Перед дверью своей комнаты старик, видимо, раздумал пускать гостя к себе и остановился, повернул свою птичью головку чуть назад и, словно отвечая на мысленные вопросы Ильина, пояснил:

- До революции эта квартира принадлежала моему отцу, архитектору, а потом нас начали уплотнять, и первыми въехала семья Михайловых: отец, машинист, и мамаша её, извините за выражение, посудомойка, с годовалой дочкой Ольгой.

И Ильин в этой характеристике семьи Михайловых остро ощутил многолетнюю враждебность к тем, кто в далеких двадцатых годах потеснил их уютный, благополучный мирок. А старик между тем продолжал, смягчая тон:

- Правда, милую девочку все любили и с детства называли Лялькой. Знаете, как бывает: Оля - Оленька - Лялечка. Забавная была девчонка. Все думали, что она артисткой будет: целыми днями пела и плясала. Ее за красоту, музыкальность и приветливость так весь дом и звал: Лялька-артистка. Потому и оба моих брата, Николай и Сергей, были в неё влюблены. А я и сам в молодости увлечен был её красотой. Да куда мне против моих братьев! Сильные и умные люди были! Ольга-то Михайловна Николаю на чувство ответила, невестой его считалась, хотя и старше на два года была. Да не привелось.

- Война? - с пониманием спросил Ильин.

Старик внимательно посмотрел на него и после некоторых колебаний ответил:

- Да нет, в войну не стало Сергея, нашего старшего брата, ровесника Ляльки Михайловой. Ну а Николай сгинул раньше. Хотя смерть и настигла его позже.

- Это как же могло быть?

- Да вот уж могло, только об этом мы узнали уже через много лет. Подождите минуточку, я вам сейчас их покажу.

И старик зашаркал на плохо гнущихся ногах в недра своей комнаты и вернулся оттуда со старой почтовой открыткой, на которой был изображен вольер со слоном, возле которого толпились посетители зоопарка.

"Еще один чокнутый", - мелькнуло в голове у Ильина, и, перевернув открытку, он прочитал: "Изогиз", Гослит и далее номер серии издания 1936 года.

- Нет, молодой человек, я ещё не выжил из ума, - покачал головой старик, - просто в силу ряда причин фотокарточки моих братьев не сохранились. Мы, трое братьев и Лялька Михайлова, в этот день даже и не знали, что фотограф делает снимок для юбилейной серии открыток о Московском зоопарке. Меня на открытке нет. Я, как смутно вспоминается, отошел в тот момент за мороженым. А открытку уже после тысяча девятьсот шестидесятого года приобрел, случайно увидев в витрине букинистического магазина. Братья мои тут на открытке в толпе крестиками отмечены. А вот эта красавица справа от среднего брата Николая и есть Лялька-артистка, знакомая вам Михайлова Ольга Александровна.

Разволновавшись от воспоминаний, старик потер грудь ладонью и достал дрожащей рукой флакончик с нитроглицерином. И Ильин понял, что пора уходить. И все-таки он спросил, не знает ли старик Аллу Турбину, и если знает, то как давно её видел. Сонм чувств отразился на лице старика, прежде чем он отрицательно покачал головой:

- Сегодня вечером приедет Михайлова и сама вам обо всем расскажет, и после некоторой паузы добавил: - Если сочтет возможным.

Ильин был готов поклясться, что старик, конечно же, что-то знает, но предпочитает не влезать в чужие дела. "Ну что же, его право. Подождем приезда Михайловой. Может быть, и Антонову удастся что-нибудь узнать новое при сегодняшней встрече с его "источником". Как бы то ни было, а с Михайловой надо будет побеседовать до начала завтрашнего совещания у Павлова", - подумал он.

Дверь за Ильиным захлопнулась.

Уже вернувшись в отделение милиции и зайдя в свой кабинет, он полез в карман за носовым платком и вдруг наткнулся на твердый квадратик картона. "И когда я только успел сунуть открытку в карман?" - Ильин неожиданно встревожился.

Эта встреча с прошлым наверняка сулила ему неприятности: "Что-то я стал нервным и суеверным. Сегодня же вечером навещу Ольгу Александровну, верну открытку её соседу и избавлюсь от кошмарного наваждения".

