Адам делает шаг ко мне.

— Этот город катится вниз, много лет люди в этом баре получали кайф, и теперь у тебя внезапно появилась совесть?

У меня открывается рот.

— Скажи, что ты на самом деле думаешь.

Пол вмешивается.

— Это неправда. Мы держим это место чистым. У нас никогда не было проблем.

Адам сжимает челюсть.

— Интересно, почему это, — он все еще смотрит на меня, когда приближается. — Милый наряд, — говорит он.

Я смотрю на свой костюм строителя. Моя челюсть дрожит.

— И что? Ты использовал наш бар для отслеживания сделок с наркотиками? Может, стоило поставить нас в известность.

— И ты бы поиграла в мстительницу, как сегодня? Этот парень маленькая пешка в огромной шахматной игре, что ведется с наркотиками в Сидар-Ридж. Он должен был вывести нас к более крупной рыбе, но теперь я должен забрать его и зарегистрировать.

— И что, это моя вина? Я пыталась помочь тем девушкам, — кричу я.

— Ты дурачишься, веселишься и делаешь вид, будто все в порядке. Но угадай что, милая? Это не мир Лии. Дерьмо случается. Люди умирают.

Он сделал это заявление так, словно я каким-то образом способствую кончине мира.

Мое тело дрожит. Я перестаю обнимать себя и поднимаю руки в воздух.

— Точно, Адам. Люди умирают. Он мертв!

— Кто мертв? — спрашивает он.

— Брэд! — кричу я.

Внезапно все вокруг замирает. Живот ухает вниз, а к голове приливает кровь и набегают слезы.

От самого сурового крика до самого низкого шепота, я протягиваю руки и заявляю:

— Брэд мертв.

Он выглядит так, словно его только что ударили в живот. Темные глаза блестят, влага скапливается в уголках, угрожая вот-вот пролиться. Его рот открывается и закрывается. Руки взлетают к волосам и убирают их назад, потянув за концы. Рот сжат. Сжат так сильно, что боюсь, он развалится на части, если ослабит напряжение.

— Не знаю, что у тебя за крестовый поход, но это его не вернет. Ты прав, что убираешь эту грязь с улиц, но ты не можешь делать это в одиночку. Мы здесь тоже пытаемся, — я указываю на Джуса и Пола.

Смотрю на Адама, мои глаза покалывает от влаги. Второй раз за много недель он спас меня. Неважно, нужно мне это было или нет, он был там. Как бы я не хотела злиться на него, я знаю, что в нем живет хороший парень. Я знала его однажды. Давным-давно. И хочу узнать его снова.

Он сжимает челюсть, глаза наливаются кровью. Но вместо того, чтобы видеть ненависть в его взгляде, я вижу только... страх. Взгляд, который он посылает мне, заставляет мой пульс ускориться, кожу начинает покалывать.

Я смотрю вниз на его костяшки. Они темно-красные и поврежденные. Никто, кто ненавидит кого-то так сильно, как я думала, Адам Рейнгольд ненавидит меня, не стал бы защищать этого человека с той страстью, с которой он защищал меня. И даже не один раз, а дважды.

— Спасибо, — шепчу я.

Его ресницы трепещут, когда мои слова долетают до него. Он понятия не имеет, почему я благодарю его. Это хорошо.

Делаю последний дрожащий, глубокий вдох и ухожу. Мне больше нечего сказать. Может быть, я не в себе, но я не хочу бороться. Не сегодня. Уже нет.

— Дай я тебя провожу, — говорит Джус, когда я выключаю свет в «Необъезженном жеребце».

— Я в порядке. Сомневаюсь, что что-то случится, пока я иду тридцать футов от задней двери к моей машине.

— Основываясь на том, что произошло раньше, всего в двадцати футах от входной двери, думаю, можно с уверенностью сказать, что тебе никогда не стоит делать предположения, — он придерживает для меня дверь, а затем смотрит, как я запираюсь. — Опять же, у тебя всегда есть личный телохранитель.

Я вытаскиваю ключ из замка и поворачиваю кольцо вокруг пальца.

— Да. Ты всегда где-то поблизости.

— Я говорил не о себе, — он кивает на Мэйн-стрит.

На углу, в патрульной машине лицом к парковке находится Адам.

Я закатываю глаза, а затем смотрю на небеса.

