Очередной эпилептический приступ.

– Нет. Пожалуйста, только не сейчас. Не сегодня.

Но никто не слышал ее молитв, никто не в силах был ей помочь.

Элли ощутила неприятный металлический привкус во рту, тело не слушалось. Пересиливая себя, она встала со стула и попыталась дойти до кровати. Вокруг все кружилось.

Сделав всего несколько неуверенных шагов, Элли попыталась ухватиться за спинку кровати, но, потеряв равновесие, упала рядом, стащив покрывало. Слезы отчаяния хлынули из ее фиалковых глаз. Она лежала на полу, не в силах пошевелиться, и смотрела в потолок. Через мгновение она потеряла сознание. Красота долгожданного дня вдруг померкла, Элли потеряла чувство времени и пространства, она шептала и кричала в исступлении, но никто не слышал ее – она была одна.

– Простите меня. Простите. Я виновата… – произносила Элли снова и снова.

Ли провел бессонную ночь в отеле города Сандаун. Он лежал в постели и думал, что все могло бы быть по-другому. В девять часов пятнадцать минут утра оставался все тот же единственный вариант развития событий. Ли оделся, повязал галстук, загрузил пару чемоданов в машину и направился Е на ранчо к невесте.

Примерно через полчаса он свернул на проселочную дорогу, ведущую к ранчо, и на него нахлынули воспоминания двухнедельной давности.

«Я заказала солнечную погоду». Ли ухмыльнулся, вспомнив эти слова, произнесенные Элли в их последнюю встречу. А ведь ее желание выполнено, сегодня, в день ее свадьбы, и впрямь стоит замечательная солнечная погода, дует легкий ветерок, вокруг на многие мили раскинулись зеленые луга, и каждый цветок и лист радуется наступающему лету.

Ли утопил педаль газа и вспомнил, как первый раз приехал на ранчо десятилетним озлобленным, безнадежным подростком, который боялся всего на свете.

Уилл и Клэр Шайло изменили его. Они забрали его с улиц Денвера, привезли в Сандаун, а вернее, к себе на ранчо.

И теперь, через двадцать три года, он возвращается на ранчо, чтобы жениться. Много событий произошло в его жизни. Сейчас он вспоминал их, как и тот разговор с Куртом Томпкинсом, его начальником.

– Может, ты хочешь повышение в должности или больше денег? Черт побери, я не хочу, чтобы ты уходил, я не хочу терять такого работника. И я не понимаю, как ты можешь променять Хьюстон на какой-то заброшенный городок в штате Монтана.

Ли самому не нравилась такая идея – ведь он проработал в корпорации у Курта последние десять лет, и восемь из них – менеджером.

– Я передал все дела Дэйву, – парировал Ли, он все знает и умеет. Я доверяю ему и уверен, что у тебя не будет с ним проблем.

Курт недовольно покачал головой.

– Я все равно не понимаю, – ответил он, пожимая плечами.

Ли знал, что Курт никогда не поймет его.

– Я обязан Уиллу Шайло жизнью, – проговорил он, – и теперь пришло время вернуть долг.

Ли поправил солнечные очки. Да, он вернет долг – долг чести. Беда состояла в том, что Элли – часть долга. Она слишком юна и наивна, чтобы понять, чего ей будет стоить брак с Ли.

Зато Ли хорошо все понимал. Но чувство долга превыше чувства вины и несправедливости. Он дал обещание супругам Шайло и обязан сдержать его. Ли окинул взглядом окрестности – вскоре все по праву станет его собственностью. А ведь когда-то он не смел и мечтать о таком роскошном подарке. Ли ухмыльнулся.

– Да, кем я был, и кем стал.

Он давно распрощался с прошлым. С. теми временами, когда всеми забытый жил на улице. Но все изменилось с тех пор, как его забрала к себе семья Шайло. Вначале он принял их поступок за жалость и был оскорблен – ведь для него его жизнь была нормой. Но он ошибался, и очень скоро он почувствовал истинное гостеприимство и увидел нормальную жизнь.

Ли еще мальчишкой хорошо знал, что значит жить в нужде, голодать, терпеть, когда бьют и обижают, и быть не в силах дать отпор. Его жизнь была такой до тех пор, пока Уилл и Клэр не забрали его с улицы к себе, проявив безграничную доброту. К их сорока годам они уже отчаялись завести своих детей.