Тем не менее он был заинтригован: каким, интересно, образом можно сгинуть раньше, а погибнуть позже, как это произошло с соседом Михайловой? Ему с трудом, но все же удалось отбросить от себя ненужные вопросы: в его работе и без того тайн хватает.

Назавтра Ильин вновь отправился по знакомому адресу. На сей раз он выбрал из всех звонков один, с зеленой кнопочкой. Дверь открылась почти сразу, и он увидел женщину, совсем не похожую на ту, что рисовал в своем воображении. Несмотря на поздний вечер и домашнюю обстановку, она была одета в хорошо отглаженные темные брюки, белую накрахмаленную блузку и черные лакированные туфли. Худощавая, с гладко зачесанными назад волосами, собранными сзади в пучок, смуглым продолговатым лицом, которое обрамляли молодящие её крупные серьги с янтарем. А главное, поражал её ост-рый и внимательный взгляд, испытующе устремленный на него.

"Да, эта женщина прямая противоположность соседу-старику. И совсем не подумаешь, что старик - из благородных, а она - дочка работяги", - было первой мыслью Ильина. Он вошел в комнату вслед за женщиной, отметив про себя её прямую спину и горделивую осанку. В комнате была в основном старая мебель, но чешские полки с последними изданиями как бы подчеркивали, что их хозяйка живет отнюдь не прошлым. Не давая ему много времени на осмотр, Михайлова предпочла прямо перейти к делу:

- Семен Климентьевич меня предупредил, что вы интересовались моей бывшей воспитанницей Аллой Турбиной. Надеюсь, вы понимаете, что, не зная, в чем дело, я вынуждена буду отказать вам в каких-либо сведениях.

Это было произнесено столь категорическим тоном, что Ильин, который ничего не собирался говорить о гибели Турбиной, опасаясь за здоровье старой женщины, переменил свое решение и кратко сообщил об убийстве девушки. Но она проявила редкое самообладание, правда, бледность на смуглых щеках и пальцы, крепко сжавшие спинку стула, выдали её смятение. С минуту она молчала, и Ильин не торопил её. Наконец слегка дрожащим голосом она заговорила и уже через пять минут Ильин знал главное.

Алла Турбина росла у Михайловой на глазах. Девочка была к ней привязана и время от времени посещала свою старую няню, хотя и не научившую её разговаривать по-французски, но привившую любовь к чтению и соблюдению правил этикета. Правда, в последние годы девушка навещала её совсем редко, но на Новый год и в день рождения - обязательно. Последний раз она пришла к ней неожиданно и попросила о необычном одолжении: взять на временное хранение конверт с каким-то прямоугольным предметом. Девушка не вдавалась в детали, а ограничилась лишь просьбой спрятать и сохранить этот конверт, пока она за ним не придет. Объясняя свою необычную просьбу, Алла только сказала, что её лучшая подруга попала в беду, а этот конверт является гарантией её безопасности.

- Больше она ничего не добавила, но для меня было достаточно.

Ильин боялся поверить в столь неожиданную удачу:

- А этот конверт и сейчас у вас? - хрипло спросил он.

- Нет, не у меня. Два дня спустя, днем, она забежала ко мне буквально на три минуты и, торопясь, забрала конверт, сказав, что он ей срочно понадобился.

- Так у вас теперь этого конверта нет? - разочарованно протянул Ильин и ляпнул: - А вы, случайно, не заглянули в конверт, чтобы узнать, что в нем?

Взгляд женщины посуровел, какие-то мгновения она искала нужный ответ, а потом нарочито медленно, с расстановкой сказала:

- Даже если бы конверт не был запечатан, я бы не сочла возможным без разрешения заглядывать в чужие, не принадлежащие мне вещи!

И Ольга Александровна, желая сгладить неловкость, перевела разговор в другую плоскость.

- А вот парень, сопровождавший её в тот раз, мне сразу не понравился, хоть и не сказал ни слова.

Ильин в волнении даже вскочил со стула:

- Так она за конвертом заходила не одна?

- Да, представьте себе. Вид у неё был подавленный и растерянный. А этот парень, высокий, широкоплечий, просто стоял за её спиной и ничего не говорил. Из себя видный, прическа модная, на прямой пробор, одет в белую рубашку и синие брюки. Вид у него спортивный. Но взгляд какой-то настороженный, и держался он напряженно, словно ожидал внезапного нападения. Я его хорошо запомнила: очень уж у него характерное лицо.