пожалела Наташку и Леньку, которым тоже, наверное, оленьих котлет хочется, поскольку они очень их любят и съедают по десяти штук враз, а потом ходят — от живота стонут. Всхлипнула Мария Карповна тихонько, чтобы муж во дворе не услышал, и прошептала: — Обросли небось. Под ногтями, наверное, уголь...

— Зимовка Соленая Губа, — сказало радио ласковым Раиным голосом. — Тетя Муся, напоминаю: в пятнадцать часов тридцать минут вы услышите ваших ребят. Они будут говорить.

— Я им поговорю! — Мария Карповна подошла к этажерке, чтобы разглядеть своих младших ребят, Наташку и Леньку, среди фотокарточек старших сынов и невесток, а когда нагляделась, подумала: "Наташку надо бы приголубить, помягче с ней надо, все ж таки девочка". Но вслух Мария Карповна произнесла: — Радио придумали, чтобы детей не показывать. Не могут телевизоры матерям поставить. Может, они с лица осунулись. Мать по телевизору все разглядела бы, а по радио что увидишь? — Радио захрипело. Мысли Марии Карповны передвинулись ближе к реальной жизни. — Ну, если они кашляют или хрипят, я и по радио обнаружу. Я им покажу, как с голыми шеями бегать.

Радио засвистело, захохотало оглашенным небесным горлом. Мария Карповна покрутила настройку. Хорошо поставленными голосами московских дикторов радио сообщило ей, что в итальянской провинции Пьемонт произошло наводнение, от которого особенно пострадали крестьяне. В Токио двести студентов университета, избитые полицейскими, доставлены в госпиталь. В Северной Ирландии...

Мария Карповна с тяжелым вздохом перевела волну. Она понимала, конечно, что ни Ленькина двойка, ни Наташкин кашель по сравнению с мировыми событиями никакого значения не имеют, и все-таки ей очень хотелось, чтобы ни двоек, ни кашля у ее ребят не было.

В кабинете физики в кладовой сидели на корточках Ленька, Коля и Наташка. Наташка сгребала рукавицей осколки стекла в кучку.

— Кокнулся, — говорила она.

Ленька поднял прибор, который "кокнулся", поставил его на полку.

— Ой!.. Нам влетит. — Наташка порезала палец, сунула его в рот.

— Не беспокойся, — сказал Ленька. — Влетит как надо.

— Чего же влетит?.. — Коля посопел немного, уселся на пол поудобнее. — Починить можно.

— Разбитую?

— А мы внесем... — Коля полез под пальто в карман курточки. Положил перед Ленькой десять рублей. — У меня двадцать было. Десятку я на подарок истратил.

— У нас тоже было по пять рублей — Наташка все извела, на конфеты.

— Я же не знала, — сказала Наташка. — Я же... — И вдруг вскочила, прижалась ухом к двери. — На обед звонят, — прошептала она и заголосила тихонько: — Ой-ой-ой...