— Великолепно. Теперь у него какой-то комплекс спасателя, — начинаю идти к машине Люка, которую он разрешил мне взять на несколько дней.

— Он стоит там каждую ночь, — говорит Джус так, словно это всем известно.

Открывая дверь своей машины, я произношу через плечо.

— Хорошее место, чтобы забрать людей, покидающих бар. Он думает, мы обслуживает тех, кого не стоит, а затем позволяем всем садиться за руль.

— Ага, я сначала тоже так подумал, — он открывает дверь своей машины.

Я смеюсь про себя, пока открываю дверь и бросаю сумку на пассажирское сиденье. Оборачиваясь, опираюсь на дверную раму и спрашиваю:

— А теперь ты что думаешь?

— Я думаю, он ждет здесь тебя.

Мы с Люком подъезжаем к «Домам для всех душ». Я опоздала на четыре часа, поэтому точно знаю, какая встреча меня ждет.

Сегодня я особенно бодра. Несмотря на драму прошлой ночи, мы с Люком провели чудесное утро, делая то, чем обычно не занимаемся. Все это было частью плана по организации сбора денег прошлой ночью. Было потрясающе видеть сегодня утром, как все задуманное увенчалось успехом.

— Кто-то выглядит злым, — говорит Люк с водительского сиденья.

Мы оба поворачиваемся Адаму, который сверлит нас взглядом. Он стоит снаружи на грязной лужайке центрального дома. Его тяжелый взгляд можно почувствовать даже через толстое лобовое стекло.

— Уверен, что не хочешь остаться и помочь? — спрашиваю я Люка.

— Возможно, в следующие выходные. Прямо сейчас, я, пожалуй, буду держаться как можно дальше... от этого, — он неловко машет Адаму, который не отвечает взаимностью. — Удачи, — присвистывает Люк сквозь зубы.

— Мне она понадобится, — говорю я, хватая сумку, пока выбираюсь из машины.

— Где ты была? — набрасывается Адам еще даже до того, как дверь закрывается. — Я был у тебя в девять утра.

— А я уехала в семь, — машу Люку, когда он отъезжает. Поворачиваюсь к Адаму и вижу его позу крутого парня, с грязными джинсами, ботинками и скрещенными на футболке цвета глины руками. Копаюсь в сумке и протягиваю ему конверт.

— Я писала тебе, что опаздываю.

— И я ответил, что это неприемлемо, — упрекает он, беря у меня конверт. Заглядывает внутрь. — Что это?

— Деньги, которые мы собрали на Ночи Строителей в баре.

Его брови поднимаются.

— Ночь строителей?

— Да, прошлой ночью, когда ты обвинял меня, в трех грехах - любовь к вечеринкам, притворство и флирт - у нас была благотворительная ночь для «Дома для всех душ». И мы заработали приличную сумму.

Он в недоумении смотрит на конверт.

— Это все ты заработала?

— Только треть. Утром я купила игрушки для детей Фрамеров. В четверг я поговорила с их мамой, и она пригласила меня на обед. Нам нужно убедиться, что у Луизы Фрамер есть первоклассная печь, потому что эта женщина может готовить. О, и мы остановились у приюта, чтобы занести детям Микгуса ваучер в аквапарк. Я рассказала парку их историю, и они внесли свою долю, выписав бесплатные билеты на оставшуюся часть сезона.

— Ты принесла им подарки? — спрашивает он, явно ошарашенный.

— Да, чтобы поддержать их.

— И билеты в аквапарк?

— И ириски, — добавляю я, кладя руку в сумку и предъявляя банку. — Я сделала немного и для тебя тоже.

Он поднимает брови и заглядывает внутрь банки, глядя на ярко-оранжевые конфеты.

— Это ты сделала? — закрывая банку, смотрит на меня. Солнце светит ему в глаза, поэтому он щурится. — По поводу прошлой ночи...

Я иду к Тоби и протягиваю ему ириски.

— Я и тебе немного сделала. Итак, какой у нас на сегодня план?

Тоби и Адам обмениваются взглядами. Понятно, что они не привыкли к тому, что я так легко поддаюсь. Я стою и жду своего задания. Поскольку они мне ничего не поручают, я выбираю сама.

Обращаясь к Тоби, я говорю:

— Сегодня я хочу использовать электроинструменты, — мои руки на бедрах, подбородок поднят в воздух.