В новой семье Ли окружили заботой, терпели и понимали все его выходки, но и приучали к труду. В ответ в первый же год своего пребывания на ранчо он умудрился притащить в дом десять птенцов грифа. Даже такое озорство сошло ему с рук. Что бы он ни делал, что бы ни вытворял, его не отсылали обратно.

– Ты можешь делать все что хочешь, – однажды сказал ему Уилл. – Даже если задумаешь совершить что-то безумное, учти одно, теперь у тебя есть дом, твой дом и семья, где тебя всегда поймут.

Тогда слова Уилла произвели на него большое впечатление. Впервые в жизни он понял, что нужен кому-то, что о нем заботятся и переживают за него. Пусть всего лишь два человека, но он по-настоящему что-то значит для них.

Ли остановил машину и посмотрел на дом. Здесь он когда-то узнал, что это значит, когда тебя любят и у тебя есть семья. А теперь его ждет здесь невеста.

Элли. Они выросли вместе. Милая, – смешная девочка, на устах которой всегда играла улыбка, была неожиданным и, конечно же, очень желанным ребенком.

Ли помнил день, когда она родилась, как тяжело проходили роды. Клэр чуть не умерла тогда. Ли было четырнадцать, и он почти ненавидел ребенка, который мог убить Клэр. Но стоило ему увидеть крошку, ее чудесное личико, потрясающие глазки, и он сразу полюбил ее. Каждый, кто видел малышку, был ею очарован.

Уилл и Клэр души в ней не чаяли, они оберегали и заботились о ней, она стала чудом, на которое уже перестали надеяться.

Появление малышки подтвердило сомнения Ли: он был неродным ребенком в любящей семье, чужим для них, и, как бы сильно его здесь пи любили, рассчитывать в жизни может только на себя. Он понял разницу: Элли – родной ребенок и по праву носит фамилию Шайло. Несмотря на то что Уилл и Клэр много сделали для него, они никогда не предлагали ему взять их фамилию. Эта мысль, закравшись еще в детстве, не покидала Ли в жизни ни на секунду.

Он вышел из машины, вдохнул полной грудью свежий воздух, поправил галстук, провел рукой по лацканам пиджака и присел на поваленное дерево. Нахлынувшие воспоминания словно не пускали дальше, не давали преодолеть последние метры к дому.

Элли было всего четыре года, когда, получив стипендию, Ли отправился в колледж. Когда ей исполнилось восемь, в свои двадцать два Ли получил диплом менеджера среднего звена. Он вернулся в Сандаун на похороны Клэр, когда Элли стала уже шестнадцатилетней барышней.

Потом и Уилла не стало. Ли охватило отчаяние: ведь всего месяц назад Уилл звонил ему домой, а три недели спустя, когда Уилл уже находился при смерти, он взял с Ли обещание, которое тот поклялся исполнить.

– Знаешь, она особенная, наша Элли, – почти шепотом говорил Уилл. Лицо у него было мертвенно-бледным, и каждое слово давалось ему с трудом. Монитор безжалостно отсчитывал каждый стук его сердца. – Она не такая, как все. Она… хрупкая, нежная. Она очень нуждается в тебе, сынок, и ты должен пообещать мне, что никто и никогда не обидит и не причинит вреда Элли, что никто не приберет к рукам ранчо и землю – все, на что мы с Клэр положили наши жизни. Ведь все это ради Элли, ради нашей девочки.

Хрупкая – слово, которое Уилл и Клэр всегда употребляли, говоря об Элли. Однако в глубине души Ли понимал, что это не то слово, которым можно определить состояние Элли. Честно говоря, Ли немного знал о ее болезни, но совсем не хотел знать больше. Клэр и Уилл неохотно говорили на любые темы, связанные со здоровьем Элли, хотя и не скрывали правды. Ведь когда у Элли начались приступы, Ли сам был еще ребенком.

А если говорить, положа руку на сердце, то все, что происходило с Элли, пугало Ли. Он искренне боялся и переживал за нее, потому что ничего не мог сделать, ничем не мог ей помочь.

– У нее лихорадка, – говорила Клэр всякий раз, когда у Элли начинался приступ, и тут же выдворяла Ли из се комнаты. – Всего лишь лихорадка. У нашей малышки это врожденное. Но она вырастет, и у нес все пройдет.