Интересно вам читать «Приключения Тома Сойера»? Еще бы! А «Трех мушкетеров», «Таинственный остров», «Айвенго»? Ну конечно! Все эти книги написаны так увлекательно, не оторвешься. А вот статьи об этих книгах часто бывают скучными: откроешь — и с огорчением снова закроешь.

Сейчас вы откроете книгу, читать которую интересно.

— Как вам удалось так увлекательно написать о «Графе Монте-Кристо»? Читаешь с не меньшим волнением, чем сам роман! — спросила я у автора этой книги.

Он ответил:

— Когда я писал, мне казалось, что я опять стал четырнадцатилетним.

Очень немногие взрослые могут похвастаться такой редкой способностью: снова и снова чувствовать себя четырнадцатилетними. Ефим Семенович Добин — один из таких взрослых. Известный и опытный литературовед, критик, он почти полвека пишет статьи и книги для взрослых читателей о литературе и об искусстве кино, а теперь, в преклонном уже возрасте, решил обратиться к другому читателю, к подросткам. Что же это за книга? Чем она будет вам интересна?

Прежде всего тем, что скучное слово из учебника — «сюжет» — окажется волшебным словом и завладеет вашим воображением. Вы пройдете по страницам многих книг, знакомых вам раньше и еще незнакомых, но все эти книги вы увидите теперь иными глазами.

Читая «Пиковую даму», или «Шинель» Гоголя, или «Муму», мы верим: перед нами — сама жизнь. И это правда: в настоящей литературе жизнь предстает такой, как она есть. Но оказывается, это вовсе не значит, что писатель просто описывает все, как было на самом деле. Он отбирает факты, изменяет их, иногда выдумывает, — только пройдя через его творческое воображение, жизнь становится литературой, а литература отражает правду жизни.

Вот об этом и написана «История девяти сюжетов». Как было на самом деле — и как стало в книжке? Какие факты писатель взял из жизни, а какие отбросил? Почему в книгах все изображено иначе, чем было на самом деле, а мы все равно верим писателю и его правде?

Дело в том, что писатель не только рассказывает о жизни, он еще и хочет сказать нам что-то очень важное, донести до читателя мысли, которые он передумал, и чувства, которые перечувствовал.

Сколько раз мы читали «Муму», жалели Герасима и его собачку, но никогда еще мы не задумывались о том, над чем заставит нас задуматься Е. С. Добин.

О «Капитанской дочке» он сам рассказывает: «В детстве я читал эту книгу и думал, что все понял. Гораздо позже я узнал, как трудно было Пушкину найти главного героя повести, понять его отношения с Пугачевым; узнал, какие разные пути искал Пушкин, — только тогда я по-настоящему понял «Капитанскую дочку». Мне захотелось помочь читателю пройти этот путь быстрее, чем прошел его я…»

Всем, что знает Ефим Семенович Добин, он всегда хочет поделиться с людьми. Вот и книга, которую вы сейчас откроете, — щедрый подарок человека, которому хочется, чтобы вы узнали радость глубокого понимания литературы, потому что всякое настоящее знание — это всегда радость.

В 1862 году появился знаменитый роман Виктора Гюго «Отверженные». Он потряс французских читателей, да и не только французских.

Ознакомившись с романом и наведя некоторые справки, видный французский журналист Арман де Понмартен поспешил в городок Грасс. Узнал, где находится убежище для духовных лиц, удалившихся на покой, и разыскал там 86-летнего старика, каноника Анжелена.

В какой связи находятся эти — далеко не равноценные — события?

Об этом я и хочу рассказать.

За тридцать пять лет до появления в печати «Отверженных» молодой литератор Виктор Гюго заинтересовался слухами об умершем в 1818 году епископе города Динь, монсеньере Миолли.

Его удивительная скромность, бескорыстие, отзывчивость, множество добрых поступков — качества, по-видимому, довольно редкие в среде высшего духовенства, — снискали ему всеобщую симпатию.

Личность добродетельного епископа завладела воображением Гюго. Он раздобыл подлинную рукопись диньского епископа. Это было богословское сочинение. Называлось оно: «Краткое изложение учения Священного Писания, разъясненного Вселенскими Соборами и отцами церкви».

У Гюго возникла мысль о романе «Рукопись епископа». Он даже заключил (в 1832 году) договор с книгоиздательством на книгу под этим названием.

Однако она не была написана.

Больше того, Гюго и не начинал ее писать.

Великий романист имел обыкновение тщательно сохранять все черновики, предварительные наброски, заметки, планы своих произведений.

От замысла «Рукописи епископа» не осталось никаких следов.

И все же замысел не погас окончательно. Через полтора десятка лет Гюго вернулся к давно облюбованной фигуре монсеньера из Дпня.

Черты епископа Миолли отчетливо проглядывали в образе одного из центральных героев «Отверженных» — епископа Мириэля.

В материалах к роману сохранился даже набросанный самим Гюго план города Дииь с указанием улиц, площадей, бульваров и памятников.

Замысел, однако, изменился в корне.

Гюго заинтересовался не епископом-богословом и его сочинениями, а добрым человеком. Воображение художника пробудил один реальный случай из жизни Миолли.

Это была встреча епископа с каторжанином. Иерарха католической церкви тронула участь отверженного галерника. Он вмешался в его судьбу и совершил благородный поступок.

Каторжника звали Пьер Морен.

В романе он назван — Жан Вальжан.

В двадцатилетнем возрасте Морен решился на кражу. На это его толкнуло отчаяние. Сестра и семь ее детей буквально умирали с голоду. Пьер взломал оконную решетку булочной и украл хлеб.

Расплата была жестокой: пять лет каторжных работ. Он их отбыл на галерах.

Когда «Отверженные» вышли в свет, давно уже не было в живых ни епископа из Диня, ни Морена.

Виктор Гюго жил тогда в изгнании, на острове Гернси. Правительство не могло ему простить гневных, пламенных выступлений против императора Наполеона III — узурпатора, растоптавшего республику, возникшую в огне революции 1848 года.

Вся Франция с восторгом и упоением читала «Отверженных». А услужливая консервативная критика с бранью напала на роман, в котором Гюго смело обнажил зияющие язвы денежного общества.

Особенным нападкам подверглась горестная история Жана Вальжана.

«Как?! — негодовали критики. — Во Франции судья приговорил к каторжным работам человека, с голоду укравшего хлеб? Этого быть не может! Это неправдоподобно! Это клевета на законы Франции, на суд Франции, на общественный строй Франции!»

На самом же деле приговор, вынесенный Пьеру Морену, не был ни единственным, ни случайным.

В архиве Гюго сохранилась выписка из французского судебного регламента. Указаны преступления, карающиеся каторжными работами. В перечислении значится «кража со взломом».

Судьям не вменялось в обязанность вникать в обстоятельства или личность обвиняемого.

Факт взлома автоматически влек за собой приговор к каторжным работам.

Когда мы читаем увлекательнейшие литературоведческие изыскания (я чуть не сказал: приключения) талантливого ученого Ираклия Андроникова (вроде «Загадки Н. Ф. И.»), мы убеждаемся, как удивительно интересны могут быть не только результаты, но и сами перипетии, самый ход поисков.